Война мага. Том 4: Конец игры
Шрифт:
— Наши давно готовы. — Аррис последний раз погладил перевязанное предплечье и встал. Лук остался висеть за спиной в саадаке, сегодня для боя эльф выбрал небольшой арбалет, его можно было заряжать и одной рукой.
— Тогда ждите меня, — распорядился Арбаз. Его сородичи уже собирались — все в разномастной кованой броне, с причудливыми боевыми устройствами-огнебросами, скрещенными с топорами, секирами и даже мечами. Сам предводитель гномов встал, последний раз кивнул эльфам, бросил на лицо глухое зеркальное забрало и что-то забубнил себе под нос, не обращая больше ни что внимания.
— Идём, Аррис. — Ульвейн тоже
Никто не допускал даже мысли, что «полк» Арбаза может оставить его тело врагам, кем бы они ни были.
Ворот в наспех возведенном частоколе эльфы-строители не предусмотрели. Арбаз ловко набросил поверх городьбы стёсанное бревно, с лёгкостью, какой никогда бы не заподозрили в грузном, перевитом вздутыми мышцами теле, взбежал на самый верх, замер, балансируя, на виду у всего козлоногого воинства.
— Вы! — заорал, надсаживаясь, гном. — Рогатые вонючки! Мешки с трухой! Гнилозадые коровы!..
Козлоногие — те, кто мог говорить, или хотя бы рычать, — встретили эти слова истошными воплями. Неважно, что гном говорил на языке, созданном Хедином для своих подмастерьев и знать его твари вроде бы никак не могли; неважно, что ругательства эти были совершенно лишены остроумия или подлинной насмешки; Аррис с Ульвейном подозревали, что кричать Арбаз мог и что-то вроде: «да здравствует великий Неназываемый, наш бессмертный вождь и учитель!», и это сработало б не хуже.
Гном удовлетворённо кивнул и ловко спрыгнул вниз — ещё одна небольшая привилегия подмастерьев Познавшего Тьму. Следом за ним посыпались его однополчане.
— Держись, сейчас начнётся, — проворчал Аррис, останавливаясь и плотно зажмуриваясь.
Они с Ульвейном едва успели. За частоколом что-то взорвалось так, что, казалось, сейчас лопнет само небо. Ослепительная вспышка прогнала ночную темень, чисто-снежное пламя, собственное клеймо Арбаза, взметнулось до звёзд и выше, заставив их угаснуть. Рёв козлоногих сменился долгим, протяжным и высоким воем, словно великое множество смертельно раненых волков пело последнюю песнь.
— Поспешим, — потянул Арриса Ульвейн. — Мне без тебя не справиться.
Остальные из их отряда уже бежали к частоколу: гномы лихие рубаки, но, когда они станут отходить обратно за городьбу, им потребуется каждый лук, каждая стрела и каждое боевое заклятье, что поможет сдержать живой прилив воинов Неназываемого.
— Кристалл?..
— При мне, не волнуйся, Аррис. — Ульвейн шагал быстро, как только мог, и уже задыхался.
На самой вершине холма речными окатышами, взятыми в пересохшем русле, эльфы выложили множество рун — дюжину дюжин, если точно. Выверенные по луне и звёздам, они связывали смерти чувствующих существ с оковавшей Мельин оболочкой.
Некромантия чистой воды, как сказал бы старик Даэнур, доведись ему увидеть подобное. По давней человеческой привычке дуотт бы долго и восхищённо цокал языком, восторгаясь изобретательностью сопряжений и необычностью переходов; заклятье, правда, вызовет немалые разрушения, но чего их бояться в этом безлюдье!
Двое Тёмных эльфов встали в самый центр рунного круга. Ульвейн сжимал в чуть подрагивающих пальцах покрытый трещинами кристалл Арбаза — их единственную надежду вырваться из мельинской
ловушки.За частоколом гремело и полыхало. Стало светло, как в яркий полдень, вой козлоногих терзал слух. С городьбы свистнула первая стрела, обернувшись росчерком пламени — орда ринулась на очередной приступ.
— Начинай, Ульв, не успеем…
— Успеем, Аррис, всё успеем. — Тёмный эльф старался подпустить в голос побольше уверенности. — Арбаз дело знает. Видишь, руны вспыхивают? И впрямь бьёт «болтунов», на выбор, не загрязняя их эманации смертями обычного стада.
По трещинам кристалла тоже побежали цепочки белых огоньков, раздалось негромкое потрескивание. Негромкое — но почему-то отлично слышимое в рёве и грохоте разгоревшегося сражения.
— Сейчас… сейчас… — Ульвейн лихорадочно водил тонкими пальцами по трещинам в кристалле, словно пытаясь проследить их рисунок. Руны горели всё ярче, за рядами остроконечных брёвен вновь полыхнуло белым — Арбаз в очередной раз использовал свой знаменитый заряд.
— Пора, брат. — Аррис не знал всех деталей заклятья, но чувствовал скопившуюся и готовую вот-вот вырваться из узды силу.
— Пусть все отходят, — сквозь зубы, не отрывая взгляда от кристалла, проговорил Ульвейн. — Гномов это тоже касается.
Дозваться неистового предводителя бородатых воинов удалось не сразу.
— Что?! Отходим? Да мы только-только во вкус вошли! — проревел Арбаз.
— Проклятый хвастун, — зашипел Аррис. Заклятье позволяло слышать не только похвальбу гнома, но и стоны его раненых товарищей. — Они потеряли самое меньшее пятерых, сейчас выносят их с поля…
Ульвейн не ответил, он трясся, не отрывая взгляда от разваливающегося прямо у него в руках кристалла. Из трещин вырвалось пламя, охватило ладони эльфа — тот заскрежетал зубами, но пальцев не разжал.
Гномы уже вовсю лезли через частокол, товарищи Арриса и Ульвейна встретили козлоногих настоящим вихрем и стрел, и заклятий, но, видать, сегодня Арбаз взбесил тварей из Разлома как-то по-особенному. И «болтуны», и «крикуны» и «стадо» — все рвались вперёд, огромными прыжками, вспыхивая, умирая и распадаясь чёрным пеплом прямо в воздухе, но не останавливались и не поворачивали назад, как не раз случалось прежде за время осады.
…Арбаз, как и положено, последним перевалился через городьбу. Броня гнома стала совершенно чёрной, и сам он больше всего напоминал диковинный, почему-то оживший кусок угля.
— Эй-гой! Аррис, Ульвейн! — Рёв предводителя гномов слышен был повсюду в лагере безо всякой магии. — Мяско-то мы, кажись, слегка пережарили. Пованивать начинает! — Он повернулся, задрал ствол бомбарды высоко в небо, пригнулся и нажал спуск — из жёрла вырвался ярко-жёлтый шар, взмыл вверх и нарочито-медленно стал опускаться.
— На крайний случай берёг, — крикнул гном. — А ну, все ложись, живо!
Шар скрылся за частоколом; Аррис потянул было Ульвейна, но Тёмный эльф успел: кристалл разлетелся мелким крошевом, над городьбой поднялась вторая стена, призрачная и мерцающая. Она-то и приняла на себя удар, разметавший, точно лучинки, заострённые брёвна, выдравший их из земли и отбросивший на десятки саженей. Холм окружило море пламени, на время оттеснившее даже обезумевших козлоногих. Над центром рунного круга появилось лёгкое дрожание, словно нагретый воздух над камнями в яркий солнечный день.