Война в потемках

Четыре месяца спустя постройка про-Эвергета была закончена. Теперь начиналось самое сложное — настройка и бесконечные проверки. Несмотря на то, что к работам были привлечены лучшие силы и неограниченные ресурсы, шли они медленно — спешка тут была недопустима, а цена ошибки — слишком велика. Все, ощутившие действие Йалис, хорошо понимали это.

Стоя на обегавшей цилиндрический зал галерее, Вэру смотрел вниз. Зал был огромен — ста метров длины и метров сорок в диаметре. Про-Эвергет — бронированная восьмигранная призма длиной в шестьдесят метров — располагался точно в центре помещения. Полностью собранный, не только снаружи, но и внутри почти сплошь состоящий из металла, он весил сорок семь тысяч тонн. От его скошенных граней отходила крестовидная сеть из гигантских, высотой в рост человека, балок, упиравшихся в стальные плиты свода и косо уходивших под стальной пол. Гладкие бока про-Эвергета, покрытые ослепительно-белой эмалью, поднимались на двадцать метров вверх — до уровня галереи, соединенной ажурными мостиками с плоским верхом его восьмигранного центрального возвышения. Там находилось реакторная камера — сердце машины. Сама по себе та не представляла чего-то особенного — два гигантских магнита и вакуумный инжектор гиперядер между ними.

В зале всюду копошилось множество людей и файа в белой одежде. Они работали наверху, внизу, в огромных проемах, ведущих в нижний ярус, — там еще монтировались кабели и огромные, больше человеческого роста в диаметре, охладительные трубы.

Рядом с Вэру стояла Хьютай — в своей обычной одежде, но на боку у нее висела сумка с инструментами, а руки были покрыты свежими и поджившими ссадинами. Она повернулась к нему.

— Я могу сказать, что все это, в какой-то мере, — дело моих рук!

— И моих снов! — Вэру осторожно взял в свою ее ободранную руку. — А что ты об этом думаешь? — он повернулся к замершему рядом Философу.

Возле того стояло двое мускулистых охранников, тоже с любопытством смотревших вниз. Философ молчал, но Анмай продолжил.

— Как видишь, про-Эвергет уже готов. Осталось только отладить его — и пуск!

Он усмехнулся. Действительно, только что была установлена и закреплена последняя плита покрытия. Никакой церемонии при этом не было — оставалось еще очень много работы.

— Потребление энергии будет огромно. А вон те штуки, — он показал на относительно тонкие белые трубы, попарно выходившие из торцевых стен зала и исчезавшие в торцах призмы, — Великий Коллайдер, он будет поставлять сверхэнергичные протоны. Они минуют управляющие магниты и пойдут в фокус, где… — он заметил, что Философ смотрит вверх, на выгнутый с идеальной математической точностью свод. — Тебе кажется, что такой пролет неустойчив? Здесь нет ни пола, ни стен — весь зал в сечении круглый. Облицовка сварена из огромных блоков сверхпрочной стали почти метровой толщины. При непосредственной угрозе ядерной атаки зал можно доверху затопить, — он показал на идущие по своду толстые трубы, — машине это ничуть не повредит, даже улучшит охлаждение, — а вода под давлением в двести атмосфер будет надежно удерживать свод даже при самых сильных ударах. Ну и вдобавок — над нами двенадцать вэйдов скалы! Я сам предложил эту хитрость, — закончил он с гордостью.

Философ мрачно смотрел на него. Анмай стоял выпрямившись, в сером рабочем комбинезоне с множеством накладных карманов. Его лицо сияло — как у всякого, закончившего важную и очень сложную работу. Рядом с ним стояла Хьютай, держа его за руку. Великолепная пара — красивые, сильные, с живо блестевшими большими глазами, и притом… Философ заметил на мочках их ушей, полускрытых волосами, свежие следы зубов. Он вдруг представил, как они, обнаженные, перекатываются по постели, смеясь и кусая друг друга, как сплетаются их бедра, их длинные ноги, как скользят их ласкающие ладони, как…

— Вы хоть понимаете, что делаете? — спросил он. — Ведь эта машина может уничтожить всю жизнь — и уничтожит, если ее запустят!

— Нет, изменения управляемы и мы не хотим никого уничтожать. Но если на нас нападут, мы будем защищаться всеми силами, включая и эту! — Вэру показал вниз. — Или вы боитесь, что про-Эвергет попадет в плохие руки? Здесь нет таких — уж об этом-то мы позаботились прежде всего!

— Да, позаботились… Когда все будет готово?

— Месяца через два, если не возникнет проблем. Но это маловероятно, и дней через 60–70 мы, наконец, достигнем того, о чем мечтали. Тогда уже ничто не помешает нам выполнить нашу главную задачу!

— Спасение цивилизации, конечно, — язвительно сказал Философ, — точнее того, что вы ей считаете. А как же остальные?

Вэру смутился.

— Остальные? Они отказались присоединиться к нам, и, если не получится объединения… В конце концов, мы сами создали все это, — он обвел рукой зал, — потратили девять миллиардов лан, и не должны ничего и никому.

Хьютай весело взглянула на него, потом повернулась к Философу.

— И не лень тебе интересоваться такими вещами? Здесь, — она обвела рукой подземелье, — целый мир, полный удивительных вещей, мир, создававшийся целое столетие! А ты не хочешь знать его и цепляешься за всякие старые…

— Давай пойдем отсюда, — прервал ее Вэру, заметивший, что кулаки Философа сжимаются, — здешние виды плохо действуют на нашего мудреца!

Они направились к выходу из зала. Хьютай сперва последовала за ними, потом отстала и присоединилась к группе файа, укладывающих кабели.

* * *

Путь от зала про-Эвергета до жилых помещений был неблизким. Поскольку диаметр коллайдера на пять миль превышал диаметр самого Хаоса, его пришлось разместить в туннеле, пробитом под окружавшими плато озерами, почти на два километра ниже основных помещений. Им пришлось сперва проехать на монорельсовом поезде пять миль по радиальному туннелю, потом долго подниматься наверх. Вслед им летел грохот машин, расширявших подземелье. Когда Вэру и Философ остались одни в тесном жилище узника, Анмай сказал:

— Ты знаешь, почему оказался здесь? Вовсе не потому, что я захотел показать тебе наши достижения — это, в конце концов, просто смешно. Я привез тебя сюда потому, что ты знал моих родителей — Керото Ласси и Ирту Ласси. У них был ребенок — мальчик двух лет…

— Да я знал их — их обоих расстреляли за измену Фамайа! А мальчика — его звали Суру Ласси — отправили в приют.

— Суру Ласси — это я. Вэру я стал уже здесь.

— Но какое…

— Ты не знаешь, что детям казненных дают другие имена? Или ты меня не помнишь?

Философ вгляделся в лицо Вэру. Действительно, некоторое сходство с личиком маленького Суру, которого он не раз держал на руках, имелось. Но маленький мальчик с живыми смышлеными глазами стал…

Стал взрослым.

— Хочешь узнать, как все было? Когда арестовали родителей, ничего не понимающий двухлетний ребенок попал в Товийский спецприют. Детей арестованных воспитывали так, чтобы они никогда не повторили их ошибок. Как — ты сам знаешь… Я жил там до девяти лет — для меня это целая вечность унижений и боли. Но там была одна девочка, с которой я подружился — Хьютай, — Вэру улыбнулся.

— Но как сирота из приюта может стать Единым Правителем?

— О, очень просто. Однажды туда приехал Армфер Тару — седьмой Единый Правитель, — чтобы усыновить одного ребенка… случайно им оказался я.

— Но почему?

— Почему я? Не знаю. У него не могло быть детей — работа с радиоактивными материалами не проходит бесследно. Почему он решил усыновить одного из детей своих врагов? Что заставило его выбрать бритого наголо заморыша с выступающими скулами? Я не знаю… Он говорил, что я выглядел самым несчастным. И я вырос здесь.