Воздушная битва за Севастополь 1941—1942
Шрифт:
Хуже пришлось «Грузии». С 20.25 в течение получаса ее атаковали около 40 бомбардировщиков, сбросивших примерно 150 авиабомб. Во время отражения налета с транспорта вели огонь пять 45-мм пушек, два пулемета ДШК и шесть спаренных 12,7-мм пулеметов «Кольт». Интенсивный огонь вели корабли охранения и два самолета СБ, сопровождавшие конвой до 21 часа. Прямых попаданий в «Грузию» не было, но тройка «юнкерсов» из III/LG1 смогла добиться близких разрывов двух 250-кг авиабомб в 10 м от кормы. Хотя теплоход и не получил прямых попаданий, как об этом доложили немецкие пилоты, в результате взрывов разошлись швы в кормовой части корпуса и в туннели гребных валов начала поступать вода.
Руль заклинило в положении «право на борт», но с помощью бойцов, находившихся на судне (транспорт перевозил 708 человек маршевого пополнения и 526 т боеприпасов), команде удалось поставить его в нулевое положение. Все компасы вышли из строя, кормовой пулемет «Кольт» сорвало с тумбы. Взрывной волной за борт сбросило трех красноармейцев, которых подобрал сторожевой катер.
В 20.45 «Грузия»
В ночь на 14-е Октябрьский дал телеграмму: «Елисееву (начальник штаба ЧФ, руководивший действиями кораблей из баз Кавказа. — М. М.), копия Исакову.
Положение с людьми и особенно боезапасом на грани катастрофы, 76-мм для ЗА осталось по 15 снарядов на орудие. Бои продолжаются жестокие. Надо еще раз пойти на риск направить мне крейсер «М» («Молотов». — М. М.), который доставит хотя бы 3000 человек маршевого пополнения, прошу вооружения и максимум комплектов боезапаса, что я просил в своих телеграммах. Срочно шлите, жду».
С этого момента главная сила отражения вражеских наземных атак — артиллерия — стала снабжаться исключительно «с колес». Это означало, что в течение дня она могла отстрелять только то количество снарядов, которое было доставлено боевыми кораблями и подводными лодками в течение предшествующей ночи. При этом эти боеприпасы еще следовало успеть распределить и доставить до рассвета на линию фронта, поскольку сделать это в течение дня из-за господства вражеской авиации становилось все затруднительней.
Вернемся к событиям трагического 13 июня.
Не удалось избежать гибели и высланному навстречу «Грузии» тральщику «Т-413». В 0 часов он вышел навстречу конвою, но в темноте разминулся с ним и остался на позиции ожидания близ мыса Фиолент. Странно, но даже после того, как конвой вошел в Севастопольскую бухту и «Грузия» была потоплена, «Т-413» так и не получил приказа вернуться в порт. Утром он был обстрелян батареей противника из района Балаклавы, после чего командир решил встать в мертвой зоне под берегом, чтобы дать команде спокойно пообедать. Принять пищу не успели — в 11.15 внезапно появились две группы Ju-87 до 15 машин в каждой. В считаные минуты корабль получил четыре прямых попадания, не считая повреждений от близких разрывов. Такой дозы хватило бы даже эсминцу, и уже через полчаса «Т-413» затонул.
С рассвета немцы продолжили наступать по всему фронту. Колонны бомбардировщиков с небольших высот продолжали наносить удары не только по опорным пунктам и артиллерийским позициям, но по любым сколько-нибудь заслуживающим внимание целям. «А враг неистовствует, — вспоминал Жидилов. — С рассвета дотемна воют над головой фашистские самолеты. Наши походные кухни стоят с погашенными топками: чуть покажется дымок — сверху падают бомбы. В течение дня кухня четвертого батальона трижды подвергалась ударам с воздуха, пока от нее ничего не осталось. Только к вечеру начальнику продовольственного снабжения батальона удалось организовать приготовление обеда, использовав плиту в одном из полуразрушенных домов на Лабораторном шоссе. «Противник перешел к подавлению походных кухонь», — появляется запись в нашей оперативной сводке».
Под прикрытием мощного огневого вала немецкая пехота продолжала развивать наступление в южном направлении от станции Мекензиевые горы. «13 июня, — писал в мемуарах Манштейн, — храбрым солдатам 16-го пехотного полка 22-й дивизии (командир полка полковник фон Холтитц) удалось овладеть фортом «Сталин», перед которым зимой было остановлено наступление полка. Дух нашей пехоты можно видеть на примере одного раненого из этого полка. Указывая на свою раздробленную руку и перевязанную голову, он говорит: «Это не так уж плохо — зато в наших руках «Сталин»!»
Уважаемый читатель, прочитав эти строки, вы, наверное, представили массивное сооружение с бетонными дотами, бронеколпаками и подземными потернами. И напрасно. На самом деле столь «грозное» название носила 365-я зенитная батарея 110-го
зенитного полка. Орудийные площадки 76-мм зенитных орудий действительно были бетонированными и углубленными в землю примерно на метр, но в остальном батарея не имела никаких долговременных сооружений. С первого дня немецкого наступления она ежедневно подвергалась ожесточенному обстрелу и бомбардировкам. Первый командир батареи Матвеев был несколько раз ранен. Ему оторвало руку, ранило в голову, в бок, но он продолжал командовать батареей и убыл с позиции только 10 июня, когда из-за потери крови окончательно потерял сознание. С этого момента батарею возглавил лейтенант Иван Пьянзин. С 10 июня уцелевшие пушки вели огонь по немецким штурмовым орудиям на подступах к станции, заметно сдерживая вражеское продвижение. Удалось отбить все атаки и 12 июня, после чего немцы разработали для захвата батареи специальный план. Дальнейшие их действия были описаны в «Дополнениях к докладным запискам об иностранных укреплениях» инспектора инженерных и крепостных войск вермахта от 1 апреля 1943 г.:«Атака полевых укреплений была назначена на 13 июня и поручена 744-му саперному батальону. Волчья балка и железнодорожная колея позволили в непосредственной близости от батареи подтянуть тяжелую и сверхтяжелую артиллерию. Однако, несмотря на сокрушительный огонь, ликвидировать поверхностную оборону и уничтожить все опорные точки не удалось. В 3 часа утра 3-я рота 744-го батальона, эшелонированная в два ударных отряда, которые, в свою очередь, состояли из двух ударных и одной вспомогательной групп, прорвала без предварительной артиллерийской подготовки проволочные заграждения восточного склона. В это время с севера были подтянуты орудия, обстрелявшие опорные пункты и принявшие на себя сильный обстрел обороняющихся частей. Из-за того, что одно из орудий, предназначенных для поддержки атаки, было установлено чересчур далеко и дым мешал его расчету распознать переднюю линию, атака не развивалась намеченными темпами. Атакующая часть с огнеметом должна была залечь, огнемет был разбит. Тем не менее группе под командованием трижды раненного ротного командира удалось уничтожить стрелявшую зенитку. Два фельдфебеля, принявшие на себя командование саперной ротой, рывком продвинули части через заградительный огонь, который противник открыл из крупнокалиберных орудий.
В результате второй атаки, после ожесточенной рукопашной схватки, главным образом с помощью связок ручных гранат удалось овладеть центром позиции. Во всех опорных пунктах противник сражался до последнего человека. В одном из них, довольно большом по размеру (на самом деле земляном караульном помещении. — М. М.), но издалека плохо различимом, защищались 38 большевиков под руководством двух комиссаров. Этот пункт был забросан гранатами, и с уничтожением его гарнизона сломлено последнее сопротивление».
А вот взгляд с нашей стороны — письмо краснофлотца 61-го зенитного полка ЧФ И. К. Ванюшенко:
«9 июня 1942 года 40 человек бойцов под командованием лейтенанта Пустынцева Бориса Степановича были направлены для подкрепления на 365-ю зенитную батарею. К рассвету 10 июня со стороны Северной бухты мы прибыли на огневую позицию 365-й батареи. В первой половине дня 12 июня я был ранен в обе ноги. Меня положили в бывшее караульное помещение, где уже находились раненые бойцы.
13 июня во второй половине дня позиция батареи была занята немцами. Мы, раненые, т. е. я, Михалев Василий Иванович — жив, Марченко — жив, Шепелев — там погиб, Шмаль — умер там, оторваны были руки, истек кровью, Шелег Иван Илларионович — жив и другие три бойца, фамилии их не помню, находились в этой землянке и организовали оборону.
Немцы стреляли по землянке из автоматов, пулеметов, бросали в землянку гранаты, которые мы выбрасывали обратно. Тогда немцы опустили сверху над входом в землянку большую связку гранат, которые взорвались, разрушили землянку и привалили нас всех. Немцы, видимо, решили, что мы все погибли, и ушли с позиции.
Оставшиеся в живых, я, Шелег, Михалев, Марченко, с наступлением темноты помогли друг другу освободиться от завалов и перевязали раны. Так как Шелег и Михалев оказались здоровее нас, мы решили, чтобы они под покровом темноты добрались до штаба полка и доложили о состоянии батареи.
Я и Марченко оставались в землянке, так как не могли двигаться. К рассвету 14 июня я, помогая Марченко, ползком выбрались из района позиции в кусты и потом добрались к своим».
То, что зенитчики сражались до последнего, свидетельствуют и последние полученные с батареи сигналы. Днем на командный пункт дивизиона поступило сообщение: «Танки противника расстреливают нас в упор, пехота забрасывает гранатами. Прощайте, товарищи! За Родину, вперед к победе!», а вскоре после этого в 15.18: «Отбиваться нечем. Личный состав весь выбыл из строя. Открывайте огонь по нашей позиции, по нашему КП». 24 июля указом Президиума Верховного Совета лейтенанту Пьянзину было присвоено звание Героя Советского Союза. Вместе с тем падение 365-й батареи обнажило фланг 30-й бронированной батареи и дало немцам выгодные исходные позиции для штурма укреплений Северной стороны, построенных еще в годы Крымской войны (немецкие названия «Урал», «Волга», «Сибирь»). Манштейн выдал взятие форта «Сталин» за стратегический успех, свидетельствующий, что силы обороняющихся на исходе и перелом близок. Это помогло ему убедить Гитлера выделить в распоряжение 11-й армии еще три пехотных полка и не перебрасывать VIII авиакорпус под Харьков до достижения решающего успеха под Севастополем, что должно было бы произойти, не передвинь Гитлер дату наступления по плану «Блау» с 20 июня на неопределенный срок.