Возьми меня за руку
Шрифт:
Я обернулась и, когда поняла, что осталась одна, стянула с себя куртку и присела на край кровати, наблюдая за Антоном, который мирно спал. Если бы не аппарат, который издавал пикающие звуки и показывал кардиограмму, я бы могла подумать, что он совершенно не дышит. От этой мысли я вздрогнула и легко провела ладонью по его руке. В этот момент блондин пошевелил пальцами, что заставило меня резко выдохнуть, но глаза, к сожалению, он не открыл.
– Прости меня. Это я во всем виновата… – слишком тихо пробормотала я, пытаясь подавить эти треклятые всхлипы, но у меня ничего не получалось. Я снова начала плакать, и не просто плакать: я ревела, громко ревела. –
Я уже не помнила, сколько раз произнесла слово «прости», но это всё равно уже ничего не изменит. А если бы можно было повернуть время вспять, я бы сделала всё, чтобы этого не произошло. Всё, что могла бы сделать.
Говорят, что только когда потеряешь, начинаешь поистине ценить. Я раньше не понимала смысл этого выражения, а теперь понимаю. Слишком понимаю. Я не ценила этого человека, который делал для меня всё, что мог. Возможно, мне казалось, что я ценила, но это было не так. Я такая эгоистка. А сейчас я смотрела на Антона и просто выплакивала всю ту боль, которая во мне скопилась. Это не помогало. Совершенно не помогало…
Глава 25. Раскрывая карты прошлого.
Дорогие мои читатели, поздравляю Вас всех с Новым 2014 годом!
Желаю счастья, здоровья, новых начинаний и успешных окончаний ваших ранее задуманных дел! Тем, кто пишет, вдохновения побольше и преданной музы!
Не знаю, что бы делала без Вашей поддержки, отзывов и нужных, во время, пинков к написанию продолжения.
Спасибо Вам за всё!
Я всех Вас очень-очень люблю!
С уважением, ваш автор, Ariana Lee.
_____________________________________________________________________________
Ошибки – это знаки препинания жизни, без которых, как и в тексте, не будет смысла.
Я и не заметила, как меня накрыло пеленой беспокойного сна. Вернее, это можно назвать легкой дремой, когда сразу же просыпаешься от малейшего шороха или неожиданного присутствия неизвестных тебе лиц. Ну или почти неизвестных, так я думала до определенного момента.
В палате все так же пахло каким-то специфическим, чуть горьковатым лекарством, а аппарат, стоящий возле кровати Антона, издавал громкие, пикающие звуки, означавшие то, что с ним все в порядке. И это обнадеживало. Немного. Он, главное, жив, а остальное я считала неважным. В данный момент.
Дверь, ведущая в палату, неожиданно скрипнула, тем самым впуская в помещение каких-то людей, а я продолжала, скрючившись, сидеть в кресле и делать вид, будто сплю.
Ноги, находясь в одном и том же положении несколько часов, сейчас практически ничего не чувствовали, отдаваясь в районе икр и ступней легким покалыванием, но мне было абсолютно все равно на этот дискомфорт.
– Почему ты мне не позвонила, Ирина? Почему я узнал об аварии из других источников? – ровный, без единого колебания, голос, явно принадлежавший
мужчине, разнесся по палате.Неужели, этого человека не предупредили, что здесь так громко разговаривать нельзя?
Мне так хотелось вскочить и отчитать нарушителя за это, тем самым защищая должный покой Антона, но я воздержалась. И не напрасно, как оказалось позже:
– Кстати, спешу заметить одну вещь, что это? – вероятно, незнакомец указал пальцем или, на крайний случай, ладонью в мою сторону. Пусть я и не видела этого, но определённо знала.
– Я не обязана тебе докладывать, Михаил. И это не вещь, а девушка, как ты видишь, – с нотками возмущения начала женщина, которой как раз-таки являлась Ирина Геннадьевна. Без каких-либо сомнений и объяснений.
– Еще как обязана, – прошипел мужчина. – Антон – мой сын. И я имею полное право знать о его судьбе, равно как ты не имеешь даже и трети всего, что я сказал ранее. Ты всего лишь сестра моей бывшей жены и носитель моей же фамилии, – в этот момент я оказалась в невероятном ступоре. Что, простите? Мой желудок ухнул куда-то вниз, отчего я едва поборола приступ подкатившей к горлу тошноты от свалившегося на мою голову такого преизбытка информации. Как такое вообще возможно?
С того момента как Офелия Алексеевна рассказала мне про то, что Ирина Геннадьевна вовсе не является настоящей матерью Антона, а всего-навсего родной тётей и законным опекуном, я думала, что она приходится сестрой его отцу (так как фамилия говорила сама за себя), но уж такого я ожидать не планировала. Честно. Теперь мне было совершенно не понятно: зачем весь этот фарс, это во-первых, а во-вторых, известно ли Прокопову обо всём этом?
По крайней мере, он мне никогда не рассказывал про свою семью. Только то, что Машка приходится ему сводной сестрой. И то я это узнала от неё же самой.
И даже сейчас вся эта необычная ситуация говорила о том, что мне совершенно ничего не известно о человеке, к которому я поистине питаю искренние, теплые чувства.
– Что ты несешь? – голос директрисы предательски дрогнул, и она всхлипнула от внезапно нахлынувших слез. – Я воспитывала Антона с четырех лет. Именно я, черт возьми! А ты просто взял и ушел к любовнице, от которой у тебя на тот момент уже был ребенок. Ты даже не скорбел по Полине, как следовало бы это сделать её мужу! А я лишь попросила тебя, Михаил, об одолжении. Ты же не захотел видеть своего сына с девичьей фамилией жены. Ведь так? Другого выбора у меня, к сожалению, не было, а оформить подобные документы тебе раз плюнуть с такими то связями. Так что, я, получается, твоя «младшая сестрёнка», да? – она истерически усмехнулась, что как раз-таки и напугало меня. – Я с превеликим удовольствием расскажу ему правду. Пусть Антон возненавидит меня, но я буду знать, что моя совесть наконец-то станет чиста.
– Ты не посмеешь, поняла меня? Не посмеешь! – внутри будто всё похолодело. Я не имела никакого права слушать этот разговор. Но треклятое любопытство победило. Мне уже наконец-таки хотелось раскрыть все тёмные карты прошлого Антона. Неведение постепенно убивало меня. А его оно убьёт вдвойне.
– Еще как посмею, Михаил, – жестко отчеканила директриса, стараясь как можно скорее смахнуть внезапно-нахлынувшее наваждение. Видимо, эта ситуация стала для женщины последней каплей в этом бескрайнем море лжи. Я, конечно, не до конца понимала всю суть, но мне, определенно, было её очень жаль. Безумно жаль. – Любой игре когда-нибудь наступает конец, и вот он уже на пороге. Ожидает.