Возмездие

— А ты уверена, что тебе надо быть довольной? Ты вообще-то имеешь право на собственную жизнь. Почему тебе не уехать отсюда, когда твоей матери не станет? Начни где-нибудь новую жизнь.

— У меня есть обязательства, — возразила Леони. — Брайан и Мэри целиком зависят от меня. Не могу же я держать их взаперти. Дермот другой, он от природы независимый. Но близнецов я бросить не могу.

— Ясно, — кивнул Хауэлл.

— Я не уверена, что тебе так уж все ясно, — не замедлила с ответом Леони. — Люди, подобные тебе, перекати-поле: вы в любой момент, когда вам вздумается, срываетесь с места и идете, куда глаза глядят. Вы не связываете себя семьей и всякими обычными обязательствами.

Теперь настал черед Хауэлла заливаться краской смущения.

— По-моему, ты не понимаешь, что другие люди от рождения зависят от каких-то обстоятельств… смиряются с ними, живут и пытаются сделать, как лучше.

— Ну, что ты! Я понимаю.

— Нет, на самом деле нет, Джон. Ты это так и не усвоил. Может, в тебе говорит репортер: ты принимаешься что-то раскапывать, получаешь, что хотел, и идешь дальше. Когда ты закончишь здесь свои дела, ты уедешь и больше не вернешься. Ты всегда ставишь свои интересы превыше всего, и, наверное, для людей, подобных тебе, это правильное поведение.

— Послушай, я хочу тебе помочь. Я…

— Нет. — Леони положила ему руку на плечо. — Не давай обещаний, которых не сможешь выполнить. Это лишь усугубит твое чувство вины. Я тебя не обманываю. Я заманила тебя в западню. Это было только мое решение, и я прекрасно осознавала, что делаю. Такое решение мне далось нелегко, но я умею справляться со взятыми обязательствами. Ты мне ничего не должен. Пусть будет так.

— Ладно, — сказал Хауэлл, вставая из-за стола. — Пусть будет так, если ты этого действительно хочешь.

Он оставил Леони и вышел в гостиную. Скотти спала на диване. Дермот и близнецы сидели на крыльце. Дермот бренчал на мандолине. Хауэлл сел в удобное кресло и взял фотографию, на которую он обратил внимание, впервые придя в дом Келли.

Кэтлин О’Койнен смотрела на него своими огромными глазищами. Священник оказался прав: она была изумительно красива. На снимке ей было лет восемь-девять, не больше. И опять ее облик показался Хауэллу знакомым. В какой-то миг у него возникло чувство, что он вот-вот догадается, в чем дело, но затем Хауэлла отвлек шум машины. Он слегка раздвинул занавески и посмотрел в окно. На дорожку, ведущую к дому Келли, въезжала машина шерифа. Хауэлл отпрянул. Да, Бо шустрее, чем он предполагал… Бежать было некуда. Что ж, придется пройти в участок и надеяться только на то, что Маколиф его вызволит вовремя.

Хауэлл снова осторожно выглянул из-за занавески. Машина остановилась на дорожке. Солнце отсвечивало от лобового стекла, и водителя было не видно. Хауэлл подумал, что, должно быть, он внимательно оглядывает дом и его окрестности, и порадовался, что они со Скотти припарковали машины на заднем дворе. Вскоре автомобиль шерифа вернулся на главную дорогу и поехал по направлению к городу.

Хауэлл рухнул в кресло и подождал, пока пульс не станет нормальным. А потом откинулся на спинку и задремал.

«О чем это я думал?» — попытался было вспомнить Хауэлл, но ему так хотелось спать, что остальное его уже мало волновало. Слишком много испытаний выпало сегодня на его долю. И он хотел собраться с мыслями и подготовиться к тому, что ждет его впереди…

Глава 35

Проснувшись, Хауэлл увидел, что из спальни Лорны Келли выходит священник. Отец Гарри кивнул Хауэллу.

— Отец Гарри! Как поживаете?

— Хорошо, мой мальчик, хорошо.

Хауэлл указал на спальню и поднял брови.

— Она заснула, да благословит ее Господь, — сказал отец Гарри. — А ты, похоже, тоже не прочь соснуть еще немножко.

Он помахал Хауэллу рукой и пошел в кухню.

В шесть часов Скотти разбудила Хауэлла, и они пошли ужинать. Все тихонько сидели в старомодной кухне, пили чай со льдом и ели жареную курицу, сырую кукурузу, горох и оладьи из кукурузной муки. Отец Гарри, похоже, пил что-то другое. Хауэлл с детства помнил подобные трапезы: его родные приходили к друзьям, в доме которых умирал кто-то из близких. Правда, еду приносили соседи, которые таким образом выражали свое сочувствие. Однако до Лорны Келли, похоже, не было дела никому, кроме алкоголика-попа и двух беглецов.

Они, не торопясь, пили кофе, пока солнце почти не скрылось за горизонтом. Потом Скотти достала из своей машины фотоаппарат, а Хауэлл дал ей пленку. Он вернулся обратно в дом.

— Можно, я возьму фонарь? — спросил он у Леони.

— Конечно, — она подошла к кухонному шкафу и принесла большой шестивольтовый фонарь.

— Послушай, — нерешительно произнесла Леони, — я вообще-то хочу получить его обратно, — она подняла глаза на Хауэлла. — И чтобы ты отдал мне этот фонарь лично, из рук в руки.

Хауэлл улыбнулся и дотронулся до ее щеки.

— Я буду осторожен. Да нам и делать-то особо ничего не придется. Мы просто притаимся за деревьями, сделаем несколько снимков и вернемся сюда.

— Береги себя! А то ведь малышу в один прекрасный день, может быть, захочется взглянуть на папашу. — Леони протянула Хауэллу термос с кофе и бумажный пакет. — Возьми, вдруг вы проголодаетесь?

Хауэлл кивнул и отправился к Скотти. Они вышли через задний двор и углубились в лес, пробираясь меж деревьев и кустов. Солнце уже зашло за верхушки деревьев, и в лесу сгущались сумерки. Скотти и Хауэлл старались идти быстрее, чтобы успеть до темноты. Им приходилось преодолевать небольшой подъем.

Через двадцать минут местность стала ровной: они приблизились к краю летного поля и остановились, все еще не выходя из-за деревьев. Хауэлл посмотрел на полосатый конус, указывавший направление ветра. Конус показывал на маленький домишко в конце взлетной полосы, возле которого стояло два небольших самолета.

— Давай пробираться туда. Самолет наверняка приземлится там, к тому же это место прямо-таки создано для встреч.

Они пошли потихоньку вдоль поля, огибая его: включать фонарь Скотти и Хауэлл остерегались. Ни людей, ни машин видно не было: все было точно так же, как и в первый момент, когда они только приблизились к полю. Ярдах в тридцати от домика земля, густо засыпанная сосновой хвоей, слегка пошла под уклон.

— Это нам подходит, — пробормотал Хауэлл, прикрывая фонарь ладонью и торопливо обшаривая землю. Это было похоже на препятствие на площадке для гольфа. Дальше начинался резкий спуск. В последних лучах угасающего солнца Хауэлл увидел внизу кроны деревьев и далекое озеро.

— Сосновые иголки будут заглушать наши шаги. Хвоя гораздо лучше листьев. Какие у тебя объективы?

— От полутора до двух с половиной. Но у них малая светосила.

— Мой друг сказал, это неважно. Пленка такая чувствительная, что все будет отчетливо, как днем.