Возмездие Эвелит (сборник)

— Нет… не совсем, — ответил Лангли. Они говорили по-английски, но он был уверен, что в комнате где-то установлен микрофон, а за переводом дело не станет. — Сам ломаю голову.

Внутренне он подивился собственной сдержанности. Он не был создан для этого мира коварных замыслов, шпионажа и скорых расправ. Никогда не был. Космонавт в силу необходимости был добрым, замкнутым человеком, не способным к злословию и интригам официальных политиков. В свое время он мог и нагрубить, если что-то было не так, а потом не спал ночами, размышляя о том, справедлив он или не справедлив и что на самом деле о нем думают люди. Теперь он никто.

Было бы так просто смириться, сотрудничать с Чантаваром и плыть по течению. Откуда ему знать, что, поступив именно так, он будет не прав? Похоже, что Технат олицетворяет собой порядок, цивилизованность, своего рода справедливость; не его это дело — противопоставлять себя двадцати миллиардам людей и пяти тысячелетиям истории. Была бы рядом Пегги, он бы сдался, он не стал бы рисковать ее шеей ради принципов, в которых сам не был уверен.

Но Пегги умерла, и, кроме принципов, оставалось так мало, ради чего стоило жить. Игра в Бога не доставляла удовольствия даже на таком жалком уровне, но он вышел из общества, которое на каждого человека возлагало ответственность решать все самому.

Чантавар позвонил на следующее утро.

— Вставать в такую рань! — все еще позевывая, пожаловался он. — Жизнь не стоит усилий до захода солнца. Итак, мы идем?

Когда он вывел их из дома, вокруг них сомкнулись шестеро охранников.

— Зачем они нужны? — спросил Лангли. — Защита от простолюдинов?

— Хотел бы я посмотреть на простолюдина, который осмелился хотя бы в мыслях затеять что-либо противоправное, — сказал Чантавар. — Если у него вообще есть мысли, в чем я иногда сомневаюсь. Нет, эти ребята мне нужны, чтобы защитить меня от личных соперников. Например, Браннох с радостью меня убрал бы, лишь бы только заполучить неопытного наследника. Я раскрыл немало его агентов. А потом, у меня куча конкурентов внутри Техната. Обнаружив, что с помощью взяток и заговоров подсидеть меня невозможно, они вполне могут избрать менее изысканный, зато прямой путь.

— А что они получат в результате вашего… убийства? — поинтересовался Блаустайн.

— Власть, положение, может быть, часть моих владений. А может быть, мне просто захотят отомстить: по пути наверх мне пришлось выбить немало зубов, в наше время существует не так уж и много влиятельных организаций. Мой отец был второстепенным министром на Венере, мать — младшая жена из простолюдинок. Я получил назначение только после того, как прошел определенные тесты и… распихал локтями парочку сводных братьев. — Чантавар усмехнулся. — Довольно-таки забавно. Ну, а соперничество заставляет мой класс быть все время как бы настороже, вот почему «Технон» это поощряет.

Они вышли на мостовой переход на головокружительной высоте над городом и позволили движущейся дорожке везти себя дальше. С этой высоты Лангли мог видеть, что Лора построена как единое целое: ни одно здание не стояло отдельно, все они соединялись внизу, а прочная крыша перекрывала нижние уровни. Чантавар указал на туманный горизонт, где вздымался остов колоссальной башни, которая стояла отдельно.

— Станция погодного контроля, — пояснил он. — Большая часть из того, что вы видите, принадлежит городу, — министерский общественный парк, но вон в той стороне пролегла граница владений Тарахоно. Будучи приверженцем движения «назад к природе», он, исполняя собственную прихоть, выращивает там зерно.

— Разве у вас нет небольших ферм? — спросил Лангли.

— О Космос, конечно нет! — Чантавар выглядел удивленным. — На центаврийских планетах они есть, но я нахожу, что трудно придумать систему более неэффективную, чем эта. Многие из наших продуктов синтезируются, остальное выращивается на министерских землях. Шахты, заводы, земля — практически все — принадлежат какому-нибудь министру. Таким образом мы обеспечиваем и себя, и простолюдинов, а живущие вне Солнечной системы должны платить налоги. Здесь человек обладает тем, что заслужил. Общественные организации, такие как вооруженные силы, финансируются промышленностью, принадлежащей «Технону».

— А чем же заняты простолюдины?

— У них есть работа, в основном в городах, лишь у немногих — на земле. Некоторые работают на себя, например люди искусства, врачи или кто-то в этом духе. Сюда, здесь вам должно быть интересно.

Это был музей. Общее расположение почти не изменилось, хотя там и находилось множество незнакомых приспособлений для лучшего показа экспозиции. Чантавар повел их в историко-археологический отдел, относящийся приблизительно к их собственному времени. Было грустно от того, как мало вещей сохранилось: несколько монет, потемневших от времени несмотря на электролитическую реставрацию; битый стакан для вина; осколок камня с полустертым названием какого-то банка; ржавые остатки кремневого мушкета, найденного при освоении Сахары; потрескавшийся мрамор, который когда-то был скульптурой. Чантавар сказал, что египетские пирамиды, часть Сфинкса, следы похороненных городов, пара разрушенных плотин в Америке и России, несколько кратеров от взрывов водородных бомб по-прежнему сохранились, но больше предметов старше тридцать пятого века не осталось. Время шло неумолимо, и одна за другой вещи, составлявшие гордость человеческого труда, постепенно терялись.

Лангли обнаружил, что насвистывает себе под нос, как бы подбадривая самого себя. Чантавар навострил уши.

— Что это? — полюбопытствовал он.

— Финал Девятой симфонии — Freude, sh"one G"otterfunken [8] — никогда не слыхали?

— Нет. — На широком, скуластом лице его появилось странное мечтательное выражение. — Как жаль. Мне это понравилось.

Они заглянули на ланч в ресторан, расположенный на террасе, где роботы обслуживали аристократическую публику с чопорными манерами и в праздничных одеждах. Передернув плечами, Чантавар расплатился по счету.

8

«Возрадуйся свету искры Божьей» (нем.) — название финала Девятой симфонии Бетховена.

— Ненавижу класть деньги в кошелек министра Агаца — он охоч по мою душу, — но вы должны признать, шеф-повар у него отличный.

Охрана не ела: люди были приучены к редким трапезам и неутомимой бдительности.

— Здесь, на верхних уровнях, есть на что посмотреть, — сказал Чантавар. Он кивнул на прерывисто светящуюся вывеску над домом для развлечений. — Но все, в основном, похожи друг на друга. Давайте для разнообразия спустимся вниз.

Гравишахта сбросила их на две тысячи футов, и они ступили в другой мир.

Здесь не было солнца, не было неба. Металлические стены и потолок, пружинистые полы, однообразие и монотонность прямых линий. Воздух был достаточно свежим, но он пульсировал и звенел от нескончаемого шума, который создавали вздохи насосов, стук и вибрация, — размеренного глубинного биения огромной машины, являвшейся сердцем города. Коридоры-улицы, заполненные неутомимыми толпами, жили движением и гомоном.

Итак, это были простолюдины. Лангли на мгновение задержался у выхода из шахты, наблюдая за ними. Он не знал, чего ожидал — возможно, одетых в серое зомби, — но был несказанно удивлен. Беспорядочная масса напомнила ему города, которые он видел в Азии.

Одежда представляла собой дешевую разновидность министерской: туники у мужчин, длинные платья у женщин. Эта униформа, похоже, разделялась по цвету — она была зеленой, синей и красной и выглядела очень поношенной. Головы мужчин были обриты наголо, лица отражали ту смесь различных рас, от которых произошел на Земле человек; невероятное количество голых детишек играло прямо под ногами толпы; сегрегация полов, которой жестко придерживались на верхних уровнях, здесь отсутствовала.

Киоск, выступающий прямо из стены, был полон дешевой посуды, и женщина с ребенком на руках торговалась с хозяином. Здоровенный почти обнаженный носильщик взмок под грузом запчастей к какой-то машине; двое молодых людей, расположившись посреди улицы, играли в кости. Прямо на пороге таверны с мечтательным видом сидел старикан со стаканом в руках. Несколько зевак наблюдали за неуклюжей дракой двух мужчин, один был в красном, другой — в зеленом. Женщина — явно проститутка договаривалась с клиентом, у которого был вид слабоумного. Стройный торговец с живым лицом — Чантавар сказал, что он с Ганимеда, — вел тихую беседу с толстым местным покупателем. Сопровождаемый двумя слугами, расчищавшими дорогу, по улице проехал зажиточного вида мужчина на крохотном велосипеде. В киоске постукивал молоточком по браслету ювелир. Трехлетний карапуз споткнулся, шлепнулся и разразился громким ревом, на который никто не обратил внимания — за всем этим шумом он был почти не слышен. Подмастерье с ящиком для инструментов поспешал за хозяином. Пьяный со счастливым видом распластался вдоль стены. Лотошник толкал перед собой тележку с дымящимися лакомствами и нараспев нахваливал товар словами, которые были такими же старыми, как мир. Все это на мгновение предстало перед Лангли, а потом исчезло в общей сутолоке.