Война

Как и в тот раз Флетчера сопровождали двое. Первым был его секретарь Марсден, но вторым, вместо Мерсенна, оказался лорд Ахмад Хусейн, офицер-оружейник. Мартинес сразу догадался, куда они идут, и не удивился, когда Флетчер спустился на две палубы вниз и направился в Третью ракетную батарею.

Там их уже ожидала стоящая навытяжку команда с похожим на крысу старшим оружейником Гуликом во главе. И вновь Мартинес наблюдал, как Флетчер проводит тщательнейшую проверку не только ракет-носителей и пусковых установок, но и системы лифтов, предназначенной для персонала, огромных паукообразных роботов для контроля повреждений, используемых при ремонте в условиях перегрузки, когда вся команда лежит в амортизационных креслах, едва способная дышать и думать, не то что двигаться. Флетчер посмотрел гидравлические системы роботов, слазил в антирадиационный бункер, в котором во время боя сидят оружейники, а потом велел извлечь из пусковой установки две ракеты. Они были покрашены в те же цвета, что и обшивка корабля: в зеленый, розовый и белый – и напоминали не оружие, а странные дизайнерские изыски, арт-объекты, заказанные эксцентричным меценатом, или даже яркие леденцы для детей-великанов. Капитан провел по ним пальцами в белых перчатках, ожидая, что ракеты будут чисты, как его собственный обеденный стол, а потом приказал убрать их на место и спросил Гулика, когда в последний раз ремонтировались установки.

Наконец Флетчер осмотрел саму команду – безупречно одетых солдат и мичманов, выстроенных по старшинству.

Восприятие Мартинеса обострилось, и он обозревал сразу все в батарее, до последнего проводка, до мельчайшего переключателя. Казалось, что он замечает каждую деталь происходящего: запах смазки на тросах подъемников; нервное движение рук Хусейна, увидевшего, что Флетчер отводит взгляд от полоски пота, выступившего над верхней губой Гулика.

Гулик, вытянувшись, стоял в конце строя. Флетчер хладнокровно вышагивал перед его командой, не пропуская ни потертого шва на рабочем комбинезоне, ни криво вставленного в гнездо инструмента, ни торчащей из-под воротника петли вешалки.

Мартинеса бросало то в жар, то в холод. Флетчер остановился перед Гуликом и мучительно долго смотрел на него синими глазами.

– Очень хорошо, Гулик, – сказал он. – Держите марку.

А потом случилось невероятное: капитан отвернулся и быстро пошел прочь, тихо позвякивая ножнами. Плохо соображая от головокружения, Мартинес молча последовал за всеми.

Уже у люка уголком глаза он заметил, как расслабился Гулик.

Поднявшись на свою палубу, Флетчер обратился к Мартинесу:

– Благодарю вас, капитан. – Он едва сдерживал усмешку. – Я ценю, как трепетно вы относитесь к моим слабостям.

– Да, милорд, – ответил Мартинес, не в силах произнести "Всегда к вашим услугам".

Гарет отправился в свой кабинет, сел за стол и задумался об увиденном. Флетчер пригласил его на обход, но ничего не произошло.

"У него десятки проверок каждый год, – размышлял он. – Но убит только один старшина. Просто блажь?"

Примерно через час пришел лейтенант Коэн, рыжеволосый адъютант Миши, с приглашением на обед у командующей. Мартинес явился туда, и за тарелкой прохладного фруктового супа доложил, что ничего необычного во время утренней инспекции не произошло.

Миши не отреагировала на сказанное и лишь спросила, как продвигается подготовка предстоящих через два дня учений. Мартинес кратко изложил свои планы, но недовольство продолжало грызть его.

Хотелось спросить: "Что вы собираетесь предпринять?" Но Миши продолжала говорить об эксперименте и о завтрашнем полете над Термейном.

К концу обеда Мартинес был даже в большем недоумении, чем прежде.

Ночью он очнулся от какого-то обрывочного сна и обнаружил, что парит. Он взглянул на янтарные цифры хронометра, мерцающего в углу настенного экрана, и понял, что настало время корректировки курса и они находятся возле одного из газовых гигантов Термейна, последнего пункта перед рывком эскадры к занятой врагом планете.

Мартинес наблюдал за отсчетом секунд, а потом включились двигатели и он упал на матрас.

Через два часа Алихан принес завтрак: кофе, соленую рыбу и свежую булочку, только что испеченную Перри. Потом ординарец помог надеть скафандр, так как Мартинес готовился идти в командный центр.

Все на корабле знали, когда объявят тревогу, поэтому сейчас многие одевались или собирались одеться.

Скафандр проверил свои системы и вывел результат на нарукавном мониторе – все в норме. Мартинес сделал последний глоток кофе, взял у Алихана шлем и отпустил ординарца на кубрик, где тот с помощью товарища тоже наденет скафандр.

Мартинес неуклюже протопал на две палубы вниз, к командному центру. Там уже была Миши в сопровождении адъютантов Ли и Коэна. Она стояла к нему спиной, без шлема; волосы были убраны в подшлемник с наушниками и проекторами виртуальной сети. Ремешок пока не был застегнут под подбородком и болтался у плеча. Миши наклонила голову и прижимала наушник, словно хотела что-то расслышать.

Даже в громоздком скафандре было заметно, как она напряжена.

– Ждите, – сказала Миши и повернулась к Мартинесу. На ее лице застыла маска крайней сосредоточенности. Мартинес отсалютовал:

– Миледи.

– Срочно примите командование "Прославленным". С капитаном Флетчером что-то случилось.

– Он… – начал Мартинес, но замолчал, не зная, чем закончить фразу. Не скажешь же: "… слетел с катушек и гоняется за всеми с ножом"?

Слова Миши звучали кратко и даже дико:

– Докладывают, что он мертв. Примите командование, пока все не полетело в тартарары.

Глава 11

С неспокойным сердцем, Мартинес вошел в рубку, зажав шлем под мышкой.

– Я принимаю командование, – громко объявил он. – По приказу леди Миши Чен.

Все повернулись и уставились на него поверх воротов скафандров. Чандра Прасад смотрела с капитанского места. Из подшлемника на лоб выбился каштановый локон.

– Передаю командование капитану Мартинесу, – подтвердила она.

Мартинес шагнул к ней.

– Лейтенант, не желаете подтвердить приказ у комэскадрой?

– Я только что связывалась с ней, лорд капитан. – Чандра сдержала улыбку. – Она предупредила, что вы идете.

Мартинес почувствовал, что принесенное с собой напряжение начало развеиваться.

– Хорошо, – сказал он.

Чандра подвинула ложе вперед и встала.

– Курс два-два-пять к ноль-ноль-один в абсолютном исчислении, – доложила она. – Ускорение 1 g, скорость 0,341 с. Время подлёта к Термейну примерно сто десять минут. Боевая тревога пока не объявлена.

– Можете объявить, – сказал Мартинес.

– Боевая тревога! – скомандовала Чандра.

Зазвучал сигнал. Все застегнули сети, удерживающие на амортизационном ложе, достали шлемы и начали крепить их к вороту скафандров.

Чандра тоже начала надевать шлем, но потом приостановилась и сказала:

– Обычно мое место за пультом связи.

– Тогда займите свой пост, леди Чандра.

– Слушаюсь, милорд. – И, проходя мимо, добавила шепотом: – Удача тебя любит, капитан.

Мартинес бросил убийственный взгляд, но ее рядом уже не оказалось. Он занял скрипнувшее под ним ложе и закрепил сеть. Из-за головы он выдвинул командный дисплей и зафиксировал перед лицом.

Потом надел шлем и словно отрезал себя от "Прославленного". Пропали все шумы рубки – и скрип амортизационных клеток, и звуковые сигналы мониторов, и отдаленный гул двигателей. Более отчётливым стало шипение поступающего воздуха и синтетический запах скафандра. Мартинес включил микрофон и настроился на волну передатчика.