Воздушный колодец

— Судя по вещам, по описанию свидетелей, как раз наоборот: худой и длинный.

— Щуплый, нервный, замкнутый, — счел необходимым уточнить Гульнов, опросивший многих жильцов дома.

— Откуда же тогда ушибы пяточных костей и позвоночника? — потер подбородок Шрамко и перевел взгляд с Климова на заговорившего Андрея. — Это какой же надо обладать звериной силой, чтобы приподнять живого человека и бросить его оземь?

Он покачал головой, как бы не соглашаясь с каким-то внутренним противоречием, и видя, что вопрос остался без ответа, поднес сигарету к губам. Выдохнув дым, он разогнал его рукой и некоторое время курил молча, изредка сбивая пепел в корзину для бумаг. Должно быть, решал — усиливать группу розыска еще кем-нибудь или нет.

— Криминалисты сведений не давали?

— Еще нет.

— Поедем дальше.

Климов еще ближе придвинулся к столу.

— Второе: зная, что убитая беременная, можно предположить, что некто третий расправился с ней. То ли по собственному умыслу, то ли по просьбе Костыгина. Кстати, — вспомнил Климов, — среди вещей, принадлежащих подозреваемому, найдена фотокарточка убитой, где она снята на берегу моря в самом веселом расположении духа. На обороте приписка, сделанная, вероятно, ее рукой: «Все равно я тебя не боюсь!»

— Где фотография? — живо поинтересовался Шрамко.

— Тимонин экспертам повез.

— Ну, работнички, — то ли удивленно, толи укоризненно покрутил головой Шрамко и, продолжая смотреть на Климова, а вернее, в его сторону, но куда-то сквозь него, мимо него, позвонил экспертам, попросив тех как можно быстрее провести анализ отпечатков с фотокарточки убитой.

— И копию давайте поскорее, копию, — сказал напоследок Шрамко и раздавил сигарету в пепельнице. — Без фотографии нам паспортисты не помогут.

Он положил трубку и глянул на часы. Время бежало, а они все еще топтались на месте. Сообщив Климову, что криминалисты обещали прислать дубликат фотографии минут через двадцать, спросил:

— Сколько в доме выходов на крышу? Не считали?

Климов не успел и рта раскрыть, как Андрей уже выпалил:

— Считали! Восемь. Два боковых — в первом и в последнем подъездах — забиты.

Все это он произнес с поспешностью школьника, впервые вызубрившего урок.

— Значит, действующих шесть?

— Нет, только три. На остальных люках — замки, но у кого ключи, никто не знает. Лифтеры пользуются двумя лазами, в третьем и в шестом подъездах.

— Видно, кто-то досконально изучил пути отхода, — пощелкал ногтем по сигаретной пачке Шрамко и отодвинул ее от себя. — Пиши.

Климов взял из папки чистый лист и склонился над ним. «Подготовить данные на всех лифтеров, сантехников, электриков, телемастеров, строителей, когда-либо обслуживавших этот дом…»

— Еще на всех жильцов.

— Ого!

Шрамко как бы не слышал восклицания Гульнова, но изломом бровей дал понять, что не одобряет его реплики.

— Чем занимаются, судимости, наклонности…

Он не договорил. Зазвонил телефон.

Пока Шрамко снимал трубку и слушал, что ему говорят, Климов указал Андрею на сделанную запись и шепнул: «Это твое. А я займусь убитой».

По сделанному утром запросу сообщали: Костыгина Эльвира Павловна, сорока семи лет, привлекалась ранее к уголовной ответственности за спекуляцию изделиями из золота и драгоценными камнями. Освобождена досрочно. Ее муж, Акопов Мартьян Суренович, главный врач пригородной больнички, умер в возрасте пятидесяти двух лет вскоре после осуждения жены. Таким образом, ее сын Георгий какое-то время жил один, без присмотра родственников.

— Ну вот, — неизвестно чему обрадовался Гульнов, что и требовалось доказать: яблочко от яблоньки…

— Таким образом, — слегка повысив голос, повторил Шрамко, — надо выяснить, с кем дружил он, кто на него оказывал влияние? Это очень важно. О преступнике надо знать больше, чем он знает о себе.

Андрей смущенно потупился.

Глава 4

Передав фотографию убитой для опознания, Климов наскоро перекусил в управленческой столовке и, ссыпав денежную мелочь в карман брюк, за что его нередко жучила жена — надоело латать дырки, протираемые монетами, — поспешил в сберегательный банк, чтобы успеть до его закрытия. Пока он жевал общепитовскую котлету и накалывал на вилку макароны, ему показалось не лишним проверить лицевые счета Костыгиных. Если сынок или мамаша сняли деньги со сберкнижки, можно будет усомниться в версии непреднамеренного преступления. Без денег далеко не убежишь.

После выполнения ряда формальностей и согласований, Климов получил от банковской служащей необходимую информацию и позвонил паспортистам.

Личность девушки установили.

Ею оказалась Комарницкая Алла Филипповна, двадцати лет, образование среднее. Работала процедурной сестрой родильного отделения городской больницы. Прописана была на жилплощади Ягуповой Клавдии Семеновны, у которой снимала комнату.

Климов немедленно отправился по адресу.

Ягупова, квартирная хозяйка Комарницкой, уже пришла с работы и, вытирал руки фартуком, долго изучала климовское удостоверение. Это была тучная, неповоротливая женщина с пухлыми мочками ушей, отвислым подбородком и с таким изможденно-болезненным выражением одутловатого лица, что казалось, в ее зачесанных к затылку волосах и складках одежды застоялся больничный запах травяных настоев и микстур. Одни глаза под набрякшими веками оставались живыми. Числилась она садовницей, но работала вахтершей. «Сердце слабое», — пояснила она Климову и провела его па кухню, где к запахам лечебных трав примешивался стойкий аромат укропа и картофельных очистков.

Она охнула и плюхнулась на табурет, узнав о гибели своей жилички, но вскоре, кинув в рот таблетку валидола и наглотавшись валерьянки, быстро и сумбурно зачастила: «Вот что значит… Ах ты, ужас… Мать свихнется…»

Разговорить ее не составило труда.

Отказавшись от предложенного чая, Климов забросал ее вопросами и почти на все получил ответ.

— Бывали случаи, чтобы она не ночевала дома?

— Сколько хотите, — подлила себе в чашку кипятку Ягупова. — Особенно последние два месяца.

— Чем объясняла?

— Частыми дежурствами. А днем готовилась в мединститут.

— Хотела стать врачом?

Ягупова кивнула:

— Все хотят, которые с умом.

То ли от выпитого чая, то ли оттого, что сама она, как выяснилось в разговоре, трижды поступала в институт,

Клавдия Семеновна вспотела. Извинившись, вытерла лицо кухонным фартуком, вздохнула.

— Друзья, подруги у нее бывали? — слушая одышливую речь Ягуповой, поинтересовался Климов и, намереваясь встать из-за стола, скрипнул табуретом. Ему предстояло еще осмотреть комнату убитой и свозить квартирную хозяйку в морг, для опознания трупа.

— Не-ет, — плаксиво задрожавшим голосом отозвалась Ягупова и вновь уткнулась в ситцевый передник. — Она была серьезной девочкой, любила почитать.

Слезы не дали ей договорить, и она всхлипнула.

После того, как Ягупова потеребила нос фартуком, отсморкалась, утерла лицо и, тяжело поднявшись, указала на дверь, за которой обитала ее Аллочка, Климов, пригнувшись, шагнул в комнату, оказавшуюся настолько крохотной, что проходить дальше не имело смысла. Надо было оглядеться, и он обвел зауженное стенами пространство профессионально придирчивым оком.