Война мага. Том 4: Конец игры

Непонятно, что задумал Ракот. Скорее всего — ничего. К сожалению. Взъярился, глаза заткало красным — и он ринулся в бой, забывая обо всём. Сейчас Спаситель его отбросит, и…

— Осторожно, брат! — вороном каркнул Хедин. — Закон…

Он хотел напомнить забывшемуся брату о Равновесии. Но — не успел.

Ракот стянул в тончайшую нить всю силу, что текла сквозь Эвиал, или же огибала его — там, где ещё сохранилась чёрная броня некогда закрытого мира. Тоньше волоса, тоньше наимельчайшей тварной частицы — его оружие ударило неотразимо, навылет пронзив грудь Спасителя и обращая в облака золотого пепла развернувшуюся тропу у того за спиной.

За всех, обманутых, растративших жизни на молитвы и послушание. За всех, кто мог стать героем, созидателем, воином или капитаном, открывателем новых земель, кто дерзнул бросить вызов косному бытию — и не стал, разменявшись на обещание «награды в посмертии», «воздаяния за порогом бытия». Ничего там нет, за этим порогом. Серая пустота, мелькали яростные мысли. Пустота, и её не заполнишь чужой верой, даже самой искренней и истовой.

И я ударяю, я атакую, забыв о законах и Весах. Ответ — на мне. Я приму то, чему суждено обрушиться, но не смиренно, а буду драться вплоть до ногтей и зубов. Драться, перестав быть богом, магом, оставаясь лишь человеком; до тех пор, пока не лопнут перенапрягшиеся мышцы и не выгорят глаза.

Драться, так же, как дерётся сейчас статный воин в чёрных доспехах с вычеканенным на груди царственным змеем, коронованным василиском. Напирая плечом, он с усилием продирается сквозь плотную пелену серого тумана, холодного, словно яд самой смерти. Ракот не знает этого воина, никогда его не видел — но чувствует текущую по жилам того силу, выжигающую изнутри; осталось совсем недолго, и уже от него, Владыки Тьмы, во многом зависит, упадёт воин ничком в стылом море злой мглы — или пробьётся к нему, Ракоту — подобно тому, как пробивались некогда те, кому он протягивал руку.

Названый брат Ракота словно раздваивается, он-второй замирает на вершине холма, поднявшегося над волнами серого моря — сквозь муть, пригнувшись и выставив плечо, пробивается воин со знаком василиска.

И в тот самый момент, когда он-первый ринулся на Спасителя, дав волю бушующей ненависти и испепеляющей жажде жизни, он-второй там, на холме, просто протянул руку бредущему сквозь мглу воину. Не дотянулся — но человек вскинул голову, словно почувствовав что-то. Поникшие было плечи распрямились, он налег на незримую преграду, шаги сделались твёрже, шире и увереннее.

Ракот улыбнулся.

Ты придёшь ко мне. И тогда мы поговорим. Никогда, с самого мига освобождения, когда брат Хедин сокрушил мою темницу, я не испытывал ничего подобного.

Не знаю, кто ты, боюсь поверить — но, если мы переживём этот бой…

Как странно — даже будучи Новым Богом, я не мог оказаться разом в двух разных местах. До этого момента.

…Момента, когда я наконец-то вцеплюсь в глотку этой сволочи, оставляющей после себя исполинские кладбища, разумеется, ради исключительно лишь «спасения заблудших»!..

…От удара Владыки Тьмы в ужасе взвыли ветра, море под ними расступилось, оголяя чёрно-коричневое дно, ещё стоявшие скалы Утонувшего Краба затряслись, обрушиваясь грудами праха. Серые облака сдуло в единый миг, по небесной голубизне расплывалась злобного вида тёмная клякса.

Спаситель остановился. Пошатнулся, схватившись за «пробитую навылет грудь». Закашлялся.

— Оставь его! Он мой! — проревел Ракот, обращаясь к Хедину. — Это поединок!

…Что он делает, брат мой, что он делает?! Я побеждаю, не знаю, как, но побеждаю, беру верх, Спаситель уже дрогнул!..

Познавший Тьму не удостоил брата ответом.

Коричневокрылый сокол налетел, пронесясь над самой головой странника в алом, за выставленными когтями тянулся длинный шлейф искр, плоть Эвиала рвалась и расходилась, открывая жуткий провал — темнота, холод и ветер, засасывающий всё в ненасытную утробу.

Спаситель пошатнулся. Золотая тропа исчезла, лишь под его стоптанными сандалиями остался крошечный огрызок, однако вот и он рассыпался тонкой, мигом исчезнувшей в провале пылью.

Фигура в алом плаще зависла в воздухе — ткань трещала, срываясь с худых плеч, чёрная щель в теле Эвиала распахивалась всё шире, и теперь уже предостерегающе крикнул Ракот, оставаясь невоплощённым — его названый брат не хотел рисковать повторными ударами, но нанесённая миру рана раскрывается, и уже рушатся дальние хребты на соседних островах, море в слепой ярости бросается на берега, оживают огненосные горы, извергая потоки лавы. Теряются жизни, как и всегда случается при таких катаклизмах.

Первыми гибли корабли, застигнутые исполинскими волнами, заливало приморские деревушки и портовые города, неблагоразумно возведённые поселения возле древних вулканов стремительно пустели, а дома разваливались и вспыхивали, сжатые в испепеляющих объятиях наплывающей лавы.

Спаситель медленно, словно въявь преодолевая напор ураганного ветра, выпрямился, опираясь прямо на воздух. Ни в каких «лестницах» и «тропах» Он, конечно же, не нуждался — или нуждался в иной ипостаси.

Алый плащ намок и лип к телу — из вроде как пробитой насквозь груди пролилась кровь. Да, оружие Новых Богов получило власть над Ним — вот только хватит ли его мощи, чтобы довершить начатое?

В руках Спасителя серебряным блеском засияла перечёркнутая стрела. Он высоко вскинул её, и небо содрогнулось.

Низкий, непередаваемо грозный зов прокатился по Эвиалу, зов без единого понятного живым слова. Губы Спасителя оставались плотно сжаты — но зов достиг слуха всех без исключения обитателей мира, неважно, разумных или нет, смертных или бессмертных.

Коричневый сокол яростно заклекотал, намереваясь вновь броситься на врага — щель затягивалась, плоть Эвиала вновь становилась единым целым.

— Нет, брат, нет!

На сей раз Ракот успел.

«Он поднимает мёртвых», — услыхали названые братья равнодушный голос Читающего.

— И собирает живых, — едва вымолвил Владыка Тьмы.

Под ними кипело море — отовсюду, когда б ни погибли здесь корабли, к Спасителю по воде, аки посуху, шествовали первые вереницы мертвецов. Не скелетами или зомби — нет, такими, какими были перед самой гибелью. Но глаза — пусты, сердца не бьются и нет дыхания. А там, где они поднялись на поверхность моря, вода начинала кипеть, вспучиваясь множеством пузырей и извергая облака пара.

Начинался великий марш мёртвых, во всех подробностях описанный в священном предании. Эвиал обошёлся без предсказанного мора, но в конце дороги оказывалось всё равно то же самое.

* * *

Битва на Утонувшем Крабе разгоралась с новой силой. Салладорец теснил противников, мятежный маг упрямо и настойчиво пробивался к опрокинутой пирамиде — а Фесс, Клара и остальные по-прежнему бездействовали. Некромант почувствовал, как Эвенгар прибег к силе Аркинского Ключа, отбросив врага, но не уничтожив. А потом начало раскрываться небо, появился Спаситель — и, казалось, теперь уж вовсе не до драки, когда вокруг рушатся скалы, а морские волны вот-вот перехлестнут через кольцо окраинных пирамид на границе самой бездны.