Война Волка

— Ты говоришь, что не можешь верить клятве язычника, король?

— Верно. — ответил за Эдуарда Хротверд.

— Однако это христиане нарушают свои обещания. — с нажимом сказал Сигтрюгр.

Услышав перевод этих слов, зал зашумел, Хротверд призвал к тишине, но лишь нахмуренный лоб и поднятая рука Эдуарда вернули спокойствие.

— И как же христиане нарушили свои обещания?

— подозрительно спросил он.

— Разве мне не обещали безопасный проход, если я соглашусь прибыть на витан? — вопросил Сигтрюгр.

Зал беспокойно заерзал, люди начали переговариваться, но епископ Хротверд возвысил голос:

— Тебе действительно это обещали, мой король.

— сказал он, заставляя умолкнуть протестующих.

— Тогда как я могу верить твоим словам. — Сигтрюгр смотрел прямо на Эдуарда и повторял слова, о которых мы договорились. — сели прошлой ночью твои люди на меня напали?

Монах перевел, и со скамей донесся возмущенный ропот, в основном с тех, где сидели последователи Этельхельма.

— Я обвиняю Гримбальда! — Сигтрюгру пришлось кричать, чтобы его услышали. Он подождал, пока стихнет шум, и ткнул в сторону Гримбальда. — Я обвиняю его. — повторил он. — в нарушении королевского мира, в попытке убить меня, в предательстве. — Он снова взглянул на Эдуарда. — Продемонстрируй правосудие, король, и я приму все твои условия. Такова моя просьба, и засвидетельствовать ее я привел лорда Утреда Беббанбургского.

Конечно, снова поднялся шум, но каждый в зале знал о трупах, обнаруженных на улице кузнецов, о драке у церкви святой Эльфриды и о том, что люди Гримбальда потерпели поражение. Кое-кто, ближайшие союзники Этельхельма, должны были знать, что никто не жаждал смерти Сигтрюгра, что людей послали убить меня, но это вряд ли могло послужить оправданием Гримбальду, который, будучи призванным к ответу, бормотал, что его люди действовали по своей воле, он ничего не знает о ночных событиях и не может отвечать за накачавшихся элем пьяниц.

— Ко мне вернулись двое. — отчаянно говорил Гримбальд. — и я накажу их, король.

— Но они признались, что действовали по твоему приказу. — продолжал нажимать Сигтрюгр. — и в качестве свидетеля их признания я привел лорда Утреда.

Упоминания моего имени оказалось достаточно, чтобы поднялась новая волна шума, распугавшая воробьев на потолочных балках. Люди вскакивали с мест и кричали, большинство, кажется, поддерживало заявление Гримбальда, что он ничего не знал о ночной стычке, но кое-кто, и таких было не так уж мало, выкрикивал, что мне следует дать слово.

Эдуард снова взмахом руки призвал к молчанию, а епископ Хротверд стукнул посохом с серебряным набалдашником по доскам помоста.

— Лорд Утред. — обратился он через зал, когда, наконец, его слова могли услышать. — истинны ли слова короля Сигтрюгра?

Кое-кто возмутился, но их утихомирили остальные, желавшие меня выслушать.

— Истинны. — сказал я Хротверду. — но ты и ожидал услышать от меня именно это, Я хочу призвать сюда священника церкви Святой Эльфриды, Он тоже слышал, как те люди говорили, что их послал Гримбальд.

Приводить священника на витан было рискованно, Он мог солгать, и даже если скажет правду, он не мог подтвердить, что их послали убить Сигтрюгра, Я хотел оставить одного из двух пленников и пригрозить ему пытками, если не скажет правду, но опять же, правда не раскроет заговор против Сигтрюгра, пленник, скорее всего, будет отрицать какой-либо заговор, зная, что Гримбальд и Этельхельм вознаградят его за обман.

Но предлагая в качестве свидетеля христианского священнослужителя, я помешал Гримбальду солгать хотя бы до тех пор, пока священника не приведут из нижнего города, А это я считал маловероятным, поскольку король Эдуард и два архиепископа желали, чтобы с утомительным витаном было покончено, Люди в зале просто предположат, что священник подтвердит слова Сигтрюгра, и потому нет нужды его звать. Так оно и вышло.

Когда Хротверд закончил переговариваться с едва скрывавшим нетерпение Эдуардом, сторонники Этельхельма встревоженно замолчали. Архиепископ Ательм перегнулся через круглолицего Этельвирда, чтобы дать еще какой-то совет, и Эдуард, выглядевший всё несчастнее, наконец кивнул.

Король указал на Гримбальда.

— Я обещал королю Сигтрюгру безопасный проход. — мрачно сказал он. — и, нарушив мое слово, ты лишил себя жизни.

Все ахнули, Гримбальд, все еще стоявший, уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но не нашел слов и посмотрел на Этельхельма, демонстративно повернувшегося спиной к обреченному.

— Господин! — к Гримбальду, наконец, вернулся голос, но двое королевских стражников уже уводили его под руки из зала, Этельхельм не обернулся. Все присутствовавшие, включая короля, знали, что Гримбальд, вероятно, действовал по приказу Этельхельма, но тот и пальцем не пошевелил, чтобы спасти его жизнь. Его мог бы спасти король, но Эдуард хотел увидеть Сигтрюгра на коленях, хотел заключить мирный договор, жаждал серебра, и жизнь одного сакса показалась ему невысокой ценой за такой триумф. Когда увели Гримбальда, присутствующие сердито зашептались, а Этельхельм просто уставился в очаг.

Жизнь одного сакса стала нашей единственной победой в тот день, Я уже думал, что испытания Сигтрюгра, за исключением крещения, завершились, но, когда Гримбальда увели на смерть, Эдуард с трудом поднялся на ноги и жестом призвал к тишине. Он выглядел усталым и больным, и я подивился, что случилось с молодым мужчиной, которого я знал, каким образом он так быстро превратился в одутловатого мрачного старика.

— Мы рады. — безо всякого выражения произнес он. — скрепить этот договор брачным союзом, чтобы связать Нортумбрию и наш королевский дом узами крови. — Он резко остановился, по всей видимости, не находя больше слов, и просто сел, Я лишь изумленно вытаращился на него. Брак? Никто не говорил ни о каком браке, пепел королевы Сигтрюгра, моей дочери, еще не остыл, а Эдуард уже предлагает ему невесту?

У двери поднялась суета, в зал вошли копейщики, а за ними Этельстан под руку с девушкой, которую мы видели в повозке, Я ее узнал, Эдгита, сестра-близнец Этельстана, последний раз я видел ее ребенком. Она шла с прямой спиной, гордо подняв голову, но лицо являло собой маску полнейшего горя, Сигтрюгр ошибся, подумал я. Она не безобразна. Ее вытянутое, как у Этельстана, лицо говорило о силе, глаза светились проницательностью, но печаль и мрачно поджатые губы делали ее некрасивой, Этельстан с сестрой остановились за несколько шагов до задней скамьи, ожидая приглашения подойти ближе.

— Мы рады. — снова обратился к Сигтрюгру Хротверд. — зная о смерти твоей королевы, предложить тебе в невесты леди Эдгиту, возлюбленную дочь Эдуарда, короля англов и саксов.

И Этельстан провел Эдгиту меж скамей, на которых сидели люди, изумленные не меньше меня, Эдипа стала жертвенной коровой, невестой, скреплявшей договор, и я увидел потрясение на лице Сигтрюгра, начавшего понимать, что происходит. Однако вряд ли он понимал оскорбительность этого предложения, Эдуард отдавал ему старшую дочь, но большая часть Уэссекса считала ее незаконнорожденной.