Война в потемках
Шрифт:
Но и его здешние предки не были дикарями. Они строили города, он помнил руины той, первой Товии — она никогда не видела врага в своих стенах, помнил пирамиду Вэйда Объединителя среди ее развалин — она одна устояла, пережив создавший ее народ…
Древние файа были жестоки — им не было равных в безжалостных военных хитростях. Но одновременно это был упорный и мечтательный народ, поклонявшийся звездам и солнцу, что так редко навещало их землю. Каждый год, во время летнего солнцестояния, вся молодежь — совершеннолетние, но еще не имевшие детей — собиралась в больших открытых храмах. Они были босыми, в белой одежде, с золотыми браслетами на руках и ногах. Они несли большие зеркала из полированного серебра — и всегда находился один,
Единство Фамайа, ее золотой век, когда была создана культура файа, продолжался триста лет. Потом страна вновь распалась на княжества, города, племена, дичающие и враждующие друг с другом. Народ мечтателей и воинов так и не смог построить своей цивилизации — хотя и пытался. Сколько прекрасных произведений искусства, зданий, дорог было тогда создано! Но единство распалось, и файа стали мало создавать, но зато ревностно сохраняли созданное… Это было время медленного, незаметного упадка — он длился четыреста лет, когда файа мечтали о будущем, живя памятью о прошлом. В конце осталось совсем немного городов, верных временам Империи Файа — Товия в их числе. Остальные жили по законам диких племен, но и они не забывали былое. Несмотря на войны, то было самое счастливое время файа — они были свободны… Как бы Вэру хотел жить тогда, в каком-нибудь маленьком городе! Это было время мечтаний о золотом прошлом и неведомом будущем… и предчувствия грядущей страшной судьбы.
Анмай открыл глаза. Напротив, на стене, висела большая картина, написанная еще до Катастрофы. На ней была изображена прибрежная пустыня Фамайа — море песка до горизонта. Из дюн, словно каменный лес, торчали массивы диких, рваных скал. Вблизи они были черными, вдали скрывались в рыжевато-красной дымке. Сама уходящая в бесконечность равнина была безмерно спокойной, печальной — но и мирной. Большой золотистый диск заходящего солнца застыл, наполовину скрытый за утесами. Легенды говорили, что у горизонта на него можно было смотреть не щурясь.
На выступе скалы, высоко над пустыней, сидел нагой юноша. Его задумчивое, серьезное лицо было обращено к голубому, с зеленоватым оттенком небу. Вокруг заходящего солнца то светилось темным золотом. Неведомо как чувствовалось, что дымчатый воздух полон влаги и что там очень тепло — если бы солнце не скрывалось на половину года, пустыни там не было бы. На небе, несмотря на солнечный свет, виднелись россыпи мутноватых звезд. Они были повсюду, кроме…
Анмай посмотрел туда, куда был устремлен задумчивый взгляд юноши. Там, едва заметная, на полнеба расползлась бледная туманность, тлеющая в центре зловеще-красным огнем.
Пока файа мечтали, Уарк неотвратимо приближался к Бездне. Ее излучение усиливалось, в и так теплом мире становилось все жарче, потом живущие высоко в горах начали умирать от странных болезней. А туманность все росла и звезды стали гаснуть одна за другой. На обеих южных материках — Арке и Суфейне, начались засухи, страшные грозы, тайфуны опустошали побережья. Жара становилась невыносимой, люди там умирали от голода и болезней — но во время отчаянной борьбы их знания росли, сердца ожесточались. И, наконец, они обратили внимание на сумрачную, холодную Фамайа. А файа лишь мечтали!
Конечно, они уже давно торговали с югом, но широкие штормовые моря ограничивали аппетит охочих до чужих земель. Когда появились паровые суда, ситуация изменилась. Началась война — она была долгой и кровавой. Файа, умело воевавшие друг с другом, не хотели сдаваться. Но с луками нельзя противостоять артиллерии и винтовкам — даже при самой отчаянной отваге! Множество племен было перебито до последнего младенца, прибрежные земли потеряны. С Фамайа было бы покончено, — если бы не отвага
и хитрость ее сыновей… и дочерей! ее пустынные, дикие просторы и длинные полярные ночи, когда файа возвращали то, что у них отнимали днем. У них скоро тоже появилось огнестрельное оружие — увы, не без помощи готовых на все за золото перебежчиков.Война тянулась без конца, файа били и они принуждены были строить свою промышленность на ходу. И они справились: в конце врагу противостояли уже равные по вооружению армии. Файа вновь объединились — медленно и мучительно, но даже единое их государство не могло противостоять всему миру. На юге условия жизни становились невыносимыми, в экваториальном поясе температура была уже непереносима для человека. Суфэйн вымирал, горячие тучи затягивали небо — до парниковой катастрофы оставались считанные годы, хотя тогда они не знали этого… И тут солнце начало удаляться, тускнеть и гаснуть, чтобы уже никогда не вернуться. На Уарк пришла тьма, но сияние Бездны давало уже достаточно тепла и растения смогли осуществлять фотосинтез в УФ-диапазоне, хотя их продуктивность сильно снизилась.
В начавшемся хаосе именно файа оказались наиболее приспособленными. Колонисты бежали или были сброшены в море. Но потом пришел холод, и файа были не в силах противостоять ему. Покинуть родину и переселиться в Арк, на земли своих врагов, они не могли тоже — у них не было кораблей. Им оставалось только умереть. Но тут в крупнейшей из стран Арке — Ааене — произошел переворот, которые позднее назвали революцией. Кучка фанатиков-утопистов во главе с Джайлсом Монтеной, пришла к власти на волне массовой истерии. Когда она спала, их режим стал рассыпаться. Теряющие власть были готовы принять любую помощь — ее и обещали отчаявшиеся файа.
Обратившихся за помощью к врагу назвали предателями… но с севера, на перегруженных кораблях, уже прибывали многие тысячи безжалостных бойцов, привыкших воевать в меньшинстве, среди мрака и холода. Началась война, но файа, непрерывно получавшие пополнение, победили. Для них все обитатели Арка были врагами. Они никого не щадили, утверждая идеи Монтены с неслыханной доселе жестокостью. Очень скоро идеалисты исчезли, вся власть перешла к файа — и оставалась у них и поныне…
«Так наша победа стала нашим проклятием, — печально подумал Анмай. — Из мечтателей мы превратились в захватчиков и угнетателей, изо всех сил поддерживающих идеи Проекта — лишь потому, что развейся они — и нас постигнет обычная участь всех захватчиков. Ведь из населения Фамайа собственно файа составляют едва десятую часть!».
Вэру не очень любил свой народ. Он знал, что подобных ему, помнящих, осталось очень мало, — настолько мало, что он мог бы, при желании, собрать их всех здесь, на плато Хаос. А остальные… Возрождение не могло длиться долго. Распад того, что составляло сущность их народа, зашел уже слишком далеко, и, рано или поздно Фамайа объединится с ССГ. Но что тогда будет? Анмай не мог представить себе этого. Сейчас, лежа на полу просторной, полутемной комнаты, он чувствовал себя странно. В нее проникал приглушенный гул, за дверью слышались голоса, шаги, лязг металла — словно на огромном космическом корабле, готовящемся к взлету.
«Через полгода, когда про-Эвергет будет готов, мы действительно стартуем, — уже засыпая подумал он. — Но куда? В новую эпоху? В войну? Но наверняка — в неведомое, зыбкое будущее».
Когда он заснул, ему приснилась Хьютай — впервые за последних четырнадцать дней.
Глава 9
Всесильная машина
Там примус выстроен, как дыба,
На нем, от ужаса треща,
Чахоточная воет рыба
В зеленых масляных прыщах.
Там трупы вымытых животных
Лежат на противнях холодных.
И чугуны, купели слез,
Венчают Зла апофеоз.