Возмутитель спокойствия

Да, настанет такой момент, когда мы станем высасывать из ранок свою собственную кровь, чтобы хотя бы немного унять невыносимую боль в пересохших от жажды глотках.

Мы оба прекрасно знали об этом. Мы оба догадывались и о том, каким испытанием это обернется для нас, а потому шли молча, чтобы не тратить силы на разговоры.

Шериф перерезал веревку, которой были связаны мои руки, но особой благодарности к нему за это я не испытывал. Это было сделано на тот случай, если я окажусь выносливей, то чтобы в нужный момент я смог бы ободряюще похлопать его по спине, приводя в чувство и сопровождая это действо призывами не сдаваться и уговорами быть настоящим мужчиной.

С другой стороны, на этом месте с равным успехом мог бы оказаться и он.

Итак, мы отправились в путь и шли до самого вечера.

Я не хочу особо останавливаться на этом. У меня нет никакого желания вспоминать сводящую с ума жару и то, как солнце касалось своей докрасна раскаленной ладонью наших затылкам, заставляя закипать мозги. Я не хочу думать о том дне, потому что уже при одной только мысли о нем у меня мгновенно пересыхает в горле. Теперь ничто не мешает мне наполнить стакан кубиками льда, а затем залить доверху водой и пить; а потом опять добавить льда и снова пить талую воду маленькими глотками, чувствуя, как благословенная прохлада медленно струится вниз по моему горлу. И все-таки, похоже, окончательно утолить жажду мне не удается до сих пор. Когда мне хочется пить, то я страдаю от этого так же сильно, как тогда.

День начинал клониться к вечеру, но я уже знал, что долго мы не протянем.

Мой язык распух и еле помещался во рту, а губы потрескались до такой степени, что кровь тоненькими струйками текла по подбородку. Мне было больно даже повести глазами, как будто глазные яблоки были окружены со всех сторон острыми кристаллами кварца.

И тем не менее, мы продолжали идти вперед.

Скорее всего, шериф тоже понимал, что мы погибнем. Ему было ещё труднее, чем мне, так как был он человеком довольно грузным, и по его остановившемуся взгляду я мог судить о том, что он уже глядит в лицо смерти. Но, точно так же, как и я, сдаваться первым он не собирался.

Картина была довольно странная: двое мужчин шли прямиком навстречу неминуемой гибели и старательно избегали говорить об этом вслух, потому что каждому хотелось непременно сломить гордыню другого и вынудить его первым запросить пощады. Раз двадцать мне хотелось взвыть от тоски и начать жаловаться на судьбу, но всякий раз я проглатывал рвущиеся наружу слова и не произносил ни слова. Лишь однажды — один-единственный раз — я слышал, как шериф чертыхнулся, и то его ругательство было очень похоже на стон.

Солнце клонилось к закату, когда события того дня получили новое продолжение. То есть, я хочу сказать, что солнце, раздувая огненные щеки, висело совсем низко над западным горизонтом, почти такое же нестерпимо жаркое, как всегда, и было совершенно ясно, что скоро совсем стемнеет. Но даже эта мысль не приносила облегчения, потому что этой ночью кто-то из нас окончательно выбьется из сил и в изнеможении повалится на землю, и тогда другой обернется, чтобы взглянуть на него, а потом тоже опустится на песок, чтобы умереть рядом с другом.

Но когда солнце начало садиться за горизонт, и красное зарево заката объяло западный небосклон, я увидел, что шериф внезапно замер на месте и вытянул руку.

«Ну вот, начинается, — сказал я сам себе, — Он сходит с ума, и безумие пожирает его мозг, подобно тому, как мышь вгрызается в сыр. Видать, у него совсем уже поехала крыша, и сейчас он начнет буянить и бросаться на меня».

Но шериф неподвижно замер, словно в землю врос, указывая куда-то вдаль, и тогда, не проронив ни слова, я с трудом обратил свой взор в ту же сторону.

И увидел.

Прямо к нам направлялись какие-то животные. Они следовали друг за другом, и их темные силуэты резко выделялись на фоне вечернего неба. Мне удалось разглядеть кивающие в такт шагам головы лошадей, и из моей груди вырвался радостный вопль.

Это были не дикие лошади. Нет, теперь мне был виден крохотный силуэт всадника, восседавшего на спине лошади, возглавлявшей этот небольшой караван, и я думал о том, это был самый счастливый человек во всей Вселенной, потому что он ехал по пустыне верхом на лошади.

Предположим, что ему захочется пить, а у него нет ни капли воды. Тогда он мог бы перерезать горло какому-нибудь из животных, что шли у него в поводу — мулов или лошадей — и пить кровь. Каким изысканным напитком казалась она мне в тот момент!

Шериф опустил руку.

— Чип! — сказал он.

Это предположение заставило меня вздрогнуть. Я пригляделся получше — один маленький всадник, ведущий за собой в поводу несколько лошадей или мулов — да, и замыкает это шествие ослик, кажущийся издалека совсем крошечным.

— Это Чип, — закричал я, как будто это открытие принадлежало мне.

Шериф усмехнулся, и стоило лишь его растрескавшимся губам растянуться в улыбке, как по подбородку у него потекли струйки крови.

Но он кивнул, и рука об руку мы направились в сторону той процессии. Это был Чип, а, значит, наша судьба ему была небезразлична, и теперь он вернулся, чтобы протянуть нам руку помощи.

Мы направлялись к нему. Солнце скрылось за горизонтом. В небе все ещё догорал багрянец заката, когда мы приблизились к мальчишке настолько, что с ним можно было бы перекрикиваться. Мы видели, как он взмахнул рукой, жестом приказывая нам остановиться.

Но мы продолжали идти. Взмах руки не мог остановить нас. Внезапно что-то взрыло песок у моих ног, и фонтанчик из мелких песчинок взметнулся в воздух. В следующий момент меня оглушил грохот винтовочного выстрела.

Он стрелял, чтобы заставить нас остановиться.

Нужно сказать, что пули оказались достаточно убедительным аргументом, и мы замерли на месте, как вкопанные.

Затем я услышал голос Чипа — мальчишка держался очень естественно и был совершенно спокоен.

— Ну что, парни, воды хотите?

Хотим ли мы воды? Стоило мне лишь услышать это слово, как мои слюнные железы заработали с удвоенной силой, а в горле мгновенно пересохло.

Мы стояли и размахивали руками, как два идиота. У нас просто не было сил, чтобы кричать.

— Я привез вам воду, много воды, — снова раздался голос Чипа, — но прежде, чем вы её получите, я должен заключить с вами сделку.

Он замолчал. Мы продолжали махать. О чем речь?! Ну конечно же мы согласны на любую сделку на его условиях. Если у него была вода, то в наших глазах он был просто властелином мира.