Возлюби врага своего

В какой-то момент руководство моего предприятия заметило мои способности по общению с русскими офицерами и возложило на меня обязанности переводчика. За эту работу к моему месячному жалованию было добавлено пятьсот марок, которые в те времена были более чем необходимы для моей семьи.

Вот однажды, в один из дней октября, когда вся Восточная Германия праздновала 25 летие своего образования, на нашем заводе партийным руководством СЕПГ была организована встреча с русскими офицерами, как знак дружбы и солидарности в борьбе с капитализмом и его диким империалистическим ликом.

Делегация русских офицеров с интересом рассматривала завод, изучая технологию нашего производства, и восхищенно цокала языками при виде очередного шедевра. Наш директор показывал все новые и новые цеха и технологические линии, пока вся эта русскоговорящая делегация не вошла в упаковочный цех.

Там на полках стояли всевозможные готовые к отправке в торговлю изделия. Вдруг один из русских остановился перед образом девы Марии, которая была сделана специально на заказ в святой собор Санкт-Севери в город Эрфурт. Наши фигуры, изготовленные умелыми руками мастеров, всегда вызывали у людей неподдельный восторг. Но сегодня было нечто особенное!

Один русский майор, стоя над этим святым образом, словно застыл, как тот замерзший большевик, упершись на свою винтовку. Не скрывая своих эмоций, он стоял, словно вкопанный и по его щеке текли слезы. Да, да, по его щеке текли настоящие живые слезы! А он, словно окаменевший, замер в оцепенении, пока вся делегация этих диких русских оккупантов не проследовала в заводскую столовую. Такие мероприятия всегда проводились с торжественной помпезностью и знанием русского менталитета. Правда, тот майор явно не спешил к столу, накрытому в стиле аля Русь. По всей видимости, он никак не желал расстаться с этой фигурой, наслаждаясь возможно её красотой, а возможно и душей, вложенной в этот кусок холодной глины.

Я, ковыляя на своей трости, подошел к нему и, тронув за плечо, сказал:

— Гер официр, вас ждут в зале! Там шнапс, пиво и знаменитые немецкие колбаски.

Но русский майор стоял, словно окаменев, и даже после моих слов не сдвинулся с места. Я еще раз повторил ему по-русски:

— Господин офицер, торжественное собрание уже началось. Вам там просто необходимо быть. Вас там ждут!

В эту минуту, он как бы очнувшись от шока, сказал:

— Господи, камрад, как она похожа на мою мать! Как она удивительно похожа, будто её лепили с моей матери! Я не могу поверить своим глазам! Камрад, как зовут этот святой образ!? — спросил он, обращаясь ко мне, как обычно говорили русские, называя всех немцев.

— Это, гер официр, святая дева Мария, — сказал я, пока еще ничего тогда не понимая.

— Я очень хотел бы заказать такую статую, как мне сделать это? — спросил он, вытирая слезы носовым платком.

— О, о, о, господин офицер, это очень, очень дорого, — сказал я ему, зная истинную цену этим творениям.

— Проблем в деньгах нет, я готов заплатить любую цену, чтобы получить подобный шедевр. Правда, мне нужен настоящий православный образ. Я мог бы на вашем предприятии заказать Матерь Божью, но только в православном исполнении? — спросил майор, явно заинтересовавшись изделиями нашего завода.

— Я, уважаемый господин офицер, уже на пенсии и прирабатываю только переводом. Вам, вам нужно обратиться к дирекции завода, я думаю, что они не откажут, ведь между нами есть настоящая дружба. Freundschaft! — сказал я и проводил майора в здание заводской столовой.

Как всегда в такие мероприятия столовая была украшена с политическим размахом, кругом висели русские красные флаги вместе с флагами ГДР. Портреты наших государственных руководителей, словно иконы располагались на всех видных местах. Эрнст Тельман и Ленин, Эрик Хонекер и Леонид Брежнев соседствовали рядом, взывая нас к дружбе с русским народом. Надувные цветные шары и всевозможные гирлянды создавали настоящий праздничный антураж. Русские сидели за столиками в своих парадных мундирах, и к ним руководство нашего завода подсаживало молоденьких работниц, которые могли скрасить скучные политические выступления. Они, иногда кокетливо улыбаясь им, слегка флиртовали в достижении своих политических целей. Мы же рукоплескали и делали вид, что довольны своей социалистической жизнью, навязанной нам нашим старшим братом.

Я переводил все речи наших друзей на немецкий язык и после торжественного часа предложил нашему директору приступить к трапезе. В самый разгар нашего праздника ко мне и подошел этот странный русский майор, спросив:

— Камрад, как мне поговорить с директором, чтобы заказать статуэтку, как я просил?

— Eine Moment! — сказал я по-немецки, зная, что русские это понимают.

Практически все, кто прослужил в Германии, всегда довольно сносно говорили по-немецки на бытовом уровне так, что мы вполне могли понять друг друга без лишних слов.

Я взял под руку этого майора и подошел к директору, который в этот момент уплетал консервированные персики. Он обожал эти греческие консервы под броским названием «Олимпия».

— Гер директор! — обратился я к нему и сказал. — Гер директор, этот русский офицер хотел бы сделать заказ. Он хочет сделать статуэтку Божьей матери в православном исполнении. Что мне сказать этому офицеру? — спросил я, как-то особо не напрягаясь.

Мне тогда было все равно, закажет русский эту статую или нет! Но пройдет всего десять минут, и я буду готов вывернуться наизнанку, чтобы днями и ночами лепить этот дорогой мне образ.

— Кристиан, скажи ему, что это очень дорого, может быть он отстанет!?

Я перевел русскому сказанное моим директором, но тот словно русский танк Т-34 стоял на своем. Он вновь сказал мне, что вопрос о деньгах не стоит. Он готов заплатить любую сумму, сколько бы это ни стоило.

— Гер директор, русский платит любые деньги, но очень хочет поставить такую статуэтку на могилу своей матери. Что мне сказать ему?

— Я не знаю, я не знаю, кто на нашем заводе будет лепить этот православный образ? Ты, Кристиан, на пенсии, а лучшего мастера у нас на заводе нет. Все наши шедевры делаются с твоих матриц. Если ты сам возьмешься за это дело, то скажи, что такой заказ будет стоить около пяти тысяч марок!

— Господин офицер, гер директор, сказал, что это будет стоить пять тысяч марок. Это, наверное, очень дорого!?

— Послушай, камрад, ты передай своему директору, что я хочу получить такую статуэтку! Я заплачу вам любые деньги. Это же подарок для моей матери и мне для неё ничего не жалко! — сказал мне офицер, и тогда я понял, что он настолько одержим этой идеей, что нам его не переубедить. Посоветовавшись с директором, мы сдались этому «Ивану».

— Ладно, ладно, мы оформим этот заказ прямо после торжественной части — сказал он, видя, что у русского офицера глаза налились кровью, что у быка перед тореадором.

Я видел, что ему явно не хотелось вступать в конфликт с русским командованием, да и политическим руководством нашего города.

В перерыве между застольем и традиционной дискотекой директор пригласил майора в свой кабинет административного корпуса. Я ковылял следом за ними, опираясь на свою трость. Фронтовые раны под старость начали давать о себе знать, и теперь приходилось мириться с этим, зная, что молодость безвозвратна.

Войдя в кабинет, директор из сейфа вытащил пачку квитанций заказов и, взяв в руки ручку, спросил майора его имя и фамилию. Я перевел русскому вопрос директора и тот сказал: