Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

В Лицее ситуация усугубилась тем, что вместо одного дядьки, свобода стала ограничиваться людьми многими, в первую очередь преподавателями. Александр тосковал на большей части занятий, оживляясь лишь на нескольких предметах. Какая скука сидеть и слушать невесть что, когда всё тело требует движения! Когда рука сама тянется шарахнуть чем-то тяжёлым какого-нибудь приятеля вроде Кюхли или Дельвига, после чего удирать от них с радостным хохотом. Увы — карающая длань эскулапов если не всегда пресекала, то грозно предупреждающе нависала над жаждой реализации этих чудесных идей.

Литературу Пушкин обожал во многом благодаря чувству искомой свободы даруемой воображением, но и здесь сталкивался с ограничениями.

Что поддерживало в тогда ещё

мальчике дух, так это наивная вера в решительные перемены когда обучение завершится. Взрослые люди — вот баловни судьбы! Поскорее стать таким как они, сдать экзамены и жить как захочется! Став наконец взрослым и окунувшись в свободную жизнь, Пушкин густо краснел припоминая свою наивность. Всё стало только хуже. Количество всего, что он теперь должен неукоснительно соблюдать, выросло кратно.

Но с другой стороны, благодаря всё тому же образцу воспитания, Александр очень точно усвоил и запомнил множество правил которые прочие обязаны блюсти относительно его персоны, за соблюдением которых взирал с вниманием и требовательностью достойной тирана. Никто не мог безнаказанно выразить и малой толики неуважения к природному положению представителя древнего рода.

Наделенный от природы ясным умом, Пушкин стремился разобраться в сочетании одного с другим, вычислить некую формулу для примирения внутри себя неистребимой жажды свободы с пониманием необходимости ограничения её для всех людей.

Сперва он рвался в масоны. Таинственное общество вольных каменщиков, в котором состояла добрая половина известных ему людей (об отношении к людям, например, крестьян, в данном вопросе он не задумывался, отчего и выходила половина) увлекало воображаемой возможностью одновременной жизни в двух мирах. В одном — где соблюдается строгий этикет, детализированный церемониал и подчеркнутая разница в рангах; и в другом — где все равны и вольны говорить что вздумается. Конечно, вольность эта обусловлена тем, что «вздуматься говорить» можно лишь только о том как сделать мир много лучше чем он есть, но и того немало! К несчастью, Александр не подумал скрывать свои помыслы от лучших друзей, зачитав несколько набросков своих будущих речей о том как должно обустроить человечество как в целом, так и одной, отдельно взятой стране. Наброски эти ясно указывали на стремление открыть глаза всем и сразу, изобиловали обращением «брат» и «братья», желанием объяснить людям, что жить нужно праведно, а неправедно жить не нужно, и тогда всё станет хорошо. Сила слова кандидата привела слушателей в восторг, друзья обещали посодействовать в меру сил, но в масоны его не взяли. Пушкин обиделся.

Годы шли, но мыслительный поиск чёткого и ясного представления о возможности свободы человеческой личности не прекращался в голове поэта никогда. Потому он и рванул в оренбургские степи при первой возможности, ведь легенда о Пугачеве пробивалась сквозь любую цензуру, и в ней звучал тот же вопрос. К сожалению, а, может быть, к счастью, Пушкин уже не был юнцом, оттого не огорчился обнаруженному слишком сильно. Выяснилось, что свобода Емельяна юридически начиналась с целования руки нового повелителя, а де факто — с грабежей разной степени зверств. Он знал это и ранее, но не столь подробно, отчего был склонен считать менее значимым, чем показалось на местах действия восстания.

Тем не менее, накопленный материал дал пищу для ума, наводил на новые, не приходящие ранее мысли. Пушкин ехал домой в предвкушении человека нашедшего новую интересную книгу, которую не враз поймешь, и которая обещает интеллектуальное развлечение, столь им ценимое. Тогда-то он и встретил Степана.

Знай Степа, что о нем мыслил Пушкин, то он очень бы удивился.

Во-первых, Александр не поверил в мнимое крестьянство «сына Афанасиевича» практически сразу. Ну не было таких крестьян на Руси и быть не могло! Встречались самородки, и немало, но все они шли по колее известной. Степан не годился под их образец.

Во-вторых,

он определил в ряженом крестьянине дворянина из хорошей семьи по вольности общения, не той, что внешне, но внутренней. В любом недворянине, каким бы тот человек не был, хоть богатым надутым купцом, хоть казаком, проглядывалась, проступала второсортность. Если угодно — пиетет. В Степане он того не почувствовал, невзирая на все ужимки «потомственного крестьянина деревни, ой, тьфу ты, барин, села Кистенёвки».

Бедное дворянство, однодворцы, были так же отвернуты по массе нюансов. Нет, Степан был очевидно из дворян, и дворян не стесненных до прискорбного уровня.

Обожавший загадки, Александр безошибочно, как ему показалось, записал Стёпу в масоны.

Смесь былой обиды с живым воображением и верой в свою исключительность, привели Пушкина к «отгадке» того рода, которая невольно возвеличивает отгадывающего.

Выходило, что он не отвернут обществом в которое свободно принимали (теперь он знал точно) множество откровенных глупцов, но избран для чего-то особенного.

«Что же, подпустим и мы турусы!» — принял условия игры Александр.

Финансовые затруднения, вчера ещё казавшиеся неразрешимыми, висевшие кандалами на руках и ногах поэта, разрешились словно по-волшебству. Мнимый крестьянин объяснил, что никаких сложностей на деле нет и не предвидится. Открыто предложил громадную сумму, погашение всевозможных долгов и выкуп имения. Пушкин отказался. Не совсем, то было невозможно, но в значительной части. Быть слишком должным Пушкин не желал. К тому же, останавливало соображение не проявить чрезмерную алчность, что непременно было бы оценено не в его пользу.

Нападение разбойников, вкупе с последующими событиями, от героического явления «крестьянина» верхом на коне и до гибели семьи Калашниковых, навело поэта на второй вариант оценки ситуации. Конечно, он сразу понял угрозу.

Александр знал, что слухи о расколе в самом «тайном» и многочисленном обществе верны. Это казалось логичным после запрещения императором самого существования общества. Почти сразу выявились лидеры среди тех кто не желал бросать начатое, вскоре пришедшие к вражде между собой. Власти были осведомлёны о текущих процессах, но глядели сквозь пальцы. Раздробления казалось достаточно. Пушкин и так состоял в нескольких обществах (за исключением желаемого) и понимал подоплёку.

Что такое тайное общество той эпохи? Группа людей связанных некими интересами. Сперва подбирались единомышленники, странным образом оказывающиеся людьми нужными. Затем определялась цель приложения коллективных усилий — что-нибудь весьма и весьма благородное. После шли обещания и клятвы оказывать друг другу всяческое содействие и поддержку на пути достижения искомой высокой цели. Ну а далее…далее вся поддержка и содействие сосредотачивалась на улучшение положения членов общества в жизни официальной. Чины, звания, награды, выгодные браки и назначения. Власти, и лично государя, такое положение устраивало. Николай как-то в припадке откровения высказался в духе, что, мол, потому и запретил масонство: пусть они чины делят и друг с другом грызутся, чем о революциях помышляют. Ведь масштаб организации прямо воздействует на её аппетиты. Масонство слишком разрослось, отчего желание стать чем-то большим чем оно есть, было вопросом времени. Государь как мог купировал угрозу.

До событий в Санкт-Петербурге было ещё далеко, да и кто мог их предугадать? Тогда Пушкин принял условия игры, как ему казалось, и «приблизил» к себе Степана, взяв в повседневные спутники для разъездов, как из расчёта, так и из любопытства к этому человеку, надеясь вскоре вывести того на чистую воду и разузнать что можно поподробнее. Задача не из сложных, как мыслил поэт, однако, со Степаном оказалось всё не так просто. Даже слишком.

* * *

— Гнев дурной советчик, Александр Сергеевич. — шепнул Степан и Александр вздрогнул.

Поделиться с друзьями: