Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой в XIV-XVII вв.

«Партию мира» возглавил магнат Зборовский; «партию войны» — Замойский. Вместо дружной подготовки к новым большим походам, почти вся Республика разделилась на два лагеря — За-мойского и Зборовского. Дело иногда доходило до вооруженных стычек между их представителями.

ДьякЛука Новосильцев, ехавший в 1584 году из Москвы ко двору немецкого императора через Литву и Польшу сообщил, напри-

мер, о своей беседе с польским архиепископом, примасом Карн-ковским. Тот сказал ему за обедом:

«И мы, и послы /выбранные в сейм/ со всех уездов королю отказали, что с земель своих поборов не дадим, на что рать нанимать, а захочешь с государем Московским воеваться идти, нанимай ратных людей на свои деньги, и уговорили короля мириться».

Учитывая мощное противодействие своим планам, Баторий после восшествия на престол царя Федора Ивановича (правил в 1584—1598 гг.} послал в Москву весной 1584 года посла — князя Льва Сапегу — договариваться о «вечном мире».¹²⁴ С целью оказания давлениятга московские власти тот заявил, будто бы турецкий султан Мурад III (правил в 1574— 1595 гг.) собирается в скором времени воевать с Москвой и что Речь Посполитая может присоединиться к туркам, если царь Федор не удовлетворит требования короля Стефана. Из этого пассажа следовал вывод, что против мощного двойного удара Москва не устоит.

Король Стефан предложил следующие условия «вечного мира» с Москвой: а) передачу Речи Посполитой городов Псков и Новгород с окрестностями, а также возврат Смоленска и Северской земли; б) возвращение всех пленных литвинов и поляков без всякого выкупа; в) возвращение московских пленников за выкуп в размере 120 тысяч золотых'.

В ответ на это, «царский шурин и правитель» Борис Годунов приказал (от имени царя Федора) отпустить всех пленных литвинов и поляков без выкупа. Что же касается пленных московитов, то он велел передать королю, что решение их участи оставляет на его волю. Войны на два фронта в Москве, естественно, весьма опасались. Тем не менее, бояре дали Сапеге вполне достойный ответ:

«Москва теперь не старая, и на Москве молодых таких много, что хотят биться и мирное постановление разорвать; да что прибыли, что с обеих сторон кровь христианская разливаться станет».

Баторий, однако, пленников не отпустил. Вместо них осенью того же 1584 года в Москву приехал другой посол, православный литвинский князь Михаил Гарабурда. Успеха в переговорах о «вечном мире» он тоже не достиг, но продлил Ям-Запольное перемирие до конца 1599 года (так свидетельствует Баркулабовская летопись). Вернувшись в Литву, князь вскоре после этого умер.

Король Стефан не оставлял надежд на то, что в скором будущем ему все же удастся отвоевать у Москвы смоленские, северские, псковские и новгородские земли. Но пока он строил воинственные планы и занимался реорганизацией армии, у него резко ухудшилось здоровье — открылись старые раны на ногах. Лечение не дало результатов, 4 декабря 1586 года (14 по новому стилю) Стефан Баторий умер в своем замке в Гродно на 54-м году жизни.¹²⁵ Его похоронили в Кракове. Разумеется, в связи с этим о новых войнах канцлеру Замойскому и другим сподвижникам короля пришлось забыть.

20 декабря известие о смерти Батория дошло до Москвы. Недавний опыт наглядно показал, что личность короля Речи Посполи-той имеет очень важное значение для Москвы. Там опасались избрания новым королем наследного шведского принца Сигизмун-да, сына короля Иоанна (Юхана) Третьего и Екатерины Ягеллон, сестры покойного короля Сигизмунда II Августа. После смерти отца он должен был получить еще и шведский престол. Тогда он соединил бы в своем лице сразу двух противников Москвы — Речь Посполитую и Швецию.

Поэтому «правитель» Борис Годунов решил выставить кандидатуру царя Федора Ивановича (1557— 1598) на выборном сейме и активно участвовать в избирательной кампании.

Между тем бескоролевье в Республике ознаменовалось крайне жестким противостоянием партий Замойскогр и Зборовского. Первые хотели избрать королем упомянутого шведского принца Сигизмунда. Вторые — эрцгерцога Максимилиана Австрийского, родного брата германского императора Рудольфа.

Обеттртии расположились военными лагерями возле Варшавы, на левом берегу Вислы, готовые, в случае необходимости, поддер-

жать своих кандидатов с оружием в руках. Одновременно на правом берегу расположилась о тдельным станом еще и третья партия — Литовская, выставившая кандидатуру царя Федора.

Сигизмунд III Ваза.

Худ.

/’.

Совтман, XVII иск

На избирательный сейм в Варшаву из Москвы выехало посольство: боярин Степан Васильевич Годунов, князь Федор Михайлович Троекуров, дьяки Василий Яковлевич Щелкалов и Дружина Пантелеевич Петелин. Они привезли царскую грамоту, где было сказано:

«Вы бы, паны рады, светские и духовные, смолвившись между собою и со всею землею, о добре христианском порадели, нашего жалованья к себе и государем нас на Корону Польскую и Великое княжество Литовское похотели, чтоб этим обоим государствам быть под нашею царскою рукою is общедательной любви, соединении и доконча-нии; а мы ваших прав и вольностей нарушать ни в чем не хотим, еше и сверх прежнего во всяких чинах и вотчинах прибавлять и своим жалованьем наддавать хотим».

Кроме того, Годунов от имени паря Федора обещал уплатить все долги частным лицам, сделанные Баторием для содержания войска.

О будущем местопребывании короля Польского, великого князя Литовского, царя «всея Руси» Федора в грамоте говорилось, что он поочередно будет жить то в Кракове,»го в Вильно, то в Москве. В Польше же и Литве будут по-прежнему управлять радные паны и сноситься с иностранными послами по второстепенным делам. С наиболее важными делами послы должны будут ездить к царю Федору, где бы он ни был в это время, а с ними вместе по два рад-пых пана от Польши и от Литвы.

Это посольство встретило в Варшаве радушный прием со стороны многих светских аристократов. Но Борис Годунов повторил ошибку Ивана IV. Литвинским и польским панам нужны были в первую очередь не обещания, пусть даже вполне реальные и приемлемые, а наличные деньги. К московским послам явились по-

сланцы от литовской партии, воевода трокский Ян Глебович и воевода виленский Криштоф Радзивилл. Они прямо сказали:

«Надо было вам промыслить сейчас же выдать с тысяч двести рублей для того, чтобы нам людей от Зборовского и от воеводы познанского Гурки, и от канцлера Яна Замойского приворотить к себе на выбор вашего государя. Как увидят рыцарские люди гроши вашего государя, то все от Зборовских и от канцлера к нам приступят, а только деньги не промыслить, то доброму делу не бывать, и будут говорить про вас все: что же это за послы, когда деньгами не могут промыслить»...