Война за мир

Бандиты начали отползать.

Но время стремительно уходило, как и шансы.

Абдула все чаше поднимал голову осматриваясь. И паника в его душе назревала все сильнее и сильнее. Эти восьмиколесные машинки приближались. Медленно и очень тихо. Словно огромные смертоносные кошки. А между ними продвигались пехотинцы короткими перебежками. Время от времени били 87-мм длинноствольные пушки. Изредка давали короткую очередь автоматические 37-мм гранатометы. Огрызались крупнокалиберные пулеметы. Вжикали, буквально царапая своим звуком саму душу, единые пулеметы выгрузившейся пехоты. Ухали мины 60-мм минометов. Непрерывно потрескивали карабины одиночной, но частой стрельбой. И все по ним… по ним… по ним…

Он на ТАКОЕ не подписывался.

Никто из них на ТАКОЕ не подписывался.

Здесь не должно быть имперских войск. Тем более ТАКИХ.

Абдула злился и стиснув зубы отползал. Он хотел добраться до ручья, что пробил за годы глубокую канаву. И по ней отойти. Оставалось шагов сто… может быть чуть больше… И тут путь ему перегородил небольшой отряд имперской пехоты. Всего лишь звено… одно звено…

Унтер, командующий этим звено заметил его. Короткая отрывистая команда. И два бойцы слитным движением разворачиваются и наводят на главаря банды свои карабины.

Он уже подумал, что его собираются брать в плен.

Но нет.

Две вспышки. И все. Обе пулы разбили Абдуле голову, мгновенно поставить жирную точку в его жизни. Пленные бандиты Империи были не нужны. Перед командиром этого отдельного усиленного батальона майором Суховым стояла простая как мычание задача — найти и уничтожить. Всех. Просто зачистить территорию от бандитского элемента. И миндальничать или вилять хвостом он не собирался.

Он стоял в своем командирском бронеавтомобиле с огромной антенной. В наушниках, надетых поверх мягкой фуражки. И всматривался в бинокль. Время от времени давая короткие, отрывистые команды, которые радист дублировал.

— Командир, — раздался в наушниках переговорного устройства голос радиста, — там заложников взяли. У мечети.

— Павел там?

— Да. Он и спрашивает, как поступать.

— Он знает приказ не хуже меня, — холодно произнес Сухов, не отвлекаясь от наблюдения в бинокль за полем боя.

— Но…

— Никаких «но»! Огонь!

— Есть, — мрачно произнес радист и переключившись на радиостанцию, начал транслировать приказ майора.

А спустя несколько секунд чуть в стороне, с той стороны, откуда заходила рота Верещагина, застучали крупнокалиберные пулеметы. Так, чтобы наверняка. Чтобы подранков не осталось, что умирали бы не в мучениях, а мгновенно.

Никаких переговоров.

Никаких заложников.

Никакой пощады.

Жестоко. Но в Главном штабе посчитали, что если дать слабину в этом вопросе, то бандиты начнут прикрываться заложниками массово. Что чревато БОЛЬШИМИ проблемами. А так, видя бессмысленность этой затеи, не будут заниматься этим грязным делом.

Другой вопрос, что за усиленным батальоном шли контрразведчики, которые старались, среди прочего, установить личности тех, кто брал заложников и тех, кто им помогал в этом. После чего семьи преступников подвергались жестким репрессиям. Поголовно. Без оглядки на пол, возраста, былые награды и заслуги. Ведь яблоко от яблоньки падает недалеко. И если в семье воспитали такого мерзавца, значит все не просто так. Значит гниль поселилась в самой семье. И неважно религиозный фундаментализм это или излишний либерализм и попустительство. Они одинаково губительны.

Да, заложников уничтожали вместе с теми, кто их взял. Но за каждую невинно загубленную жизнь мстили. Люто мстили…

Спустя полчаса в целом ситуация в пригороде Ташкента стабилизировалась. Основная группировка бандитов этой крупной банды — самой крупной банды в регионе — оказалась беспощадно уничтожена. Буквально раздавлена. А ее остатки батальон, вместе с подразделениями самообороны и добровольцами-горожанами вылавливал по округе еще сутки. И зачищал. Никакой пощады. Никаких переговоров. Никакого милосердия. Но и без излишней жестокости. Просто расстрел на месте.

Сухов служил уже добрую четверть века, поднявшись с рядовых, из крестьян Тамбовской области. Он прошел и Русско-Японскую, и Западную войну, и другие военные конфликты. Например, среди добровольцев — унтеров воевал в Южной Африке против англичан. И в Персии был инструктором по начальной боевой подготовке рядового состава, когда одержимые религиозные фундаменталисты подняли восстание и вырезали целые деревни ни в чем неповинных людей… Он за свою жизнь насмотрелся. Много чего насмотрелся. И у него не дрогнул ни один мускул на лице, когда он давил этих бандитов. Он прекрасно знал, с каким дерьмом ему придется работать. Сообщили не таясь, прямо при назначении. Он ясно понимал, что чистеньким эту работу не сделать. Но в тоже время он прекрасно осознавал — чем быстрее эту мерзость вырезать, выжечь, выкорчевать, тем лучше будет для людей. Пусть даже раскаленным прутом придется ковыряться в живом теле без обезболивающего и наркоза. И он был готов на все. И шел вперед как голем из нержавеющей стали. Как паладин какого-то древнего бога, встретившийся с демонами, что посмели осквернить его алтарь. Как примарх Бога-Императора, встретивший хаоситов или ксеносов. Никаких сомнений. Никакой жалости. Никаких колебаний.

Чуть позже его командирский бронеавтомобиль медленно покатился вперед. С хрустом и каким-то хлюпаньем, проезжая по телам поверженных бандитов. И если тот же радист от этого звука ежился и морщился, то у майора это не вызывало никаких эмоций…

[1] Автор хочет напомнить, что кроме работ энтузиастов он опирался в этом «фантастическом элементе» на реально существовавшие в 1920-1930-е годы двигатели братьев Добль, которые могли вполне с успехом выполнять указанные задачи. Собственно, их он и описывает, только не на воде, а на аммиаке. А также хочет напомнить, что история развития техники — это не торжество рациональных идей и здравого смысла, а торжество стечения обстоятельств и связей со знакомствами, своевременного лобби и прочих, глубоко ситуативных компонентов. И что тот мир, который мы видим перед глазами — обычное дитя случая. С двигателем братьев Добль можно, например, ознакомиться шапочно, посмотрев его краткий обзор в гараже Лео — вот о ранней модели Doble Steam Car 1925 года — https: www.youtube.com/watch?v=rUg_ukBwsyo

[2] Милиция — это традиционное название ополчения для всего европейского культурного пула, к которому относится и Россия. В Союзе так называли полицию, что в умах многих создает немало путаницы.

Часть 3. Глава 8

1925 год, 5 августа

Битва при Ташкенте не стала секретом ни для кого. Банды по всей Средней Азии резко дали задний ход и стали откатываться к границам, стремясь избежать столкновения с тем чудовищем, что на них спустили. Кто-то успевал удрать. А кто-то попадал под раздачу.

В основном это были не бои, а бойня.

Редкие смельчаки пытались организовать засаду на батальон Сухова. Но заканчивалось это все очень мрачно, для них. И напоминало ловушку зайцев на удава. Противопоставить чудовищному опыту и выучке майора они не могли ничего. Майор Боль — именно так называли Сухова в учебной части — форте, где он перед назначением командиром в этот батальон, гонял новобранцев. Боль. Но не зло. Потому что, причиняя боль, много боли, он выковывал крепких волей людей. Если они, конечно, не ломались…

Сухову бегать за бандитами особенно и не требовалось. Они сами оттягивались к границе, стараясь как можно скорее покинуть территорию имперской Средней Азии. И не связываться с этим ужасом в погонах.

Однако граница их не спасла.

Приказ найти и уничтожить майор выполнял безукоризненно и преследовал банды, не обращая внимания на такие формальности как граница. Тем более граница с государством Альянса. Поэтому отступающие банды волей-неволей вывели преследующие их моторизованный батальон на тыловые части Великобритании. Те самые, которые осуществляли снабжение армии в Южном Каспии. Чтобы прикрыться ими и оторваться, а потом раствориться в горах.