Война миров

Опасный союзник. Но именно с такими получается добиться ошеломительных результатов.

— Оставьте мне ваш контакт, — попросил он почти отеческим тоном. — Я думаю, что смогу кое-чем помочь вам.

У Энрике даже глаза расширились, когда он увидел, что я коснулась левым запястьем браслета на руке Арриньо.

— Энрике, — строго сказал Арриньо, — возьми себя в руки. Умерь пыл, если не желаешь, чтобы твоя матушка запретила тебе встречаться с сеньоритой Кастро.

— Алехандро, я взрослый мужчина…

— Это не отменяет того факта, что ты обязан считаться с мнением матери. А каким оно будет, я могу предположить. Ты знаешь, что Паола обо всем рассказывает своей тетке? А знаешь, что та любит приукрасить события и делится своими выдумками с твоей матерью? — Он веско помолчал. — Будь любезен и галантен. Со всеми дамами. Особенно с Паолой.

Энрике опешил — и от отповеди, и от того, что ему прочли нотацию в моем присутствии. А я мысленно посмеивалась: как ненавязчиво Арриньо приподнял мой статус в его глазах! Энрике теперь сам вряд ли сможет объяснить, почему будет относиться ко мне, как к равной.

Дальше прогулка пошла по накатанной. Приличные реплики, искристые девичьи улыбки, редкие шепотки, сдержанный мужской смех… Я держалась так, что даже женская половина компании оттаяла и осторожно проявила интерес. Пришлось проявить максимум изобретательности, чтобы мой акцент звучал мило и забавно, а не вульгарно. Понятно, что меня рассматривали, как потешного зверька — и я старалась показаться самым дружелюбным в мире зверьком. Мало ли как повернутся события, может, придется еще не раз встречаться с аристократами. Так пусть я буду модной экзотической зверушкой, которую не стыдно позвать в гостиную.

И каждую минуту я чувствовала незримую поддержку Арриньо. Там он обмолвился, что большинство крестьян, конечно, быдло, но и среди них попадаются жемчужины. Тут обронил, что наслышан о моей семье, обеспеченной во времена колонизации, но затем обедневшей. Сям сказал, что мой прадед служил в роте его деда и показал себя так хорошо, что дедушка обещал составить протекцию сыну своего сержанта, чтобы тот поступил в офицерское училище. С сыном не срослось, так теперь Арриньо-внук выплачивает семейные долги правнучке сержанта, помогая поступить в колледж. В какой? Судя по всему, колледж искусств, да, девушка отлично рисует, талант пропадает, надо развивать… Врал — как дышал. И еще получал удовольствие от этого вранья.

Через два часа стало непонятно, кто же пригласил меня на тусовку — Энрике или Арриньо. Общество тем временем накаталось и захотело кофе. За столиком под навесом я оказалась между двумя девушками — той самой Паолой и строгой, сдержанной Амелией (согласно данным Хосе, она была ревностной католичкой, но свой фанатизм скрывала по требованию родителей, считавших, что он помешает ей выгодно выйти замуж — ведь не все мужчины так озабочены спасением души, как она).

— Ну и как вам прогулка, Долорес? — спросила Паола. — Наверное, вы никогда так не веселились, правда же?

Амелия наградила ее косым взглядом.

— Сказать по правде, мне неловко и немного скучно, — ответила я.

Паола опешила, но быстро нашлась с ответом:

— О, конечно. Как я не подумала. Вы ведь привыкли к другим развлечениям. Я слыхала, вы ходите в парк кататься на каруселях?

Я рассмеялась и доверительно сказала:

— Это была безобидная шутка. Я впервые оказалась в парке в тот день. Мы ведь об одном и том же парке говорим?

Паола приподняла тонкие брови:

— О-о. И как же вы обычно развлекаетесь?

— Я хожу в Музей Литературы и читаю книги. Мне нужно очень много знать, чтобы поступить в колледж. Дома я выглядела ужасно неуместной среди сверстников, ведь я все свободное время проводила за книгами, но когда приехала в столицу, поняла, что этого мало и я совершеннейшая невежда.

Паола скуксилась, зато оживилась Амелия:

— Арриньо сказал, вы рисуете. И что, вправду так хорошо?

— Мне сложно судить. Мои наставники были довольны, но я сама никогда не придавала значения живописи. Наш школьный капеллан, который и преподал мне основы академического рисунка, всегда говорил: Господь дал нам искусство живописи, чтобы мы познавали красоту созданного Им мира, а вовсе не чтобы потешить гордыню.

Паолу аж перекосило. Зато Амелия торжествовала.

— Странно, что вы с такими взглядами предпочитаете читать и рисовать, а не молиться часы напролет, — съязвила Паола.

Я пожала плечами:

— С утра я иду в церковь, а потом — в музей или домой, рисовать. Что в этом удивительного? Да, я знаю, в городе немодно быть набожной, но мне кажется, во всем следует соблюдать меру, а в следовании моде — особенно.

— Фи, — не сдержалась Паола. — Я думала, вы пастушка, а вы святоша. Вы так никогда не завоюете симпатий в обществе. Вас примут только такие, как Амелия, а остальные будут зевать от скуки.

— Не слушайте ее, Долорес, — насмешливо заявила Амелия. — Модные куколки забавны, но мода на них быстро проходит. А вы и вправду такая набожная или ходите в церковь по привычке?

— Не могу сказать наверняка. Для меня с раннего детства воскресное утро начиналось именно с мессы. В детстве это был праздник, а здесь, в городе… Я бы сказала, что это необходимость. Единственные два часа, когда я могу отрешиться от безумия этого мира. Золотой Мехико великолепен, но несколько суматошен.

— О, я понимаю вас. Долорес, вы только в церковь ходите или интересуетесь тем, что происходит вокруг нее?

— Не уверена, что поняла вас правильно.

— Спрошу прямо: вы слышали последнее выступление Кардинала?

— Да, но не полностью. Поздно включила, примерно со второй части.

— В первой ничего важного не было, не огорчайтесь. И что скажете?

Тут я неподдельно смутилась. Понятно, что в университете подготовка по католицизму была будь здоров какая, вплоть до святых отцов и наиболее значимых речей пап, начиная с двадцатого века, но я сомневалась, что в состоянии поддержать беседу на должном уровне с фанатичкой.

— Боюсь, что я слишком невежественна… Признаться, меня поразило одно: каким чистым и ясным языком написана эта речь.

Амелия внезапно рассмеялась:

— Вот-вот! Значит, мне не померещилось, если даже вы это заметили… Похоже, Кардинал сменил секретаря, и вместо косноязычного епископа Хоме у нас будет нормальный человек, умеющий говорить и писать! А хотите попасть на выступление Кардинала в Университете? Есть лишний билет.

Я начала отнекиваться, мол, неудобно. Амелия прервала меня и властным жестом положила свою левую руку поверх моей: