Воздушный замок

Коля стоял на балконе и рыдал.

— Ты что, Небесный? — подошла к нему Лиля. — Они уже почти помирились…

— Я больше не Небесный! — ответил Коля сестре. Он плакал и смотрел, как очищается небо, как исчезает полупрозрачная лодка, бревно с петлёй, поперечное бульдозерное рыло, подобие невообразимой величины метлы, — всё исчезает…

— Коля! — услышал он вдруг мамин голос. — Хватит в небо смотреть! Ну что ты там видишь?

— Ничего! — ответил Коля. — Теперь ничего!

И вернулся в комнату.

1976 г.

Свидетельство о расторжении брака [2]

1

Фотографы в загсах делают три комплекта фотографий. Первый — самый бесхитростный и недорогой, всего две штуки: муж и жена поочерёдно расписываются в толстой книге записей актов гражданского состояния. Второй комплект — плюс ещё две фотографии, запечатлевающие момент надевания колец. Третий — добавляются свидетели с цветами в руках, а также последующие церемонии: вся компания пьёт шампанское, муж и жена смущённо целуются.

2

Издательство «Советский писатель», 1981 г.

Друзья Сани Андронова женились и дарили ему свадебные фотографии. С каменными лицами стояли друзья в белостенных загсах, словно не шампанское, а яд пенился у них в фужерах. На втором плане в толпе приглашённых Саня находил себя — причёсанного, с белым треугольником платка в пиджачном кармане и удивлялся своему мрачному виду. Остальные, впрочем, тоже смотрели невесело. Как-то скованно все чувствовали себя в загсе. Настоящая свадьба начиналась, когда уходили оттуда. Впереди жених в чёрном строгом костюме, невеста в белой накрахмаленной фате — в руках поникшие гладиолусы. Позади, приотстав, чтобы не наступить на длинное невестино платье, гости и свидетели, шёпотом решающие, кто в какой машине поедет. Все спускаются вниз — по ступенькам мимо других жепихов и невест, а на улице уже ждут машины с кольцами на дверях и с куклами, привязанными розовыми ленточками к радиаторам. А потом быстрая езда по городу, удалые сигналы — расступись, народ, свадьба едет! — непременное посещение Ленинских гор, бутылка шампанского на ветру, пробка, птичкой улетающая за гранитный парапет — бежит, бежит белая пена, а перед глазами мутноватый круг Москвы-реки, стадионы, высотные здания, похожие на огромные сигаретные коробки, искрящиеся или матовые (в зависимости от погоды) купола церквей, всевозможные крыши, шпили, заводские трубы — эх, свадебная панорама!

Сорок дней и ночей, как в старину, хотелось гулять Сане в такие минуты.

Но случилось ему выпивать и с разведёнными мужьями (уже не шампанское) — в основном в пивных и столовых, где на них поглядывали косо, так как разведённые мужья стремились обязательно напиться, вели себя непотребно: поначалу куражились, а потом покаянно бормотали, что всё, конец, последняя в жизни пьянка, а завтра… О, завтра начнётся новая — чистая, трезвая жизнь! Саня подобного максимализма не понимал, злился и старался побыстрее уйти.

Скоропостижные свадьбы и разводы раздражали Саню. О семейной жизни немногих уцелевших пар тоже рассказывали всякие удивительные вещи. Например, как молодые муж и жена не таясь изменяют друг другу, а потом с удовольствием делятся пережитыми ощущениями, отчего любовь их только крепнет и крепнет. Саня слушать про эти странности не желал. Он пожимал плечами и сердито отвечал, что чужая семейная жизнь его совершенно не касается. Пусть люди живут как хотят!

«Хороший он парень, только какой-то правильный, скучный…» — говорили про Саню друзья. «Ребёнок! Он ведь ещё совсем ребёнок!» — добавляли знакомые девушки.

Все они почему-то были уверены, что ближайший Сашин друг Юрка Тельманов женится на высокой голубоглазой блондинке, отец которой непременно будет большим начальником. Один раз на институтский вечер Юрка действительно привёл какую-то крашеную блондинку, а насчёт отца-начальника девушки-сокурсницы додумали: они считали, что Юрка — карьерист и хитрец, каких сейчас много. Про Саню они этого сказать не могли. Саня казался сокурсницам тургеневским персонажем, этаким Лаврецким, способным на самую неожиданную выходку.

«В деревню, в деревню он поедет… По распределению! — шутили они. — Там и найдёт себе любушку… Да, Саня?»

…Первый раз Саня Андронов показал себя в сельской местности на первом курсе… Картофельные поля уходили к голубому горизонту, где румянились под закатным солнцем растрёпанные стога и летали, недовольно каркая, грачи — учили летать свою молодёжь. Девочки собирали оставшуюся после комбайна картошку в корзины, корзины ссыпали в мешки, а мальчики забрасывали эти мешки в кузов подъезжающего трактора. Как-то в обеденный перерыв, когда Саня, его будущий друг Юрка Тельманов и ещё несколько студентов отдыхали на мешках и недовольно стерегли глазами трактор, который резвой оранжевой букашкой полз к ним с другого конца поля, рядом вдруг остановилась замызганная машина. У шофёра бегали глаза, а у бригадира, прилепившегося к подножке, белая кепка была опущена на самый нос. Соскочив с машины, бригадир попросил студентов быстренько загрузить машину.

— За мной не пропадёт! — коротко сказал он.

— Сколько? — поинтересовался Юрка Тельманов.

Бригадир показал два пальца.

— Мало!

Бригадир ухмыльнулся и отогнул ещё один палец.

Вот тут-то совершенно неожиданно вперёд вылез Саня и начал задиристо выяснять, куда пойдёт машина, почему на ней московский номер и где Маша-учётчица, которая пересчитает мешки и занесёт всё в ведомость.

Бригадир поскучнел, поправил белую кепку и вскочил на подножку. Машина поехала дальше.

— Лапоть! — сказал тогда Сане Юрка Тельманов. — Он ведь машину хотел налево отправить! Не понял?

— Понял… — тихо ответил Саня.

— Будешь бороться с коррупцией? Напишешь докладную директору совхоза? — поинтересовался Юрка.

— Нет… — ответил Саня.

— От таких, как ты, самый вред! — убеждённо сказал Юрка. — И воров не наказал, и у нас три бутылки отнял!

Все насупились.

Вечером Саня сходил в магазин и купил три бутылки вина. Он поставил их в комнате на стол, за которым Юрка и ещё несколько студентов-грузчиков угрюмо играли в домино.

— Рыба! — сказал кто-то, и все бросили костяшки на стол.

— Неужели купил? — удивился Юрка.

— Купил, — ответил Саня.

— А докладную директору не написал?

— Не написал…

Юрка равнодушно пожал плечами. Саня застенчиво улыбнулся и полез в тумбочку за стаканами.

Недавно Сане Андронову исполнилось девятнадцать лет. Живёт он в Москве на проспекте Вернадского вместе с мамой, папой и сестрёнкой-девятиклассницей Наташей. На проспекте Вернадского высотные дома расставлены редко, осенними прозрачными вечерами Саня любит сидеть в своей комнате, не зажигая света, и смотреть, как переливается и дрожит огнями Москва, как блестит алюминиевая крыша кинотеатра «Звёздный», как здание университета освещено жёлтыми прожекторами, а на шпиль, точно бубенчики на остроконечный колпак, нанизаны красные огоньки — чтобы самолёты в тумане не врезались.

Санин отец работает художником-дизайнером на ЗИЛе. Побывав в гостях у Сани, можно наглядно, в картинках пронаблюдать весь путь автомобиля от кузнечикообразных моделей конца девятнадцатого века до современных обтекаемо-красных, словно высунутые собачьи языки, иностранных гоночных машин. Картинки висят в прихожей и во всех комнатах.

Отец приходит с работы в шесть часов. Смотрит в Наташин дневник, где всякий раз его встречают крутобокие пятёрки, потом заглядывает в комнату к сыну.

— Что ты делаешь? — спрашивает он у Сани.