Возмездие. Никогда не поздно

Биленков со смешанными чувствами смотрел на Маевского. Он заметил дрожь в руках журналиста, и в этом плане его можно было понять. Андрей впервые убил.Он был бледен, как полотно, а полная луна добавляла на этот слепок смертельной синевы. Этюд в могильных тонах, сравнил Виктор, сам едва держась на ногах. Мыслями он был дома. Ледяной компресс на грудь, стакан водки внутрь, валик под ноги – вот три вещи, которые могли его спасти: снять боль, обрести относительный покой, переходящий в глубокий сон.

– Помоги-ка мне снять бронежилет.

Маевский сделал больше – снял с него майку и присвистнул:

– Похоже, ты нацепил согревающий лейкопластырь.

– Где? – Биленков с трудом опустил голову и застонал, увидев громадную подкожную гематому. – Тебе легко говорить, – процедил он сквозь зубы.

Андрей помог ему подняться на ноги. Вдвоем с Ким они подвели его к изуродованной машине: на ней были десятки вмятин и сотни царапин. Билл скрипнул зубами:

– Сволочь! – и в упор посмотрел на Ким. – Иди разбей ему башку лопатой…

– Ты будешь садиться в машину или нет?

Биленков словно и не слышал журналиста, бормоча про себя:

– Я давно хотел поменять ее на «тахо»: пятилитровый мотор, триста «лошадей».

– Нам нужна средняя машина, – расставила точки над «i» Юонг Ким.

– Найдешь дорогу обратно? – спросил ее Андрей.

– Да, – ответила она. – Поеду по следам.

– Осторожнее на дороге! – напутствовал он девушку.

Она не повернула головы в его сторону, зато Биленков чуть не скрутил шею. Это резкое движение исказило его лицо болью, и он ожег журналиста ненавистным взглядом.

– Ревнивец хренов, – вполголоса выругался Маевский.

Прежде чем столкнуть тело Старого Хэнка в яму, он освободил поясной чехол от фотокамеры и сделал несколько снимков трупа. Один – с очень близкого расстояния. Делая его, он вдруг вздрогнул: показалось, что мертвец подмигнул ему. И только убрав камеру в мини-кофр, Андрей, поплевав на руки, взялся за лопату. Первые комья земли застучали по тощему телу Старого Хэнка…

Ночь, пусть и лунная, – не лучшее время для посещения кладбища. Тем не менее, у Игоря Кравца был выбор: либо довериться Старому Хэнку и отправиться к месту встречи на окраину кладбища, либо положиться на свою интуицию и не торопиться: Хэнк мог быть где-нибудь рядом.

Закрыв свою «Ауди» и разумно отказавшись поставить ее на сигнализацию (в случае срабатывания она выдала бы Кравца с головой), Игорь прошел по проторенной дорожке, и ему показалось, что к дому Хэнка подъехал танк… Неужели это Биленков протаранил кусты своей машиной? Неаккуратно. Неосторожно. Неосмотрительно. И Кравец впервые засомневался в Старом Хэнке. Что, если из двух зол – он и Билл, – Хатунцев выбрал большее? Конечно, устранив Кравца, он оставался один на один с Биллом. Но устранив Билла, оставался один на один с Кравцом. То есть цена вопроса: кто такой Билл, и кто такой Кравец. Билл – командир оперативной группы, а Кравец – лишь рядовой ее член, человек без связей, с потерянным прошлым и смутным будущим. Что же, если Хэнк рассуждал именно так, то с головой у него было все в порядке.

Колея, оставленная широкими колесами машины, позволила Кравцу продвигаться бесшумно. В домике горел свет. И если бы на дворе сейчас был канун Рождества, он бы стукнул в окошко… Допустим, Хэнк сейчас на кладбище, тогда какого черта он оставил свет включенным? Не для того ли, чтобы «подсветить цель»? Сомнения, которые одолевали Кравца, в конце концов, могли повернуть его назад.

«Где ты, Старый Ублюдок?»

Игорь вплотную подошел к домику. Если кто-то сейчас насадил его на мушку огнестрельного оружия, стрелять он не станет, дождется более благоприятного момента – когда Кравец, открыв дверь, заслонит собой свет и предстанет перед стрелком в качестве четко очерченной мишени.

Из приоткрытой двери потянуло сквозняком, словно Кравец оказался между двух распахнутых настежь дверей. Это было обманное чувство. На самом деле он уловил не движение воздуха, а запах – запах пороха, буквально перебивающего вонь. У него не осталось сомнений – в домике прозвучал, по крайней мере, один выстрел. Кто в кого стрелял, ему предстояло выяснить. «Надеюсь, Старая Сволочь играет на моей стороне».

Кравец поднялся по ступенькам – быстро, как только смог, открыл дверь и тотчас отбежал, оказавшись перед столом. Он не мог не присесть, поскольку голова его находилась на высоте окна. Прямо перед ним на столе лежала пухлая общая тетрадь в дерматиновой обложке, открытая на предпоследней странице. Но Кравца привлекла не сама тетрадь, а белый листок бумаги. Он выделялся на фоне залапанной страницы как своей чистотой, так и печатным шрифтом. Кравец пробежал глазами и задумался: информация, которую он почерпнул, представляла интерес не только для него лично, а в первую очередь – для Хатунцева. Кто мог предоставить ее Хэнку – вопрос второй или третий. Возможно, этот кто-то – из современного кладбищенского офиса. Кравец вспомнил гнев Хэнка, адресованный начальству, он собирался выколоть «молодой сволочи» глаза вилкой, закопать живым и разбить его компьютер. Как бы то ни было, но в этом убогом вагончике он получил данные на Шевкета Абдулова: его адрес, номер телефона, его контакты в социальных сетях, его увлечения, наконец, его адрес. Эта бумага имела цену, и Кравец пытался представить, сколько выложил за нее Старый Маразматик. Но лично он порадовался: ему она досталась бесплатно. Игорь не стал забирать листок – пусть лежит там, где лежит, ведь он и так все запомнил. Здесь ему больше нечего было делать. Но Кравец, прежде чем покинуть домик и отправиться на свалку, тихо порадовался своей интуиции: сегодня она дотянула до высшей – шестибалльной отметки. А скорее, сюда его привела нехитрая логика, он не мог не пройти мимо домика. А Хэнк – он сделал ставку на то, что Кравец, потерявший голову много лет тому назад, сразу явится на место встречи.

А вот и кладбище. Кравец поежился. На него обрушилось ледяное безмолвие города мертвых. Где-то рядом был Хэнк, но Кравцу казалось, в этом зловещем месте он один. Может быть, Хэнк решил вернуться домой? Старый Крот пошел другой дорогой, и они разминулись? Вот черт! – выругался Кравец. Тогда ему придется возвращаться.

– Хэнк! – негромко позвал он. И еще раз, невольно добавляя капельку сомнения: – Хэнк? Хэнк! – Не дождавшись ответа, процедил сквозь зубы: – Это смешно, ей-богу.

Игорь готов был повернуть назад, но вот луч фонарика вырвал из темноты черенки лопат. Ровные, отполированные мозолистыми руками рукоятки торчали из земли вертикально, нацелившись в небо, и Кравец во второй раз раздраженно подумал:. «Это смешно, ей-богу».

Он ступил на крохотный участок земли, считая шаги: ровно восемь, и с трудом, вынул из земли лопату. Потом удивленно уставился на другую. Почему их тут две? Что, этот Старый Кретин работал не один?Ответ на этот вопрос он получил, вытащив из земли вторую лопату. У Хэнка не было универсальной широкозахватной лопаты, и он использовал две: штыковую, чтобы снять дерн, и совковую – чтобы вынуть мягкий грунт.

Хэнка здесь нет. Бесполезно звать его и вообще подавать голос, можно разной нечисти накликать. Он наверняка вернулся домой, напился, и вагончик под ним раскачивается, оставляя позади еще один день, еще один покосившийся полустанок. Хэнк не стал дожидаться товарища, но оставил ему этот дьявольский инструмент. Сомневался ли в Хэнке Кравец – да, сомневался, время такое. Чтобы выжить, нужно быть начеку и доверять только себе и слушать только свой внутренний голос. Возможно, Хэнк наблюдает за ним из-за ограды какой-нибудь могилы, но он, пока не получит деньги, неопасен. Наверное, слова «в расчете» и звук ударивших друг о друга рук станут ключевыми в этом деле. А может, тот опасался подвоха со стороны Кравца и довольствовался половиной суммы? Что ж, ему виднее.

Кравец поддел лопатой первый пласт дерна, второй, представляя себе не то, что вскоре увидит, а то, как снова начнет собирать этот могильный паззл. И лишь когда лопата ткнулась во что-то мягкое, глаза Кравца блеснули торжеством: через пару минут он увидит человека, чью плоть мысленно терзал на протяжении пятнадцати лет. Человека, который заставил его вздрагивать от любой вспышки – будь то фотоаппарат или внезапно пробившийся из-за туч луч солнца.

Он потянулся было к фонарику, но передумал. Нет, пока рано включать его. Он включит свет, когда фактически вслепую очистит лицо Билла от земли, пальцами, как слепой, угадает очертания его подбородка, губ, носа, лба, прочтет эту последнюю страницу, и только потом, когда зажжет фонарик, бросит небу: «И был я слеп, а теперь – вижу!»Игорь начал счищать землю с другой стороны, нащупав ногу, затем стал сбрасывать землю с верхней части туловища. Бережливо и трепетно, как археолог, очистил отвердевшее лицо, больше походившее на маску… Да, это он, Билл, убийца.