Возлюбленный враг
Шрифт:
— Мне ты вообще не нужна!
— Да, бросьте, герр Грау!
– издевательски бормочет она.
– С моим появление вам стало гораздо интереснее, вы даже научились краснеть, а то вечно ходили как бледная моль. Я вас успокоила, расписала вам перспективы вашей драгоценной «фатерляндии», теперь можете и помирать спокойно.
"Это неслыханно, что она тут несет!"
— Да ты… ты как со мной говоришь! Я же не выпущу тебя из этой комнаты, дурочка! И плевать я хотел на фон Гросса, скажу, что ты сама выпала из окна.
Как же она меня взбесила! Я не понимал, что мне мешает
— Отто, прости, я погорячилась! Я не знаю, что говорю, я почти заснула и даже не поняла, где нахожусь… Ты не представляешь, как мне бы хотелось проснуться дома, я очень хочу назад… здесь все просто ужасно.
Ну, вот, начались слезы! Это еще хуже. Я теперь совсем не знаю, что с ней делать. Клаус бы знал, Вилли тоже. Я же не могу сейчас толкнуть ее на лежанку и задрать платье… не могу вот так заставить ее… Наверно, я псих.
— Не реви. Ну, хватит... Скоро за тобой приедет твой капитан Гран и увезет в с собой на райские острова.
Чудно! Она даже засмеялась сквозь слезы:
— Его зовут Грей и он не приплывет, тут же нет моря и я - не Ассоль, зачем ему меня-то искать?
— Какая разница, как тебя зовут, и не важно, что здесь нет моря - раз ты ждешь, кто-нибудь обязательно за тобой явится.
— Эх, жалко, что ты всего лишь Грау, а не Грей, и при том ненавидишь алые паруса.
"Вот зачем она мне это сказала! Зачем? Что именно она хотела мне сказать… доказать".
Не успел опомниться, как из нее посыпались новые вопросы:
— Отто, а у тебя была девушка?
— Да… или нет… мы подрались из-за нее с Гансом, я его побил, а Эрна ушла с ним, - приложить лед к синяку. Она всех жалела.
— Историй нет печальнее на свете.
Не поймешь, то ли смеется, то ли сочувствует. Надо грубее себя вести, брать с нее пример.
— А у тебя там остался парень?
Отвечала спокойно, но голос едва заметно дрожал, как натянутая струна.
— У меня был муж, мы прожили вместе около года и разбежались, я даже не решилась на ребенка, все было так неопределенно.
— Я не удивлен, у тебя взбалмошный характер!
— Да кто бы говорил! На себя посмотри - Вальтер сказал, ты пьешь успокоительные лекарства.
— Иногда… но бывает проще выпить шнапса. Хочешь?
Я вытащил из коробки на шкафчике припрятанную неделю назад фляжку, она была почти полная, так русская опять начала упрекать.
— Ты еще и алкоголик к тому же. Полный букет!
— Нет, просто порой это очень нужно. Например, сейчас… ну вот, приложи к носу, чувствуешь аромат - мята и анис… ах, мне так нравится запах… попробуй хоть маленький глоточек… только не держи во рту, сразу глотай.
— Если ты будешь пить, я уйду.
"Еще и грозит, осмелела, дуреха..."
— Я тебя не отпущу!
— У меня тут тоже кое-что припрятано, чтоб ты знал. Парочка наточенных томагавков.
—
Из раскрашенного картона? Очень смешно… и так страшно. Ой-ой, меня всего трясет!— Отто, убери фляжку, тебе уже хватит.
— Что ты ко мне пристала - не пей, не кури… Хватит меня учить, русская!
Она вздохнула и опустила голову, стала такой маленькой и несчастной, что я ее даже чуть-чуть пожалел.
— Наверно, это у меня уже в крови - кого-нибудь да учить. Я же работала в школе, помнишь.
И почему я обязан что-то про нее помнить, особенно сейчас? Вот у меня в крови бушевал алкоголь и вдруг дико захотелось женщину. Кретин! Надо было сразу же ехать с Вилли, а не тащиться на чертов чердак, не сидеть с нудной учительницей из будущего. Я бы уже давно выбрал себе какую-нибудь светленькую и большеглазую, взял бы ее сзади и представлял эту самую… русскую…
Может, еще не поздно уйти, у ворот сегодня Курт, будет ворчать, но я дам ему сигарет, если еще осталось… нет... все забрал Вилли… жалко…
Уже невмоготу сидеть с ней просто так и даже ее не трогать, а если я к ней полезу, она опять назовет меня «бешеным псом», и потом будет так ненавидеть, что не станет разговаривать. Не хочу делать ей больно по-настоящему.
Странно, сначала же я собирался ее убить, как-нибудь быстро лишить жизни, чтобы она не дышала, не смотрела на меня своими русскими глазами, отчего я снова не усну и буду думать о том, о чем мне совершенно не надо думать.
А теперь мы сидим рядом и мне хочется, чтобы эта ночь не заканчивалась. Конечно, я никуда не поеду, я буду сидеть рядом и даже к ней не прикоснусь.
— Отто, у тебя есть брат или сестра?
— Катрин умерла, когда ей было всего пять лет… мне было восемь, кажется. Тогда с мамой стало совсем плохо, она все время старалась остаться одна, говорила, что с нами ей скучно и она нашла способ возвращаться назад, в то время, когда еще жива ее дочь. Отец пытался Эльзу лечить, но ничего не помогало, тогда он отвез ее в клинику к Вайсу, и там она умерла. Я не хочу больше про это говорить.
— Отто, мне нужна твоя помощь!
— Какая помощь?
– опешил я, пытаясь соообразить, что она еще может придумать.
— Мне нужно вернуться, понимаешь? Ты-то должен меня понять, как понял бы свою маму, она ведь тоже хотела вернуться туда, где все было еще хорошо. А мне сейчас надо найти того человека, с которым я ехала в Познань, это он меня сюда перетащил, в ваше страшное время… долгая история… Вальтер записал его адрес, а мне теперь не отдает тот листочек. Я беспокоюсь, вдруг Стефан куда-то денется, а как же потом я окажусь дома?
Она вдруг схватила меня за рукав и робко потянула к себе.
— Отто, пожалуйста, помоги найти Барановского, он работает в комендатуре рядом с гестапо. Мне очень надо с ним встретится! Ты же понимаешь, правда?
Я молчал, крутил в руках фляжку, потом сделал еще один жадный глоток. Все с ней ясно, она хочет сбежать от меня… от Вальтера… от Франца… Ага!
— А как же Франц? Ты его бросишь?
Она даже будто бы вздрогнула, прижала руки к груди, уставилась на меня в полумраке и невнятно залепетала: