Вожделенная награда

Но Тристанна не сводила с брата глаз, холодея.

— Что ты сделал? — спросила она. Ее кулаки сжались, как будто она хотела защитить Никоса от Питера, — но это было не то, что она чувствовала. Ей нужно было понять, что происходит, вот и все. Должна быть причина, почему он не пришел, должна! — Что ты сделал ему?

— Катракис — всего лишь мусор, — огрызнулся Питер. — Десять лет назад у него были непомерные амбиции, с которыми он не смог справиться. Он потерял свои деньги. — Он пожал плечами. — Я удивлен, что ему удалось выбиться в люди. Я ожидал, что он скатится обратно в клоаку, из которой вылез.

— Я спрошу по-другому, — холодно сказала Тристанна, вновь переживая слова Никоса и все, что произошло с ними, — что, по его мнению, ты сделал?

— Думаю, он за многое винит меня, — небрежно ответил Питер. — У него была неуравновешенная сестра, которая вообразила, что влюбилась, а потом заявила, что беременна. — Он скорчил гримаску. — Он считает, что она наглоталась снотворного из-за меня, в то время как его собственная мать была конченой наркоманкой. Я думаю, против крови не попрешь, — он скривился, — ты живой тому пример.

Вивьен коротко вздохнула, и у Тристанны внутри вспыхнуло пламя. Она ожидала, что ее, как обычно, опалит стыд, гнев, оттого что кто-то, кто должен был любить ее, считает ее такой отвратительной и бесполезной. Но на этот раз все было не так. Она могла думать только о том, как ее брат разговаривал с ней, как он вел себя сразу после того, как ее бросили у алтаря. И самое страшное было то, что это была его обычная манера. Годами он унижал ее, и она не могла позволить себе огрызнуться — из-за матери. Пусть лучше он срывается на нее, чем на Вивьен. Однако теперь, когда Густав умер, она не сомневалась, что скоро он перейдет и к ее матери. Этого она допустить не могла. Она не для того прошла через все это, чтобы увидеть, как Питер уничтожит ее мать, как он всегда мечтал и часто пытался. Она не знала, как вытерпеть эту ужасную боль, пожирающую ее изнутри, не то что жить с ней. Она не знала, что от нее осталось теперь, когда Никос оставил ее, и как ей собирать себя заново из осколков. Она не знала, кем станет, даже если у нее получится.

Однако она еще держалась на ногах, и этого, возможно, было достаточно. Она будет до смерти защищать мать, ради нее она вообще оказалась здесь.

— Ты чудовище, — сказала она спокойно и отчетливо. — В тебе нет ни капли человеческого.

Питер шагнул к ней, но она не отступила, даже не вздрогнула. В конце концов, что он может сделать, чего еще не сделал с ней Никос? Пригрозить ей? Избить ее? Какая теперь разница? Все самое плохое уже случилось. Она выставила себя дурой перед всем миром, хуже того — она влюбилась в мужчину, который бросил ее. Она не знала, как пережить это, не знала, как жить дальше. Чем был Питер по сравнению с этим?

— Следи за языком, сестренка, — угрожающе прошипел он.

Слово «сестренка» сработало как детонатор. Она вдруг поняла, что он никогда не питал уважения к родственным узам, связывавшим их, даже в детстве. Даже ее холодный, суровый отец выполнял свой отеческий долг: кормил ее, одевал, оплачивал обучение, пока их взгляды на жизнь окончательно не разошлись. И может быть, Никос был прав, ставя под сомнение ее взгляды. Тогда она считала, что Густав мог бы быть повнимательнее к ней, но теперь она понимала, что у него были и другие важные дела помимо отцовства. У нее был далеко не идеальный отец, но, по крайней мере, он у нее был.

А что для нее за всю жизнь сделал Питер? Тристанна никогда ничего у него не просила до последнего времени, и что он ответил, когда она попросила открыть ей доступ к ее части наследства на пару лет раньше? Он попытался продать ее в угоду собственным интересам. И он продолжал вести себя как свинья даже сейчас, когда, брошенная у алтаря, она еще даже не сняла подвенечного платья. Если бы она могла чувствовать что-то, кроме боли от предательства Никоса, ее затошнило бы.

— Я тебе не сестра, — сказала она, чувствуя себя по-настоящему свободной. — Я не знаю, почему вообще хотела быть твоей родственницей, потому что ты, очевидно, никогда этого не хотел. Больше я не буду такой дурой.

— Да как ты смеешь… — начал он.

Тристанна отвернулась от него, огляделась, и ее взгляд остановился на матери. Красивая, яркая Вивьен, теперь такая слабая, — она была семьей Тристанны, единственным, что стоило защищать любой ценой.

— Мама, — сказала она, с трудом узнавая свой хриплый голос. Она казалась себе незнакомкой, как будто вселилась в чужое тело — тело, к которому Никос больше никогда не прикоснется, которое больше ни разу не выгнется под ним. Она отогнала эти мысли и подавила всхлип. — Я переоденусь, и мы уедем отсюда.

— Куда мы поедем? — по-детски спросила Вивьен.

Ее слабый голос только укрепил решимость Тристанны.

— Прямиком в Зальцбург, — зарычал у нее за спиной Питер, — иначе я раздавлю вас обеих, вы, паразиты! Вы слышите меня?

— Делай что должен, — равнодушно сказала Тристанна.

Она задохнулась, когда он схватил ее за руку и подтащил к себе, как делал много раз.

— Что ты задумала? — спросил он. — Вернуться к своей жалкой жизни в Канаде? От тебя никакой пользы, а она придает тебе вид трудоголика! Ты правда думаешь, что сумеешь прокормить вас обеих?

Тристанна услышала пораженный вскрик Вивьен, сосредоточилась на руке Питера и его холодных глазах и позволила гневу выйти наружу.

— Сомневаюсь, что у меня хотя бы наполовину такое богатое воображение, как у тебя, — бросила она и отдернула руку.

Он был сильнее ее, но не ожидал, что она станет сопротивляться, и от удивления разжал пальцы. Она прошла мимо него в гардеробную.

— Это, конечно, впечатляет, но мы оба знаем, что через месяц ты приползешь ко мне, — яростно пробормотал он, — и не надейся, что я буду так же щедр, как сейчас.

— Поверь мне, — бросила она через плечо; сарказм почти обжигал язык, — я прекрасно знаю границы твоей щедрости.

Он издевательски рассмеялся:

— Что, по-твоему, с тобой будет, Тристанна?

Она в последний раз обернулась, зная, что больше никогда не увидит Питера, и это знание заронило в пучину страха, боли и других неопределенных чувств, в которой она тонула, крошечное зерно надежды.

— Я выживу, — уверенно ответила она. — Но не благодаря тебе.

Ей нужно было только продолжать держаться на ногах.

Глава 16

Никос сидел в своем любимом баре в Афинах, потягивал самый дорогой ликер и пытался убедить себя, что он празднует. Празднование в таком духе продолжалось уже несколько недель, у него скоро должна была наступить передозировка счастьем. Газеты пестрели снимками с его несостоявшейся свадьбы, план по унижению Барбери удался на все сто. Он не преминул убедиться, что все инвесторы разорвали отношения с Питером Барбери и его империя стремительно рушилась. До конца года Питер станет банкротом.