Вожделенная награда

— Питер не сделал ничего, что сравнилось бы с тем, что я сделал с тобой. — В голосе Никоса явно прозвучала боль. — Клянусь.

— Не думаю, что переживу еще одну твою клятву. — Она рассмеялась.

— Я обманул тебя, Тристанна, — он протянул к ней руку, но не дотронулся до нее, смотря полными муки глазами, — но поверь мне сейчас. Я не могу отпустить тебя.

Несмотря ни на что, она почувствовала правду в его словах. Любовь охватила ее с новой силой, одновременно кружа голову и помогая стоять прямо, и она поняла, почему не смогла убежать, почему не бросила его, хотя он и не просил ее. Ее дракон, подумала она, и это было похоже на клятву, на обет. Она не могла вспомнить, кем была до него, кем пыталась стать за эти недели, не могла представить будущее без него. Легкость, наполняющая ее в его присутствии, звенела в ней и в то же время ранила.

— Тристанна, — умоляюще сказал он, — я пытался отпустить тебя, но не смог.

Она взяла его за руку, чувствуя его тепло. Что еще она могла сделать? Она все потеряла и выжила после этого, и даже продолжала любить его. Глупо было отрицать это.

— Так не отпускай, — прошептала она, потому что уже давно решила, что будет смелой, если уж не может уберечь себя, — если осмелишься.

Глава 17

Много позже он спросил:

— Что же мне с тобой делать?

Они летели в его личном самолете над Южной Америкой. Он намотал на палец прядь ее волос и осторожно потянул.

— Жениться на мне, разумеется.

Она больше не дрожала под его взглядом. Она захотела его десять лет назад, выбрала его на яхте, теперь уже довольно давно, потом на его вилле и еще раз — вчера, в Ванкувере.

— Мы ведь именно за этим летим на другой конец света?

— А ты уверена, что справишься? — нахмурился он. — Я не изменюсь со временем. Близкое знакомство порождает…

— Презрение? — закончила она. — О нет. Разве существует кто-то великолепнее Никоса Катракиса?

— Я не шучу. — По его голосу она вдруг поняла, что он боится.

У нее была власть над ним. Она положила руку ему на колено. «Люби, покуда любится, — пожала плечами Вивьен, когда Тристанна, запинаясь, сообщила, что все-таки собирается замуж за Никоса. — Помни: только трусы не следуют зову сердца».

— Я не принадлежу твоему миру, как бы ни старался соответствовать. — Никос побарабанил пальцами по подлокотнику. — Люди помнят, кто я, даже когда пытаются подольститься ко мне.

— Они и не должны забывать, — быстро ответила она, и он удивленно повернулся к ней. — Не стыдись своего прошлого, Никос. Ты прошел через такие испытания, и тебе никто не помогал. Ты должен гордиться.

— Ты не понимаешь… — начал он.

— И кто, скажи мне, — перебила она, — не сможет простить тебе твое происхождение? Люди вроде моего брата, получившие свое состояние от других? Какое тебе до них дело?

Он долго смотрел на нее абсолютно темным, горячим взглядом, и она знала, что этот огонь — только для нее.

— Если ты выйдешь за меня, обратного пути не будет. Это конец, — сказал он ровным голосом, который ее не обманул.

Она взяла его под локоть и посмотрела в его мрачное лицо:

— Ты опять все не так понимаешь. Это только начало.

Он почувствовал, что она проснулась, отвернулся от полной луны и посмотрел на нее, освещенную серебристым светом. Его жена. Они поженились без особой пышности, там же, где он бросил ее, и теперь она безраздельно принадлежала ему. Это никак не укладывалось у Никоса в голове.

— Что случилось? — еле слышно спросила она.

Он подошел к кровати и сел рядом. Ему хотелось обнять ее, раствориться в ней, как он делал много ночей подряд, но у него было слишком много вопросов.

— Я не понимаю.

Она села, завернувшись в одеяло, и он не мог оторвать глаз от ее взъерошенных волос и нежной кожи.

— А что тут понимать? — спросила она с теплой иронией. — Сейчас середина ночи. Понимание подождет до утра.

— Зачем тебе это? — Вопрос вырвался сам, против его воли. Он не хотел знать ответ, но должен был его получить. — После всего, что я сделал?

Она нежно провела рукой по его плечу:

— Ты сам знаешь.

— Ты имеешь в виду любовь? — жестко спросил он. — Любви не существует, Тристанна. Это обман, путь к отступлению.

— Здесь и сейчас она безусловно существует. И тебе не нужно ничего доказывать.

Ее слова обезоружили его. Он не мог поднять на нее глаза — боялся увидеть ее выражение или выдать себя.

— Завтра начинается наш медовый месяц, — сказал он слишком громко. — Мальдивы. Фиджи. Что захочешь.

— Мы и так на острове, — сухо сказала она, и его сердце забилось легче. — Нам правда надо искать другой?

— Насколько я знаю, так принято.

— Зачем нам думать о том, что принято?

Он покачал головой и вдруг, повинуясь порыву, соскользнул на пол и встал перед ней на колени. Он провел руками по ее теплым бедрам. Она была само тепло, она растопила его защиту.

— Я люблю тебя, — сказала она и вздернула подбородок, предлагая поспорить с ней.

Самая храбрая женщина из всех, кого он знал.

— Я не знаю, что такое любовь. — Слова давались тяжело, словно он говорил на незнакомом языке. — Никто меня не любил. Все, кто должны были, бросили меня.

— Я знаю, — прошептала она.

Ее губы задрожали — от жалости к нему! Она провела рукой по его волосам.

— Ты одна знаешь все про меня, — выговорил он, чувствуя незнакомую, сияющую надежду, зародившуюся на серой канадской улице. — Ты одна видела мою самую ужасную сторону и все равно осталась со мной.

— Я люблю тебя, — просто сказала она. — Твой свет и твою тьму. Разве я могла не выйти за тебя? Я влюбилась в тебя с первого взгляда. Как бы ты ни старался, я не смогла бы возненавидеть тебя.

Он не знал, что сказать. Внутри его словно звенела песня, словно лед вечной зимы, в котором он провел всю жизнь, наконец растаял.

— Я сделаю все, чтобы научиться любить тебя, как ты этого заслуживаешь, Тристанна, клянусь. Даже если тебе придется учить меня, я с радостью приму твои уроки.

Она улыбнулась, широко и радостно, и что-то внутри его расслабилось.

— Я принимаю вызов, — сказала она, с любовью глядя на него. — Но сначала — самое главное.

Он вспомнил, что то же самое он сказал ей давным-давно, и улыбнулся: