Война. Часть 1
Шрифт:
— Старт. — Послушно повторяет последнее слово Мехлис.
— Ну? — Оля поворачивается к Бойченко, застывшему на месте. Под её недовольным взглядом старшина срывается с места и, как танк, врезается в воду, скрываясь из виду в поднятой им туче брызг. Девушка незаметно толкается от помоста, на мгновение зависает в воздухе и почти без всплеска и шума скрывается в зеленоватой озёрной воде.
— Да где ж она? — Заволновались через полминуты медички, тревожно вглядываясь вдаль и закрываясь от солнца ладошкой.
На изумрудной глади, подкрашенной кое-где по берегам кувшинками и нависающими над ними розовыми цветами лотоса, видны лишь размашистые саженки старшины, успевшего проплыть
— Вон она! — радостно кричит, начавший уже тревожиться, Горшков, его голос тонет в торжествующем рёве болельщиков, — что творит девка!..
Голова Оли неожиданно появляется на поверхности воды метрах в пяти впереди Бойченко и начинает энергично работать руками.
— … Настоящая пловчиха… скользит на водой… смотри как поворот сделала… под водой! — бормочет себе под нос капитан 3-го ранга, — давай, давай, девочка… жми!
На последней стометровке девушка заметно сдаёт и Бойченко финиширует первым, обогнав соперницу на два корпуса. Тяжело дыша, он с трудом выходит на берег, прячась за ним из воды спиной вперёд появляется Оля — спортивный костюм облепил её тело, как на конкурсе «мисс мокрая майка»… Ей на выручку бросаются счастливые медсёстры, срывая с себя на ходу белые халаты.
— Кх-кхм, — Мехлис смущённо отводит глаза, — приводите себя в порядок… через десять минут жду соперников в штабе, пойдёмте товарищ Горшков.
Из небольшой лощины в полусотне метров от нашей стоянки рощице вновь зазвучали громкие гортанные выкрики японских офицеров, собирающих солдат.
— Не отстанут они от нас, — бледный лейтенант привалился к скату небольшой воронки, вырытой взрывом 10-килограммовой авиабомбы во влажном грунте, — непременно живьём вас, товарищ Чаганов, хотят взять. Заметили, что в последнюю атаку японцы шли с лопатками в руках? Им стрелять запретили.
«Заметил… да и у нас уже патроны на исходе».
Пулемётные ленты расстреляли ещё в полдень, пришлось оставить «Максимы» в зарослях на берегу, выбросив затворы в воду, винтовочных патронов в россыпь — по десятку на каждую из двух оставшихся мосинок. За день наш отряд сократился до четырёх человек: двое Мошляк и Рычагов — ранены, но остаются в строю м мы со старшиной, основной ударной силой. Главные потери отряд понёс утром, когда японцы, забросав гранатами второй наш секрет внезапно ворвались в основной лагерь, взяв в плен наших раненых. Пятеро бойцов во главе с лейтенантом и Рычагов, пользуясь туманом, сумели прорваться через японский заслон к берегу озера. Там в камышах мы со старшиной с ними и встретились, отчаявшись найти кого-нибудь в живых из морского десанта.
Когда рассвело, японцы принялись обстреливать прибрежные заросли из пулемётов, забрасывать минами с вершины сопки. Командир, оценив создавшуюся обстановку, решил вести отряд на север, на соединение с нашими частями в районе сопки Безымянной, откуда доносилась громкая канонада. За четыре часа, преодолевая лесные завалы, глубокие лощины и обходя топкие заливчики, удалось пройти метров пятьсот, подняться на пригорок, где мы и были окружены с трёх сторон японской пехотой. Приняли бой, понесли потери и израсходовали почти все боеприпасы.
«Ну вот и всё… — ласково поглаживаю бакелитовые накладки рукояти нагана, — очередная жизнь подходит к концу… крайняя — была особенно яркой и цельной… много ещё чего полезного мог бы сделать Алексей Чаганов, если бы не… трагическая случайность?… Да-а, скорее всего так и есть. Была, конечно, возможность переплыть эту лужу в одиночку… бросив ребят… типа, мигом смотаюсь за помощью…. но как-то это сильно на бегство с поля боя смахивает… хотя, допускаю, что
никто бы и слова не сказал… Не-ет, сам не смогу потом людям в глаза смотреть».— Старшина, — хрипит Рычагов, поглаживая бок, — дай гранату, я в плен не хочу.
— А вы, товарищ майор, умеете с ней обращаться? — проводит он рукой по мокрому лбу, размазывая грязь.
— Нет, ты мне расскажи.
Старшина подсаживается рядом с лётчиком и вытаскивает из подсумка зелёную гранату с ребристой рубашкой.
— РГД-33, — заученным тоном, как на занятиях, начинает он, — осколочная наступательно — оборонительная граната…
«… Знания из будущего — вещь безусловно полезная, но не абсолютная. Чтобы превратить их в новое оружие, боевую технику, боеприпасы и снаряжение, необходим труд сотен тысяч учёных, инженеров и рабочих. Один в поле не воин. К тому же ещё не факт, что моё вмешательство в ход истории пойдёт на пользу стране: а ну как в решающий момент не разоблачённые в 37-ом предатели ударят в спину? Или средств у страны (которые по моему требованию направлены на радиопромышленность) не хватит на производство пушек, патронов или взрывчатки, на обучение войск. Легко представить себе картину, когда полуграмотный командир запрещает включать рацию, чтобы не навести на штаб бомбардировщики врага. Да даже и представлять не надо: именно так поступали они здесь в Приморье, пока, вступивший в командование, Апанасенко ни издал приказ о борьбе с „радиобоязнью“. А может случиться ещё более худшее: знания попадут к врагам, которые быстрее смогут пустить их в дело против нас… А что если смерть в грядущем бою — единственная для меня возможность сделать что-то действительно нужное и достойное»?
— Вот так поворачиваете чеку на рукоятке, товарищ майор, видите красненький значок появился на рукоятке? Всё, граната готова к бою: теперь, когда вы замахнётесь для броска, ударник, значит, накалывает капсюль запала и остаётся четыре секунды до взрыва…
«Две гранаты, две винтовки, два нагана… не рано ли я начал умирать? Ну хорошо, обложили они с фронта и тыла, отрезали от берега, но вверх-то по склону путь сто процентов свободен! Даром что, в конце его окопавшиеся на вершине самураи… Ничего, нам бы хоть ещё пару часов продержаться, а дальше уже начнёт смеркаться».
— Ты давай покороче, времени мало…
— Эй, хлопцы, — вдруг в тишине раздался низкий зычный голос, — к вам обращается атаман Семёнов, слыхали о таком?
Рука лейтенанта тянется к кобуре.
— Тихо, все, — грозно шепчу зашевелившимся было соратникам и уже во всю глотку, — ну слыхали и чо?
«Атаман Семёнов, — в голове возникает ориентировка, которую дала мне прочесть Оля перед отъездом в Ворошилов, — что там было в конце?… С 1932 года в Маньчжоу-Го, с 1934 — в Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурии (БРЭМ), по сути японском центре подготовки разведывательно-диверсионных групп из числа белоэмигрантов для заброски на территорию СССР. Встречался с главой японской мисси в Харбине генералом Андо».
— А то, — срывается атаман на грозный тон, но тут же берёт себя в руки, продолжая вкрадчивым голосом, — что я от лица маньчжурского командования предлагаю вам сдаться. Хватит лить православную кровь. Гарантирую жизнь и свободу всем, кроме комиссаров…
— Значит так, — быстро перемещаюсь к Рычагову и призывно машу рукой Мошляку, — как старший по званию, временно принимаю командование на себя. Лейтенант и майор ползком вот по этой ложбинке скрытно поднимаются наверх с собой у вас только по пистолету, мы со старшиной остаёмся на месте. Я начинаю переговоры с Семёновым, чтобы дать вам время на подъём. Затем по моей команде мы бросаем по гранате и догоняем вас. Всё, выполнять.