Воздушный колодец

Они обсуждали с Климовым дальнейший план розыска, а для того, чтобы серьезно говорить о ком-то, прогнозировать его поступки, нужно сперва понять его конечное желание.

Заодно поджидали Гульнова.

Передав Тимонину пакет с фотопейзажами, пачку писем и дневник, Климов высказал мысль, что нелюдимые всегда нам кажутся угрюмыми и злыми, хотя это далеко не так.

— Ну, да, — откликнулся Тимонин, — наглядность всегда убедительней. В этом уязвимость нашей психики, мы все рассматриваем через увеличительное стекло профессиональной подозрительности.

Когда еще одной спичке нашлось место в крохотной постройке, пришел Гульнов.

— А, мастер дознания! — отозвался на его приветствие Тимонин и откинулся на спинку стула, как бы давая возможность всем присутствующим оценить свой зодческий талант. Еле уловимая улыбка превосходства осветила его узкие глаза. В принципе его довольство было оправданным: дом с мезонином выглядел как настоящий.

— Силы молодости и божественного дара, — с порога запел Андрей, — помноженные на честолюбие, завоевывают мир, а в мире этом есть театры, курорты, отели и восхитительные женщины в неподражаемых одеждах!

Он фертом прошелся по кабинету, повернулся к Климову и мечтательно завел глаза:

— Где я был, где я был! Что мне снилось…

Он явно просил прощения за опоздание.

Климов улыбнулся. Ему по душе был этот парень. Молодой, красивый, рослый. С первых дней своей работы в отделе он произвел впечатление серьезного, вдумчивого человека, ловко скрывающего эти качества под маской балагура и весельчака. Может быть, именно эта способность к скрытности и перевоплощению лучше всего убеждала в том, что создан он исключительно для ситуаций экстренных, взрывоопасных, требующих совершенствования и шлифовки профессиональных качеств постоянно. Видимо, это и помогало ему «прочитывать» других, не прибегая к грубому нажиму. Непринужденный тон, естественные жесты, терпимость и доброжелательность давали ему возможность оставаться и в конфликтные моменты честным и правдивым.

Правильно, уголовный розыск — это самые отчаянные преступления, самые рискованные случаи, самые смелые люди. Да, уголовный розыск — это загадочный, сложный мир со своими законами пересечения характеров и судеб, где не бывает переполненных трибун, восторженных болельщиков, но где невидимые нити связывают каждого из нас с понятием добра и зла. Воспитанный в правилах чести и долга, Гульнов твердо верил, что человек, усвоивший уроки гражданственности, не может совершить антиобщественный поступок.

Когда три года назад Андрей в одиночку взял матерого домушника, убившего по пьянке двух своих подельников, Климов понял, что к ним в отдел пришел оперативник, что называется, милостью божьей. В технике сыска он еще мало понимал, но у него было развито чутье на достоверность ситуации, поразительная интуиция. Не зря Тимонин последнее время «обхаживает» его, уламывая перейти в прокура туру.

— Вот что я разведал, — стал докладывать Гульнов, усевшись около Тимонина. Выражение, с каким он заговорил, убеждало в том, что они ступили на твердую почву. Пусть и немного сделано на этом пути, но все же они двигались.

— Костыгин в городе.

— Серьезно? — одновременно вырвалось у Климова с Тимониным. Они даже поморщились: как мальчики, ей-богу!

Андрей деликатно выдержал паузу.

— Он оторвался от меня на ярко-красных «Жигулях» седьмого выпуска.

— Номер запомнил? — спросил Климов. — На подобной машине Комарницкую подвозили к роддому.

Андрей кивнул.

— Я у гаишников и задержался. В ряду владельцев «семерок» названа Костыгина.

— Угу, — буркнул Тимонин и ткнул пальцем в окошко спичечного мезонина. Он вроде бы и не обрадовался столь уличительному совпадению. Мезонин закачался и рассыпался. — Костыгина Эльвира… и даже Павловна.

— Ну, да! — радостно пристукнул кулаком по своему колену Гульнов, — она самая! Эльвира… Л номер ее «Жигулей» легко запоминающийся: 38–38. Куплена два месяца назад в комиссионке.

— И как же он тебе попался на глаза?

Климов считал, что Костыгин как слабый и самолюбивый человек будет бежать из города, да и записка подтверждала это. «Не ищи меня. Георгий».

Андрей ответил:

— Возле «Интуриста». Я только потом понял, что это он. Худой, пижонистый, в черных очках.

— Ну и что? — саркастически взглянул на него Тимонин и принялся неспешно разбирать спичечный завал. — Я, может, тоже худой, пижонистый, но только без очков.

Андрей загорячился:

— Слушайте! Да он и с фотошлепом своим был, и с кинокамерой, сбежал по лестнице, стрельнул глазами, шмыг в машину и — привет! Только его и видели. Но «семерка»- то, в которую он сел — Костыгиных!

Климов перебил его:

— Ты в пляс-то не пускайся. Вон, прокуратура, — он подмигнул Андрею, — дом завалила, а за новый не берется.

— А зачем? — деловито собирал и по одной укладывал в коробок рассыпанные спички Тимонин. — Установить наличие автомобиля, еще не значит выйти на преступника. Спроси любого пацана. Я лично получил другие данные: Костыгин вчера утром отправился в Ростов. Его по фотографии узнала кассирша автостанции. Был он в черной водолазке, несмотря на летнюю жару, с большой дорожной сумкой, рюкзаком и, как ни странно, тоже с фотоаппаратом.

Повертев последнюю спичку в пальцах, он прикусил ее и замолчал.

Андрей пожал плечами: как хотите, и уставился в окно.

— А где находится сама машина? — достал конторскую скрепку Климов и сцепил принесенные Гульновым протоколы.

Оторвавшись от верхушек тополей, Андрей согнал с лица печать нахмуренного созерцания.

— Пока не установлено. Гаража у Костыгиных нет.

Тон его был обиженный. Еще бы! Землю, что называется, рыл, и все впустую.

— Теперь послушайте меня, раскрыл свою папку Климов. — Что мы имеем. Жаловаться на бездействие я не могу, основные пункты плана отработаны. Заострился несколько вопрос с машиной? Очень хорошо. Скорей найдем. А пока что подытожим сведения об убитой. Значит, так. С пятницы на субботу и с субботы на воскресенье Комарницкая дома не ночевала. Последние два месяца это вошло в систему.

— В «Интурист» нашла пути? — язвительно спросил Тимонин.

— Оправдывалась частыми дежурствами, но, к сожалению, это не подтверждается ни ее рабочим графиком, ни показаниями сменщицы Изрядновой. Мать Комарницкой работает учительницей, преподает в начальных классах, отец — бухгалтер совхоза. Других детей в семье нет. Со слов квартирной хозяйки, три недели назад убитая похвасталась бриллиантовыми серьгами, которые ей якобы подарил жених.

— Везет же людям, — грустно пошутил Тимонин и вынул спичку изо рта. И дорогие?