Вожди в законе
Шрифт:
Заговор четвертый:
Ленин и Свердлов
Яков рос озорным, неугомонным мальчиком,
организатором забав ребятишек всей улицы.
Из осторожности назовем эту главу — гипотезой. Гипотезой, имеющей точно такое-же право на существование, как, например, гипотеза о дружбе Я. М. Свердлова и В. И. Ленина; или же гипотеза о дружбе В. И. Ленина и И. В. Сталина. Или, наконец, гипотеза о том, что в Ленина стреляла Ф. Каплан и что Свердлов умер от "испанки". Вся советская история — сплошные версии и гипотезы. Осталось только понять, какие из них правильные, а какие нет.
Эта глава об очередном заговоре Дзержинского против Ленина. Только теперь, в августе 1918 года, Дзержинский. не сумевший сорвать Брестский
Тех, кто не понимает, каким образом Свердлов мог планировать устранение Ленина в разгар смертельной борьбы с "международным империализмом", и как Ленин мог позволить себе сводить счеты со Свердловым, когда на нем держалась вся партия, отсылаем к приводимому выше высказыванию Ленина, цитированному Луначарским в речи "Сияющий дорогой гений": "Представьте себе, полководец ведет борьбу с врагом, а в лагере у него враг. Прежде, чем идти на фронт, на борьбу с врагом, нужно, чтобы в самом лагере было чисто, чтобы не было врагов"(1).
В этом была суть отношений большевистских руководителей. В 1918-19 годах советский полководец Ленин только и делал, что шел на фронт, только и чистил от врагов собственный лагерь. И Свердлов чистил — просто не так удачно. Его недоверие к окружающим было столь серьезно, что после его смерти ключей от личного сейфа Свердлова найти не смогли. Несгораемый шкаф отправили на инвентарный склад коменданта Кремля П. Д. Малькова, где сейф простоял до 26 июля 1935 года, когда его, наконец, открыли. 27 июля нарком внутренних дел СССР Г. Ягода подал Сталину записку о содержании сейфа. В сейфе оказались: золотые монеты царской чеканки на сумму 108 525 рублей; золотые изделия, многие из которых с драгоценными камнями, — 705 предметов; семь чистых бланков паспортов царского образца; кредитных царских билетов на 750 тысяч рублей(2).
В сейфе, кроме того, были обнаружены заграничные паспорта, выписанные на следующие имена: Яков Михайлович Свердлов; Цецилия-Ольга Гуревич; Екатерина Сергеевна Григорьева; Княгиня Елена Михайловна Барятинская; Сергей Константинович Ползиков; Анна Петровна Романюк; Иван Григорьевич Кленочкин; Адам Антонович Горен (годичный паспорт); Елена Сталь (германский паспорт)(3).
Редакция альманаха "Источник", где была опубликована фотокопия записки Ягоды, поместила документ в разделе "Исторические сенсации". Однако сенсация тут была относительная. Сотрудники германского посольства в России сообщали по дипломатическим каналам, что в августе 1918 года, еще до покушения на Ленина, в Москве сложилось "нечто, вроде панических настроений". 1 августа 1918 г. из посольства сообщали в Берлин, что руководство Советской России переводит в швейцарские банки "значительные денежные средства"; 14 августа — что оформляются заграничные паспорта, что "воздух Москвы… пропитан покушением как никогда"(4).
В изданных в 1957 году воспоминаниях члена и секретаря ЦК, помощника Свердлова Е. Д. Стасовой можно прочитать о том, что и в 1919 году большевики пребывали в паническом настроении:
"1919 год был очень тяжелым годом. Наступление 14 держав на советскую республику создало столь опасное положение, что не исключена была для партии необходимость вновь уйти в подполье, если бы силы внутренней контрреволюции и иностранные интервенты временно взяли вверх. И вот пришлось заботиться о паспортах для всех членов ЦК и для В. И. Ленина в первую очередь. Нужно было обеспечить партию и материальными средствами. С этой целью было отпечатано большое количество бумажных денег царских времен (так называемых "екатеринок", т. е. сторублевок с портретом Екатерины). Для обеспечения их сохранности были сделаны оцинкованные ящики, в которые эти деньги были упакованы и переданы Николаю Евгеньевичу Буренину для сохранения их в Петрограде. Он закопал их, насколько я знаю, под Питером, где-то в Лесном, а впоследствии даже сфотографировал их раскопку, когда советская власть окончательно утвердилась.
Тогда же на имя Буренина (купца по происхождению) был оформлен документ о том, что он является владельцем гостиницы "Метрополь". Сделано это было с целью обеспечить партию материально"(5).В 1957 году откровения Стасовой вызвали удивление, так как большевики не любили рассказывать о царившей у них панике. Видный меньшевик Р. А. Абрамович, получив воспоминания Стасовой, немедленно сообщил о прочитанном другому меньшевику и автору нескольких книг Н. В. Валентинову-Вольскому(6). Об истории с паспортами и деньгами в начале 1919 года, в самый опасный момент для большевизма в гражданской войне, — отвечал Валентинов-Вольский, — знаю не только я, как один из основных членов тогдашнего ЦК меньшевиков, но и независимо от меня еще четыре человека в Нью-Йорке: Л. О. [Дан], Б. И. Николаевский, [Ю. П.] Денике и Б. Двинов. Мы тогда сами получили предложение от Енукидзе и от Каменева взять паспорта, которые для нас и для Бунда будут приготовлены, а Бунд, который работал тогда в Белоруссии, получил даже довольно значительную сумму теми самыми сторублевками, о которых Вы говорите. […] Знаю я, как, вероятно, знаете и Вы, и [Б. К.] Суварин, что одновременно или за некоторое время до этого они выслали за границу через Марка Натансона большое количество золота, которое должно было быть депонировано в швейцарских банках на указанные большевистской партией имена. Некоторую часть этого золота они дали левым эсерам натансоновского толка, которые на эти деньги потом в Берлине устроили издательство "Скифы"''(7).
Не чужд был паники и Ленин. Бухарин вспоминает:
,Деникин, Колчак, голод… Границы советского государства сузились до последнего предела. Заговоры внутри, революция становится дыбом. Вот-вот опрокинется все на голову. Ильич считает. Спокойно. Видит возможность поражения. Шутливо называет это по-французски "culbutage" ("перекувыркивание"). На всякий случай распоряжается принять такие-то и такие-то меры, чтобы начать сызнова подпольную работу. Ни капли не сомневается, что в случае поражения он погиб. Все это — "culbutage". Но вот он подходит к партийным рядам, и его голос звучит несокрушимой энергией: "паникеров — расстреливать!" И каждый чувствует, что мы победим: черт возьми, разве с Ильичем можно проиграть сражение?''(8).
Таким образом, считать, что к бегству за границу из руководителей государства готовился только Свердлов, ни в коем случае нельзя. Но именно секретариат ЦК, и в первую очередь Свердлов, были ответственны за подготовку перевода партии на нелегальное положение — добавим: из-за пораженческой брестской политики Ленина, заведшей партию в тупик, приведшей большевиков на край гибели.
Поразительно, что в уже цитированной нами речи Луначарского о Ленине докладчика все время тянуло говорить о другом гении — Свердлове. Сначала Луначарский объяснил тоскующей аудитории, что именно Свердлов руководил отбором партийных работников, т. е. выполнял функции генерального секретаря партии:
"Вот, товарищи, под этим страшным нажимом, под этим гнетом в несколько тысяч атмосфер жило наше большевистское подполье, и тут можно было наблюдать человека, активен ли он, энергичен ли он, организатор ли он, кристаллизуются ли около него кружки. Все эти типы очень хорошо знал Я. М. Свердлов. Скажем, Иванов или Петров — кто он такой? Свердлов знал, что он тогда-то вступил в партию, тогда-то бегал, тогда-то его освободили и т. д. То, что у Я. М. Свердлова было развито с такой феноменальной силой, об этом все мы знали в партии, поэтому, когда мы выбирали наш ЦК и редакцию нашего центрального органа, то мы туда выбирали людей не потому, что нам нравился нос того или иного, а выбирали после огромнейшей проверки. И на этих руководящих постах этим людям нужно было дать выдержать жизненный экзамен, самый суровый, самый беспощадный. Так в нашей стране, в этом лучшем штабе лучшие люди из интеллигенции и из пролетариата постепенно отсеивались, создавали великих вождей позже наступившей революции. Совершенно ясно, что нигде в мире подобного штаба и подобных вождей быть не могло".
Свердлова Луначарский подчеркнуто ставил на один уровень с "сияющим дорогим гением" Лениным:
"Владимир Ильич, когда умер Свердлов, которого он очень высоко ценил, и который, как вы знаете, в истории партии сыграл большую роль, — был и секретарем ЦК, занимался подбором, сортировкой сил и стоял, таким образом, во главе советской власти, вместе с Владимиром Ильичем делал громадное количество ответственнейшей работы — Владимир Ильич сказал […]: Умер человек, которого заменить некем. Другого такого человека мы в партии не имеем. […] Надо его заменить подходящим коллективом"(9).