Война. Часть 1
Шрифт:
— Тащ майор, бежим… — дёргает меня за плечо боец. — бросайте её!
«Как же, бросай… за утерю техники особой секретности по головке… хм… не погладят»!
Оторванная батарея летит под откос, железный ящик — в сумку, едва различимая козья тропа извивается по склону, ветки хлещут по лицу, мелкая каменная крошка плывёт по каблуками сапог. Вниз — не вверх, через три минуты мы с Васильевым врываемся в высокие заросли осоки, волнующейся под внезапно поднявшимся ветерком, и останавливаемся только в штабном шалаше, нас встречают стоящие старшина и Рычагов. Трое бойцов продолжают спать на песке, подлжив вещмешки под головы.
— Подвинь накидку, — командует лётчик, не обращая на нас внимания,
Старшина убирает одну плащ-палатку с кольев, открывается небольшое участок синего неба… без единой тучки.
«Повезло нам с туманом»…
— … вот-вот, слышишь? И15-бис, мои сорок восьмой ипэ и ещё, кажись, штурмовики. Вместе со свежим воздухом и шумом камыша и звуком недалёкого боя в штаб проникло явственное гудение авиационных моторов.
— Ну сейчас мои ребята покажут япошкам!.. — Совсем повеселел Рычагов. На небе появились чёрные точки самолётов, разделённые на две группы машин по двадцать в каждой: первая шла выше и южнее, вторая со снижением — прямо на нас.
Через пару минут шум двигателей полностью заглушил все остальные звуки и невооружённым взглядом можно было легко разглядеть первую девятку атакующих бипланов с прямыми без «чайки» верхними крыльями. Ещё через короткое время от самолёта ведущей тройки отлелились десяток маленьких точек, быстро устремившихся к земле. Повторяя действия командира бомбы сбросила вся девятка.
— АО — десятые пошли… — Тоном комментатора начал Рычагов и вдруг заорал, неловко оседая на пол. — ложись!
Через секунду по всей округе загрохотали небольшие взрывы, поднимая в воздух заряды воды и песка. Мириады смертоносных осколков и гальки принялись косить осоку и камыш, пронзительно засвистели над нашими головами. Один из бойцов, отдыхавших после дежурства, спросонья пытается вскочить на ноги, но сильная рука старшины удерживает его внизу. Сверху на нас проливается грязный ливень из бурой тины, белых кореньев и жёлтого песка, забивающий глаза, уши, нос. Во вдруг возникшей тишине с трудом разлепляю глаза и прямо перед собой вижу крупного чебака, бьющего хвостом по земле.
— Никто не ранен? — Стою на четвереньках и трясу головой из стороны в сторону, как собака.
— Нет, нет, в руку… — как глухие, громко отвечают бойцы, старшина бросается к последнему.
Пошатываясь, поднимаюсь на ноги и поднимаю голову: истребители, выстроившись в большую карусель над плоской вершиной Заозёрный, по очереди срываются вниз в пикирование и поливают огнём своих пулемётов что-то внизу. Послышались хлопки японских зениток, но клубки разрывов видны значительно выше и в стороне. Бомбовый удар второй девятки И-15 пришёлся по склону сопки, метрах в сорока над нами, в сплошном зелёном лесном покрывале образовалась внушительная проплешина.
— Товарищ старшина, вы тут заканчивайте, — тот умело и споро бинтует руку раненому. — и на второй секрет, а мы с Васильевым на первый… Им может быть помощь нужна, последние бомбы куда-то туда упали.
Как выяснилось, одна из бомб упала на тропу, разделявшую наш секрет и позицию, где залегла цепь японских солдат, прочёсывавшая склоны Заозёрной и напоровшаяся на наш огонь. Этот взрыв прекратил атаку японцев, убив и ранив нескольких нападавших, не причинил никакого вреда нам, но к тому моменту в строю осталось лишь двое красноармейцев из пяти: был убит Бобарыко и тяжело ранен сержант и легко — ещё один боец. Лейтенант Мошляк встал за пулемёт и короткими точными очередями сбил на время боевой пыл самураев, но те перегруппировались и, подбадривая себя криками «банзай», бросились вниз на наши позиции.
— Одного прямо… в десяти шагах снял, — тяжело дышит лейтенант, сам легко раненый в плечо, шагая рядом
с плащ-палаткой, на которой мы с Васильевым несём потерявшего сознание Лукашенко. — он скатился по склону… мне прямо под ноги…. а у него на поясе фляжка на тонком ремешке… лёгкая из белого железа… в брезентовом чехле… дай, думаю, воды испью…. я, значит, колпачок отвернул, пробку вынул…. а она в нос шибает… водка там была ихняя, саки называется… Васильев вдруг заходится в нервном смехе и роняет свой конец плащ-палатки. Мошляк, деловито снимает фляжку, наливает в колпачок мутноватую жидкость и заставляет моего напарника сделать глоток.— … такой вот значит он есть, этот «самурайский дух», — вновь пускаемся в путь. — пьяные они в атаку идут… потому так громко кричат… храбрости им сс… водка добавляет. Уже почти в самом низу, на выходе из дубняка, оставив двоих бойцов с «Максимом» на тропе делаем привал. Выглядываю из травы и смотрю на небо: не послышалось, горизонт чернеет от множества едва различимых на глаз точек.
«Сколько же там самолётов? Сто… двести»? Через несколько минут, когда воздушная армада занимает половину небосклона и становятся видны очертания самолётов, картина проясняется: в первой и второй волнах — до сотни серебристых СБ, сверху и снизу их прикрывают десятки юрких истребителей, а замыкают строй полсотни огромных угловатых архаичных ТБ-3, призванных видимо, как слоны Ганнибала, сокрушить любую оборону противника.
«Приплыли… сам видел сегодня на аэродроме в Ворошилове как оружейники при помощи лебёдок подвешивали к подкрыльевым бомбодержателям этих слонов трёхметровые сигары ФАБ-1000»…
— П***ц. — Вторит моим мыслям кто-то сзади.
«Как же так… ну, положим, И-15-ые были уже в воздухе, когда я передавал радиограмму, наверняка, все они были без раций, но на то, чтобы бомберам сообщить, времени же было предостаточно. Что с ними не так»?
— Разговорчики! — Прикрикнул Мошляк. — Отдаю боевой приказ: всему личному составу укрыться в русле того ручья…
Лейтенант неосторожно дёргает раненой рукой в направлении небольшой заросшей расщелины, сбегающей вниз с вершины сопки, лицо его мертвецки бледнеет.
— Чаганов, на вас бойцы из лагеря, Васильев — первый секрет…. — полетели команды Мошляка.
— А что, может и получиться… русло глубокое и узкое…. вьётся вниз по склону и впадает в Хасан неподалёку от нашего убежища…. воды по щиколотку, — стучат мысли по темечку в такт буханью моих сапог по каменистой тропинке.
Не таясь, пролетаю с десяток метров по открытому месту до зарослей камыша и врываюсь в «штаб» сквозь «стену».
— Подъём! Все за мной! Старшина, поможешь майору! С собой взять только оружие и боеприпасы! — Противореча своему приказу, левой рукой хватаю «разгрузку Вассермана», а правой продолжаю прижимать к груди искорёженную рацию. — Не отставать!
— Лейтенант госбезопасности Мальцева на проводе, — тонкие пальцы девушки, крепко сжимающие деревянную ручку телефонной трубки, белеют. — соедините с комкором Смушкевичем.
— Товарищ Смушкевич в кабинете у командующего, — укоризненно отвечает его секретарь. — позвоните часа так через два, сейчас я могу только принять телефонограмму…
— Послушай меня, капитан, — зашипела Оля, как змея. — я звоню по поручению Генерального комиссара госбезопасности товарища Берия. Если ты прямо сейчас не позовёшь комкора к аппарату, я тебя в лагерную пыль сотру…
Стоящий рядом Ким невольно вздрогнул от разительной перемены, которая произошла за секунду в облике милой девушки.
— Одну секундочку… — в голосе секретаря одновременно послышались раздражение и испуг.
— Ну что? — Оля прикрывает трубку ладошкой, поворачивается к Киму, склонившемуся над «Бебо».