Воздушный замок

— Петра творенье… — бубнил Юрка, вглядываясь в номера домов. Проспект, по которому шли, был прям, а все дома одинаковы.

— Принёс сюда нас чёрт… — вздыхал Саня, перекидывая сумку с левого плеча на правое. Пока Ленинград его не радовал.

— Это я чёрт, — усмехнулся Юрка. — Это я тебя сюда принёс.

Странная манера была у Юрки разговаривать. Обычно в конце любого разговора произносилась фраза, ради которой, собственно, разговор и был начат. Юрка уже в самом начале разговора словно знал эту фразу, и если не желал тратить времени на болтовню, то смело произносил её, вызывая у собеседника немалое смущение. Так, одна девушка с негодованием рассказывала подругам, что, когда она позвонила просто так Юрке и пожаловалась, что ей совершенно нечего делать, что ей так тоскливо, так тоскливо, Юрка нехорошо засмеялся и ответил: «А знаешь, почему тоскливо? Потому что мужика нет!»

Юрка и Саня шли по известной с детских лет Бассейной улице, мимо пивных ларьков, около которых немногочисленные утренние энтузиасты, поёживаясь от холода, пили пиво. Внутри одного ларька горел яркий домашний свет, и тётка в белом халате, орудующая кранами к кружками, смотрела на пивников, скребущих по карманам мелочугу, жалеюще-снисходительно, словно Белоснежка на своих гномов.

Дом на проспекте Гагарина был найден неожиданно. Бетонный, грязно-белый, он стоял, повернувшись к проспекту боком. В подъезде противно пахло мышиной отравой и картофельной кожурой.

Квартира состояла из двух комнат. В прихожей Саню и Юрку, словно молчаливые швейцары, встретили серые и голубые шинели. Новенькие фуражки с кокардами, как сычи, сидели на вешалке.

— Они, наверное, здесь размножаются, — кивнул на фуражки Саня.

— Это моего дяди квартира, — сказал Юрка. — Сейчас он на Севере служит.

В комнате на стене висела нечёткая фотография дяди. Усатый майор в сдвинутом набок берете смотрел куда-то вдаль.

— Кавалерист? — спросил Саня.

— Что? — не понял Юрка.

— Дядя — кавалерист?

— Инженер-строитель, мостовик, — ответил Юрка, щёлкая выключателем и проверяя, идёт ли из кранов вода. Поначалу вода шла густо ржавая. Потом струя светлела.

— Усы у дяди.

— Усы как усы! — разозлился Юрка. — Ты, кажется, спать хотел?

Саня обиделся и ушёл на кухню. Из кухонного окна была видна детская площадка. Деревянные кони-качалки мордами зарылись в снег, словно искали овёс. Грустно таял снеговик, как ёж, утыканный ветками. По площадке в красных резиновых сапожках расхаживала маленькая девочка с лопаткой в руке.

— А у твоего дяди жена есть?

— Почему ты спросил? — Юрка уже достал из портфеля записную книжку и шуршал страницами. Там были записаны телефоны друзей и подруг, с которыми Юрка плавал в Чёрном море, загорал на пляже, гулял по набережным, а вечером шёл мимо пальм и кипарисов на танцы, где подвыпивший оркестр играл пошлые песни.

— Просто так… — ответил Саня. — Какая-то квартира неуютная…

— Была у него жена, — Юрка отложил записную книжку. — Она в этой самой квартире умерла, а дядя перевёлся служить на Север. На самое дальнее строительство. Ни одного письма ещё не прислал. Ещё вопросы будут?

— Нет, наверное, — ответил Саня.

Ему стало не по себе. Усатый удалой майор с нечёткой фотографии, которая, казалось, для того и висит, чтобы все шутили над майором — над его бравым, но отнюдь не военным видом, над его добродушно сдвинутым набок беретом, над его усами, вдруг превратился в живого человека, который ещё недавно сидел в этой квартире у постели умирающей жены, потом хоронил её, а потом уехал на Север… А на Севере полярная ночь, мороз минус сорок, ветер дует с моря…

— Ты бы сам написал ему. Узнал, как он там… — Саня сел в кресло напротив Юрки.

У Юрки, набирающего телефонный номер, удивлённо поползла вверх бровь.

— Серёжу, будьте добры! — радостно сказал Юрка в трубку. — Что? А… Извините, пожалуйста… — Он повесил трубку. — Хороший парень, — вздохнул Юрка. — Мы познакомились с ним в Ялте, Ходили на мюзик-холл лилипутов…

— Где же он?

— Уехал на каникулы в Москву… — усмехнулся Юрка. — Наверное, сейчас звонит мне… Мы не предусмотрели одной мелочи. У них здесь, оказывается, тоже каникулы…

— Ясно. Они в Москву, мы в Ленинград… Встретимся на вокзале… — Саня неудержимо зевал.

Юрка снова набрал номер. Опять полистал записную книжку и набрал другой. О чём он говорил, Саня не слышал, потому что занялся изучением книжных полок Юркиного дяди. Большей частью это были книги по строительству мостов, однако среди них затесались отдельные тома Шекспира, Руссо, Петрарки и Данте. Был ещё двухтомник Ибсена. Саня потянулся было к «Пер Гюнту», но вдруг возник перед ним Юрка. Саня, когда чем-либо сильно увлекался, забывал про окружающих, и они всегда возникали перед ним неожиданно, словно он просыпался.

— Какая пошлость… — сказал Юрка. — Думать о каких-то сомнительных развлечениях… Пьянствовать с забытыми друзьями, искать девиц… Фу!

— Это ты пошляк! — Саня с сожалением посмотрел на полку. — Звонишь куда-то всё утро…

— Мой второй друг сломал, катаясь на лыжах, ногу и сейчас находится в больнице, — сообщил Юрка. — Наверное, только это удержало его от поездки в Москву. Мы не пойдём его навещать…

— А куда мы пойдём? — спросил Саня.

— В Эрмитаж, — сказал Юрка. — Только сначала позавтракаем.

…Бело-зелёный Эрмитаж смотрел на них равнодушно тысячами своих окон, а люди, суетящиеся около дверей, были похожи на муравьёв. В прохладном вестибюле командовали гардеробщики. Перед зеркалами взмахивали расчёсками девушки. Одна делала это с таким артистизмом и упоением, словно дирижировала оркестром. Юрка замер. Почувствовав его восхищённый взгляд, девушка застеснялась и сбилась с ритма. Пахло в вестибюле пудрой и новыми глянцевыми альбомами.

Саня и Юрка отстояли длинную очередь, и неторопливый дедушка в валенках выдал им прозрачные номерки с четырёхзначными цифрами. Завтрак — твёрдая булочка с маком и стакан кофе — бурчал у Сани в животе. Хотелось побыстрее выбраться из гардероба, но людей кругом было много. Юрка толкался, и на него недовольно оглядывались. Юрка ненавидел толчею, всевозможные «часы пик, треф и бубен», как он их называл.

Он вдруг толкнул по дурацкой своей привычке Саню локтем в бок, и Саня охнул, потирая рёбра, — таким неожиданным и резким оказался толчок.

— Нокдаун… — сказал Саня. — Ты всё-таки старайся предупреждать меня, когда в тебе просыпается боксёр. Я хоть встану в стойку.

Юрка показал на двух девушек, идущих по лестнице.

— Я высокую знаю, — сказал он. — Только не помню, как её зовут…

— Интересно, что отвечают девушки, когда им говорят: «Я вас знаю, но не помню, как зовут»? — спросил Саня.