Возмездие

Шансы для разматывания гигантского «дела» так и прыгали в глаза. Щербакова залечили? Залечили. А Жданова? Интересная, товарищи, петрушка получается! При этом все видят, что среди медицинского персонала «Кремлёвки» поразительное обилие жидов.

Какое можно «слепить дельце»… пальчики оближешь. Вровень с «Ленинградским»!

Абакумов раскусил Рюмина с первого же слова. Подполковник замахивался широко: заговор еврейских буржуазных националистов с участием не только деятелей науки и культуры, но и персонала Лечсанупра Кремля, а также генералов Министерства госбезопасности. Рюмин не мелочился и «шёл в масштаб». Опыт Абакумова подсказывал, что на таких рискованных затеях легко сломать голову. Где доказательства, кроме сомнительного признания Этингера? Письма Тимашук? Мало. Потребуются имена множества людей, связи, явки, пароли. Одними пытками ничего толкового не выстроишь. Провальное дело! И Абакумов, изругав как следует жаждавшего отличий подполковника, приказал ему оставить опасную затею. Сам сломает свою глупую голову и других подведёт!

Здесь-то и возник Суханов. Он вызвал Рюмина на Старую площадь и усадил его за письменный стол. Грамотей из подполковника неважный (по анкете — неполное среднее образование). Помощник Маленкова заставил его переписывать свой сигнал шесть раз.

Дальнейшие события развивались с невероятной скоростью.

Через два дня Рюмин стоял навытяжку в кабинете Генерального секретаря и давал первые объяснения. Сталин, услышав дорогие ему имена Щербакова и Жданова, взглянул на подполковника внимательней. У него вдруг стали приподниматься нижние веки. Разом вспомнилась давнишняя охота Ежова за таинственной организацией, с таким искусством уходившей от разгрома. Неужели этому невзрачному следователю удалось вновь схватить таившихся врагов за хвост? Вот не упустить бы! Что же касается имён подозреваемых (и прямо обвиняемых!), то Вождь давно уже стал желчным скептиком. Ворошилова он прогнал ещё в 1940 году, а год назад снял Молотова, заменив его Вышинским… Проклятая Лубянка снова демонстрировала своё гнилое нутро. Абакумов? Что ж, ломались и не такие люди. Следствие разберётся.

Рюмин получил чин полковника, пост заместителя министра госбезопасности и возглавил следственную часть по особо важным преступлениям. Это стало итогом его появления в кабинете Генерального секретаря.

Обуреваемый великими планами, Рюмин деятельно приступил к массовым арестам.

Понимал ли он со всей отчётливостью, в какие жернова его втянуло? Сознавал ли, что его будут терпеть, покуда в нём имеется надобность? Предмет разового использования, он потерял голову от перспектив, был полон самых радужных планов и надежд. Облечённый доверием Вождя, он сыпал удары направо и налево. В стране моментально сгустилась атмосфера самой звериной юдофобии. Расползались слухи о массовых умерщвлениях новорождённых младенцев. Люди отказывались идти на приём к врачам-евреям.

Словом, Рюмин быстро добился того, что от него и требовалось!

Маленков, получив его донос, принялся за дело с навыками опытного аппаратчика. Первым делом он создал Специальную комиссию ЦК для проверки работы Министерства госбезопасности. Возглавив комиссию, Маленков включил в неё Берию, Шкирятова и своего надёжного человека из аппарата Игнатьева. Разумеется, выводы комиссии были определены заранее. Проверяющие не оставили Абакумову никаких надежд.

12 июля 1951 года его отстранили от должности, взяли под стражу, и поместили в Лефортовскую тюрьму под номером 15. (Под этим номером он будет значиться до конца своих дней.)

Самое нелепое заключалось в первоначальном обвинении министра госбезопасности: его арестовали как разоблачённого лидера еврейских националистов!

Собственно, всякая надобность в Рюмине отпала, едва Абакумов лишился поста и свободы. Высокопоставленные организаторы аппаратной комбинации смотрели на новоиспечённого заместителя министра, как на досадную и неприятную помеху.

Рюмин орудовал самозабвенно. Ему казалось, что в его лице русская страна обрела освободителя от жидовского ига. Под стражей оказались 217 писателей, 108 актёров, 87 художников, 19 музыкантов. Не оставил он без внимания и родное министерство. Вместе с Абакумовым были арестованы начальник следственной части А. Леонов, его заместители М. Лихачёв, В. Комаров и Л. Шварцман, начальник секретариата И. Чернов и его заместитель Я. Броверман. Кроме них в камерах внутренней тюрьмы оказались чекисты с крупными звёздами на погонах: Селивановский, Питовранов, Шубняков, Райхман, Утехин, Белкин и др. Арестовал он и полковника А. Свердлова, сына Янкеля Свердлова.

В своё время Абакумов попытался остудить пыл Рюмина. В следственных делах надо трезво исходить из имеющихся возможностей. Объявить о заговоре легче лёгкого, но как выстроить всю систему убедительных доказательств? Разумеется, из арестованных можно выбить что угодно. Однако даже мало-мальски опытный человек сразу увидит все нестыковки и натяжки. А такое «громкое» дело, какое вздумал затеять Рюмин, прямо-таки обречено находиться под личным контролем самого Сталина.

Абакумов знал, что говорил. Так и выходило. И первым, на ком споткнулся Рюмин, оказался Абакумов. Бывший грузчик, этот человек проявлял нечеловеческую выдержку. Рюмин и его мордовороты в Лефортовской тюрьме отбили об него все кулаки. Несколько раз допрос заканчивался тем, что у потерявшего сознание подследственного выпадала прямая кишка. В камеру его оттаскивали волоком. Рюмин, остервеняясь, приказал держать его в наручниках постоянно. Потом он изобрёл такой способ пытки: Абакумову приковали кисти рук к лодыжкам ног и в таком согнутом состоянии поместили на несколько суток в морозильник. Ничего не помогало. Заключённый № 15 держался стойко и ни одного протокола не подписал.

А следствием над Абакумовым постоянно интересовался Сталин!

Пришлось перейти на тактику «обкладывания», т. е. оговора. Необходимые показания стали выколачивать из других обвиняемых. Тут дело пошло успешнее. Рюмин выяснил, что женат Абакумов на дочери известного эстрадного артиста Орнальдо, а тот в свою пору находился в близких отношениях с маршалом Тухачевским. Ага, уже зацепка! (Тестя Абакумова уже не было в живых, но его дочь арестовали и вместе с грудным ребёнком поместили в вонючую камеру. Там её продержали целых три года.)

Показания подписали начальник Лечсанупра Кремля П. Егоров, лечащий врач Сталина профессор В. Виноградов, лечащий врач Жданова Г. Майоров. Активно взялись сотрудничать со следствием и коллеги Рюмина: полковники Лихачёв и Шварцман. Эти долгого «бойла» не вынесли и подписывали всё, что им писали в протоколах.

Особенно повезло Рюмину с бывшим следователем-важняком Львом Шварцманом. На Лубянке у него были обязанности «писателя»: он толково оформлял протоколы допросов, излагая в хорошей литературной манере следственный материал, добытый «забойщиками» в камерах пыток. В свои молодые годы Шварцман был журналистом, сотрудничал в газетах «Киевский пролетарий» и «Московский комсомолец». Его талант оказался востребованным на ниве борьбы с врагами народа. Шварцман своими показаниями помог основательно «обложить» упорного министра. Абакумов, как он утверждал, являлся признанным «вождём евреев в органах ЧК и прокуратуры». Правда, слаба была доказательная часть, но в этом отношении Абакумова «закопают» другие арестованные. Зато Шварцман смешал бывшего министра с грязью, показав, что он, Шварцман, как педераст, имел постоянные половые контакты с Абакумовым на службе (Рюмин знал, с каким отвращением относится Сталин к гомесекам). Следствие в этом отношении совершило явный перебор, «установив», что Шварцман имел половые связи с послом Великобритании А. Керром, а также со своим сыном Сергеем и дочерью Анной.

Активные формы допросов давали изобильный материал. Труды «забойщиков» и «писателей» приносили свои плоды. Игнатьев, новый министр госбезопасности, выделил в отдельное производство дело полковника Майрановского, начальника Спецлаборатории, имевшего отношение к выполнению самых секретных поручений, а также двух провокаторов-педерастов Гаврилова и Лаврентьева, внедрённых в штат обслуги посольства США в Москве.

Неотёсанность Рюмина в кремлёвских сферах не позволяла ему различать нюансы в отношениях между отдельными представителями верховной власти. Он догадывался, что новый министр Игнатьев является человеком Маленкова, но о том, что заместитель министра С. Гоглидзе всажен в министерство самим Берией (для пригляда за Игнатьевым), он даже не задумывался. Такие тонкости в соперничестве «высших» были выше его примитивных соображений. Он не отдавал себе отчёта даже в том, ради чего проворачивалась вся многоходовая комбинация с арестом Абакумова и поспешным разматыванием «Мингрельского дела».

Как начальник следственной части министерства, Рюмин готовился доложить в Кремле о достигнутых успехах, однако вопреки его радостным надеждам Сталин отказался с ним разговаривать. Произошло то самое, чего следовало опасаться. Вождь внимательно прочитал представленные протоколы и невольно задержался на «педерастической» части документа. Он поморщился, когда дошёл до признаний Шварцмана о любовных утехах с послом Великобритании. Перебор был явный. Сталин брезгливо обронил:

— Прогоните этого шибздика!

В середине ноября заместитель министра Рюмин был изгнан с Лубянки и с трудом устроился бухгалтером в министерство госконтроля.

Министр Игнатьев, подписывая ему документы, с явной завистью обронил:

— Легко отделался.

Так что грянувшее на весь мир сообщение в «Правде» насчет организации врачей-отравителей состоялось без его участия.

* * *

События последней сталинской зимы полны не выявленных до сих пор загадок.

Совершенно не поддаётся объяснению постоянное возвышение Маленкова. Уже упоминалось, что он, вдруг вернувшись из Ташкента, занял место умерщвлённого Жданова, т. е. второго человека в партии. После XIX съезда он получил право подписи за Сталина!