Война
Шрифт:
Я иду по узким улочкам. Когда меня прихватывает, незаметно блюю под арками. Линия фронта, похоже, проходила теперь в сорока километрах везде, и спереди, и сзади. Я невольно начинаю прикидывать, куда бы я мог податься, если бы вдруг свалил. Повсюду смерть и разруха, говорил я себе. Пришлось бы пробираться за границу, подальше от этой бойни. Но у меня не было ни бабок, ни здоровья, ничего. Вряд ли на свете есть что-либо более отвратительное, чем месяцами наблюдать за непрерывными потоками перемещающихся по улицам отрядов мужчин в разнообразной униформе, как их рассортировали, подобно связкам сосисок, на хаки, резервистов, голубых, бледно-зеленых, для ускорения процесса еще и водрузив это мясо на колеса, и толкают в огромную мясорубку, предназначенную для перемалывания кретинов. Все это ни на секунду не останавливается, тут слышно пение, там квасят, потоки растягиваются в длину, кровоточат, снова кто-то квасит, скулит, вопит, в воздухе ощущается запах гнили, начинает моросить дождь и наконец появляются первые всходы пшеницы, а тем временем новую партию придурков подвозят на корабле, который нетерпеливо гудит, спешит всех высадить, лавирует на воде, как
Чем я рискую, если зайду в Гиперболу? Да ничем. Заодно поделюсь новостями с малышкой Дестине, вдруг она еще ничего не слышала. Однако Анжела ее уже проинформировала. Анжела так и не уехала из города. Нет. Здесь она уже обзавелась нужными знакомствами. Так что меня это не удивляло. На Большой площади яблоку негде было упасть, настоящее вавилонское столпотворение. Одни сидели на головах других. На перекрестках даже установили специальные мостики, чтобы можно было проходить над людскими потоками. Каждый день приносил новые потери из-за бомбардировок, да и солдатни тут было полно, но никогда еще в этих местах столько не зарабатывали. На рынке творилось что-то чудовищное. Из-за цветов так и вовсе чуть ли не дрались в очередях. Никогда бы не подумал, что букеты могут быть так востребованы во время войны. Оказалось, они много для чего нужны. В случае атаки с воздуха звучала сирена, и все, естественно, прятались в подвалах. Что тут начиналось, словами не передать. Я сам стал свидетелем, как батальон в полном составе оккупировал Гиперболу на целый час, пока длилась тревога. Они опустошили все запасы, не оставили после себя ни капли. Даже кристалл [30] весь вылакали, я ничего не придумываю. Пушку 75 мм водрузили у нотариуса, так он решил себя обезопасить, лошадям пришлось тащить ее к нему на второй этаж. Вот. Можете себе представить, до каких крайностей доходило.
30
Кристалл — имеется в виду шампанское торговой марки Cristal, употребление которого из-за его высокой стоимости принято считать своего рода знаком исключительности и привилегией представителей высших слоев общества.
В спокойной обстановке Анжела, теперь уже безутешная вдова, выходила на улицу. Я не сразу решился к ней подойти, а она, как и раньше, ошивалась возле английского штаба. Как раз по диагонали от занавески Гиперболы, из-за которой я за ней наблюдал. Дестине поначалу вообще ничего не поняла, просто с Каскадом случилось несчастье. Это все, что она смогла для себя уяснить. Она искренне плакала, вспоминая о нем, совершенно не врубаясь, что именно произошло. Жила она по-прежнему с Анжелой в одной комнате над кафе, поскольку так уж вышло, что та изначально у нее поселилась. И потом, она, конечно же, сильно уставала, ей ведь приходилось разносить выпивку и аперитивы цистернами, потому что она, Дестине, одна должна была обслуживать все тридцать пять столов в Гиперболе, до десяти часов вечера с шести часов пятнадцати минут утра, таков был ее график. Да еще и Анжела, которая, как я позже узнал, была просто невероятной развратницей, повадилась ее сосать, если та по возвращении домой ее там заставала, вынуждая кончать по два-три раза. То, что Дестине валилась с ног от усталости, ее особенно заводило, так как Анжелу больше всего вдохновляла именно сложность задачи заставить ее получить удовольствие. Вот такое безумие.
Наверное, это было не слишком правильно с моей стороны подходить к Анжеле после случившегося, но она, заметив, что я приближаюсь, совсем не удивилась. Чтобы поговорить, мы отправились в другое кафе. Я не решался ее упрекать. А она даже меня подзадоривала. Мне бы хотелось, конечно, услышать от нее какое-нибудь объяснение. Однако она вообще не затрагивала эту тему в разговоре. В конце концов я перестал думать о Каскаде и подсел к ней поближе, чтобы немного ее потискать. Она не возражала. С моей рукой это было непросто, я едва сдерживался от крика, стоило мне ее слегка напрячь, а мое ухо наполнялось шумом и готово было лопнуть от прилива крови к моей физиономии. И тем не менее у меня вставал, это было главное. Мои раны кровоточили, но я все равно представлял себе ее напрягшийся в ожидании зад. Жизнь снова ко мне возвращалась. Милая Анжела. У нее были совершенно черные бархатные глаза, полные томной нежности, совсем как в песне Каскада, которую он уже больше никогда не споет. Только она одна была мне на свете нужна [31] . И она, кстати, оплачивала все бухло. Я больше не хотел просить деньги у моих родителей. Одна только мысль об этом вызывала у меня отвращение.
31
Селин опять здесь цитирует песню «le sais que vous etes jolie» (Я знаю, что вы хороши).
— Ты прав, — подбадривала она меня.
Я видел, как она уходит вдаль по Большой площади. Она шествовала между отправленными сюда на отдых батальонами как спустившаяся с небес богиня радости и счастья. Ее изящно вихлявшая задница являла собой полный контраст с неподвижно распластавшимися вокруг ста тысячами килограммами вонючих тел двадцати тысяч до смерти измотанных мужчин. Кое-где на площади стоял такой смрад, что, проходя там, она невольно ускоряла шаг. После чего она приостанавливалась, чтобы припудриться, она обожала это делать и не упустила возможность застыть в кокетливой позе возле штаба генерала В. У. Перселла. Около
одиннадцати генерал В. У. Перселл обычно выезжал в своем запряженном двумя гнедыми кобылами желто-фиолетовом кабриолете проверить траншеи. Он сам управлял лошадьми и не считал это зазорным. Это был светский человек. За ним на значительном расстоянии следовали два офицера верхом, майор-ирландец В.К.К. Олистикл и лейтенант Перси О'Хейри, всегда весь такой изнеженный, нервный, совсем как юная барышня.У Анжелы был один трюк — снять английского офицера, именно брита и непременно из высшего общества, такие обычно особенно трясутся, как бы их не застукали во время траха. Я узнал об этом уже на следующий день или чуть позже. Я не просил ее разрешить мне поучаствовать. Дело было довольно деликатное. Она сама мне предложила.
— Слушай, — сказала она, — здорово все-таки, что у тебя есть медаль, это как раз то, что нужно. Знаешь, о чем я вчера вечером подумала, когда лежала в постели с Дестине... Нет?.. Меня вдруг осенило, что у тебя очень убедительно получится, если ты поднимешь скандал... ты мог бы изобразить моего мужа... Я проделывала такое в Париже с «Додиком-рукожопом», все прошло на ура, лучше не бывает.
Я не стал ее перебивать.
— Итак, я раздеваюсь, ну как обычно, позволяю гаврику немного потереться об меня... И когда у него встает, становится по-настоящему твердым, я начинаю сосать... И тут в фатеру неожиданно входишь ты, без стука. Я специально оставлю дверь не запертой на ключ, чтобы все выглядело натурально. Я такая восклицаю бля! это же мой муж... И тогда англичане, ты же знаешь, какие у них становятся рожи в таких случаях... Был один, которого я обработала в Олимпии, так ему прямо плохо стало... Они сами предлагают тебе бабки, всегда именно они, тебе вообще даже делать ничего не надо, они сами все знают... Я уже проворачивала такое дельце с Додиком, и можешь мне поверить, все идет как по маслу... Нет больших дебилов, чем англичане, когда у них встает, и [несколько неразборчивых слов] амбалы... У них прям мозг отключается, когда они видят, как ты входишь. Они готовы на все, лишь бы заслужить прощение за свой проступок. Обхохочешься. И я иду на компромисс. Вслух я кричу и ужасаюсь, а в душе просто умираю со смеху. Это настоящее кино. Сам увидишь. Нет, если ты не хочешь, скажи... Но ты ни о чем не пожалеешь, и я еще не сказала, сколько тебе причитается...
— Гы! — говорю я.
Я тоже ничего не имел против равноправия в семейных отношениях. Меня уже достало сидеть без гроша, и моя башка раскалывалась от разнообразных идей, я был ими переполнен от уха до дырки в жопе, так мне не терпелось поскорее встать на ноги.
— Я мигом тебя вылечу. Трахну тебя, как тебе и не снилось... Но ты должен быть паинькой, послушным хорошим мальчиком и постараться вылизать мне киску так, чтобы мне это понравилось... Мы же теперь муж и жена. А поскольку я на два года старше тебя, я буду давать тебе указания...
В этих словах было так много интригующего, я слушал ее, и мое воображение заставляло меня чуть ли не прыгать от радости. Я уже себя не сдерживал. Чем больше пороков, тем сильнее удовольствие. Иногда мысли о балагуре Каскаде все же мелькали у меня в голове, но потом я снова глядел на нее и обо всем забывал. В настоящем была только Анжела, только ее жопа. Именно в ней было спасение. Да и вообще это был не самый подходящий момент для сожалений. Я больше не собираюсь грузить себя всей этой высокодуховной хренью. Случившееся настолько глубоко меня потрясло, что невольно помогло мне скинуть с себя тяжелый груз совести, все то, что, можно сказать, годами вбивали мне в голову, и таким образом я даже извлек из этой ситуации определенную пользу. Ах! Если приглядеться, во мне действительно ничего такого не осталось. Как же это утомительно изо дня в день таскать с собой забитый всем этим хламом череп, а еще хуже из ночи в ночь, когда в башке у тебя гудит и ты словно проваливаешься в бездну. Отныне я ничего не был должен человечеству, по крайней мере тому, в существование которого веришь, когда тебе двадцать и тебя донимают угрызения совести и прочие тараканы в голове, копошащиеся в беспорядочно сваленных в кучу вещах и идеях. Анжела прекрасно подходила, чтобы занять место моего отца, да даже и Каскада, в ней, я бы сказал, было еще что-то довоенное. Она любила оторваться, ей все время хотелось чего-то нового и необычного, границ для нее не существовало.
Ладно. Раз уж я взялся заменить Каскада, мне необходимо было с самого начала держать планку, в смысле быть гораздо более свободным от условностей. Немного поразмыслив, я решил двигаться вперед.
— Хорошо, — сказал я ей, — можешь на меня рассчитывать, я полностью в твоем распоряжении.
Она отвела меня в свою клетушку, а точнее туда, где жила Дестине, чтобы проинструктировать, как нужно действовать, ввела меня в курс дела, короче. Дверь, в которую я должен был постучать, находилась слева от кровати, посредине между туалетом и сундуком. На самом деле за ней был гардероб, из которого жутко воняло потом. Клетушка имела совершенно нищенский вид, однако это, по ее словам, скорее даже возбуждало клиентов.
— Ну ты же понимаешь, роскоши этим людям хватает и у себя.
В качестве аванса она раздевается. Я впервые вижу ее в комбинации. В голом виде она слегка округлилась, нет, она совсем не полная, можно даже сказать, миниатюрная, изящная в целом, но крепкая. Я сразу же просекаю, в чем ее фишка. Помимо глаз ее главный козырь — это кожа. Кожа рыжих при дневном освещении на зацикленных на ебле маньяков действует гипнотически. Сила ее притяжения ни с чем не сравнима и воистину уникальна. Практически всем телкам мы способны в той или иной мере противостоять, изгибы и впадины на теле блондинок, бархатистая кожа брюнеток, они великолепны, пробуждают чувственность, влекут к себе, искушают потрогать, это же сама жизнь, и ощутить, как она слегка напрягается и вздрагивает от прикосновений твоих пальцев, настоящее райское наслаждение, иначе не скажешь. Оно безгранично, и тем не менее мы можем как-то себя сдерживать... А с рыжей ты сразу становишься скотом. Это его выход, он ни в чем не сомневается, он нашел свою сестру, он счастлив.