Вожделенное отечество
Шрифт:
«Мир есть поэма материи, которую пишет Бог. Единственной, истинной реальностью является сознание. Единственной подлинной реальностью является человек – самосознание, личность, сам в себе и для себя. Он осуществляет миротворение, создаёт свою действительность. Образ этого – творчество, произведение искусства и ремесла, земледелие, садоводство и мореплавание».
«Попытка коммунистов превратить Я в Мы была регрессом – возвращением к пещерному сознанию».
«Свидетель — тот, кто рассказывает о своём опыте, о том, что он пережил сам. Всякий иной занимается распространением
«Смешно сравнивать себя с Богом. «Иная слава звёздам, иная светилам». Но надо правильно и чётко понимать свою человеческую задачу».
«Приятно сознавать, что мир – это старый корабль, и ведёт его прежний Капитан. — Тот, Который его и построил. Мы зачислены в экипаж – сменный, потому что люди умирают и рождаются. И опошлить, снизить, профанировать этот страшный, таинственный, странный, как деревянная лестница, как чердак и дедушкин сундук, мир – очень и очень трудно. Царь Давид стоит на страже».
«Конца нет, не бывает. И смерть — это не конец — ни для самого умершего, ни для его близких. Жизнь продолжается. Мы никогда не можем подвести итог, черту».
«Когда в мир проникло зло, включилось время. И этот хронометр будет остановлен в конце времён».
«Я думал о своём народе и о том, что евреи в нем, как золотые нити, в граните, было это в храме, где было тихо, тепло и служили панихиду».
«Бог – Творец создал морскую звезду, снежинку и цветок сирени. Он создал птиц, способных летать и петь. Он сотворил человека, способного творить».
«В раю не было творчества. И мечта о рае и золотом веке по мне сродни инфантильному желанию вернуться в чрево матери».
«Страшный, забавный, поучительный сюжет – жизнь всякого человека. Он творит её в соавторстве с Богом, выбирая из спектра вероятностей один луч».
«Бесы – фауна ада. Ад и рай – ландшафты. Духовные ландшафты. Ангелы – фауна рая».
«Эмиграция даёт метафизический выход – подобно монашеству, предательству и самоубийству. Подобно безумию. Это все уход из жизни, из этой жизни. В сущности – в небытие (для этой жизни). В инобытие».
«Большевики должны уйти. Они должны предстать перед судом народа. Вот только народа, которого уже не осталось.
Нужен международный суд типа нюрнбергского. Я предлагаю провести его в Тамбове.
Их покаяние – ложь, лицемерие, тактический приём, финт или блеф».
«Бог вменил нам ум, дух, который есть движение, деятельность, действие. Его нормальное состояние – рост, как и всего живого. Когда кончается рост, начинается распад. Это верно и для жизни духа.
Бог не меняется – неизменно Его свойство: рост».
«Мы не можем выбросить проявления зла за пределы мира, ибо мир пределов не имеет. Надо найти им соответствующее место».
«Душа обязана трудиться. Как самолёт — лететь вперёд, чтобы не упасть».
Автору посчастливилось лично знать и отца Александра Меня, и отца Сергия Желудкова, отец Александр Мень был духовным отцом автора, он его и крестил, отец Сергий Желудков помогал автору овладеть искусством церковного пения.
Размышления о них, об их духовном подвиге – лучшие страницы книги, без таких людей нет России, они лучшее, что у нас есть.
Удивительные
слова находит автор для них, лучше сказать трудно:«Нищий, бесхитростный, смиренный отец Сергий держался с необыкновенным и нежным, деликатным и твёрдым достоинством, поколебать которое было страшно – как спугнуть птицу».
«Человек абсолютной духовной чистоты…противился церковной пошлости. Он охотно общался с неверующими. Для него важно было – во что неверующими».
«В церкви отец Сергий исчерпывался всегда, весь, до дна, и Господь вновь наполнял его душу Духом святым и огнём».
«Человек такой не умирает – смерть им не обладает».
Главы об отце Сергии создают памятник трогательный и мощный русскому Пастырю.
Говоря о своём духовном Отце, автор поражался его необыкновенной молодости души.
«Его службы отличались энергией, силой, лёгкостью, красотой и простотой».
«Он был, как библейский пророк, усталый, величественный, ироничный».
«Для него не было безвыходных ситуаций».
«Согнуть его было невозможно, только убить».
«Быть священником не было для отца Меня ремеслом или профессией. Это было призвание – как царей призывают на царство».
«Отец Александр смог соединить в своём лице гениальность и святость, дав мощную культурную парадигму на будущее, на все будущие времена».
«Он был ориентирован на вечность. Он был спроецирован на вечность и сам был проекцией вечности сюда, на грешную землю, которую очень любил…»
«Был человек, прошёл по земле. И следы его источают тонкий, животворящий аромат».
Каждая из этих главок тема для размышлений, дискуссий.
Я понимаю, что кто-то захочет поспорить со мной, с автором книги, кому-то могут не понравиться рассуждения о государе Николае II, кого-то может шокировать глава об Афганистане, кто-то не согласится с отдельными рассуждениями по разным поводам. Тогда появится ещё одна рецензия на эту книгу.
А мне не хочется сейчас говорить о недостатках. Не тот настрой. Да и не вижу я их. Душа моя преисполнена благодарности к автору.
Книга так глубока и интересна, она так далеко уводит от суеты нынешней жизни, она пробуждает столько чувств, что хочется оставаться погруженным в них. Как это радостно, что в наше прагматичное время живёт на свете человек, который думает о судьбах нашего мира, о нас с вами, сочиняет музыку, издаёт журналы, учит детей, пишет книги. Дай ему Бог сил и здоровья достучаться ещё и до наших сердец, а нам подвигнуть себя на прочтение этой удивительной книги.
Новая книга
Газета «Коммерсантъ» № 54 (1457) от 28.03.1998
Опавшие листья Владимира Ерохина
Если большинство воспоминаний, написанных вскоре после октября семнадцатого, рассказывали о положительных качествах утраченного времени, то сейчас мы оказались свидетелями как бы уравновешивающего положение дел процесса: воспоминания о том, как хорошо жилось при большевиках,— примета приподъездных разговоров, а не изданий хоть сколько-нибудь заметного тиража. Книга Владимира Ерохина "Вожделенное отечество" не стала исключением.