Вознесение

Меня накрыл ужас, и сердце скрутило незнакомым чувством. Я опустил глаза, пытаясь понять, что это за ужасное ощущение. Стыд?

Нет. Вина.

Я никогда не испытывал такой вины, от которой невозможно было скрыться. Для меня это было совершенно новое и ужасное ощущение. За своё время я убил бесчисленное множество людей. Меня сокрушали в пыль, демоны испаряли меня в сражении. Я пал с небес с выдранной душой.

Но это новое, незнакомое, ужасное чувство расходилось по моему телу. Я хотел вернуться назад во времени и изменить то, что я сказал. Я хотел с самого начала поверить в призрака и не дать всему этому случиться.

— Лилит напала на тебя, — я потянулся к её щеке, но потом мои пальцы сомкнулись, и я снова убрал руку. Имел ли я право прикасаться к ней? Я держал её здесь против её воли, в изоляции. Отравлял её гранатами. Я оставил её в лапах этого монстра Лилит. А теперь, судя по загнанному выражению на её лице, я видел, что Сеятель поистине мучила её. — Мне стоило поверить тебе. Потому что я оставил тебя во власти её манипуляций, и она пробралась в твою голову. Она убеждает тебя, что ты демон, что я наврежу тебе. Всё это неправда.

Лила убрала прядь волос с лица.

— Ладно. Расскажи мне, почему она жила здесь.

— Я был помолвлен с ней.

Я услышал, как она резко выдохнула.

Я глянул на разбитое окно, на колючий сад снаружи. Резкая боль пронзила меня, и мои руки сжались в кулаки.

— Я не любил её. Она была неспособна любить, и в те дни браки были способом заключать союзы. Это случилось после моего падения. До моего падения мы были злейшими врагами, но этот брак должен был остановить вечные войны между её видом и моим. Однако в ночь перед свадьбой она подмешала что-то мне в чай. Она подослала смертную женщину в мою комнату, чтобы та попыталась соблазнить меня. Это не сработало, но я выведал у смертной правду. После соблазнения она должна была убить меня. Лилит хотела расправиться с Падшими, с одним за другим. Она считала, что мы мешаем ей перерезать всех смертных.

Лила скривила губы.

— Полагаю, после того, что смертные сделали с ней, она помешалась на мести.

— Что?

Она нахмурила лоб.

— То есть, ты вырвал ей сердце и бросил её в ров? Она до сих пор злится из-за этого. Очень сильно злится.

Резкий завиток ужаса скрутил меня, когда я подумал о ней.

— У неё имелись планы поднять из земли целый легион демонов. Она хотела убить нас всех до единого, завладеть Альбией и землями за её пределами. Она стремилась стать господствующей Императрицей. Она хотела, чтобы её почитали, потому что когда у тебя нет души, надо как-то заполнить пустоту.

Холодный ветер играл с волосами Лилы. Она задрожала и снова обхватила себя руками.

Мне нужно, чтобы она поняла, чем была Лилит, и что если её дух до сих пор витал здесь, то он был злобным. И все её слова и действия были ложью.

— Она должна была умереть, чтобы смертные жили. Кто-то должен был выполнить грязную и жестокую работу. И это был я. Для этого я и был сотворён. Так что когда я понял, что Лилит нужно уничтожить ради безопасности мира, я сломал ей рёбра и вырвал её сердце. Я бросил её умирающее тело в ров. Я сделал то, что должен был. А в противном случае она убила бы всех смертных на Земле, которые отказались бы почитать её как богиню.

Меж её бровей залегла складка, а глаза выглядели остекленевшими.

— Она хотела, чтобы я знала, как это ощущалось.

— Мне стоило прислушаться к тебе.

— Итак, ты убил свою первую жену. Ты не упомянул об этом, когда делал предложение. Она постоянно пыталась меня предупредить, — Лила глянула на стену, где я повесил сушащиеся цветы. — А теперь, когда мы начали узнавать друг друга получше, не хочешь объяснить, почему ты сохранил бутоньерки?

Я и не знал точно. Я думал, что сохранил их потому, что они напоминали мне о Лиле — как добра она была к той маленькой босой бедняжке, и какой она сама была в детстве, босой, грязной, пытающейся наскрести пенни на еду. Она была моим проводником в хрупкий смертный мир.

Раньше мне было абсолютно похрен, как смертные жили в трущобах. Моя задача — убивать гнусных, а не кормить голодных. Но теперь всё это пускало корни в моём сознании.

И всё же те слова как будто застряли в моём горле. Может, потому что не в моей природе вот так печься о смертных. Мне снова казалось, будто я разрываюсь надвое… но на сей раз мне нужно сделать выбор. Верил ли я предупреждениям Лилы о том, что она может быть опасна? Или же я верил своим инстинктам в том, что под грубой наружностью её сердце и душа были добрыми?

Я снял одну из бутоньерок со стены, покрутил её между пальцев и сказал:

— Я подумал, что смогу улучшить их.

— Ты поправил бутоньерки, потому что посчитал, что справишься лучше ребёнка? — она забрала букетик из моей руки. — Почему мне кажется, будто ты не говоришь мне всей правды?

Моя улыбка погасла.

— Честно говоря, я могу задать тот же вопрос. Почему ты так убеждена в том, что ты демон? Просто потому что так сказал злобный дух?

Она подняла бутоньерку и посмотрела на неё сквозь свет.

— Не только из-за призрака. Мама сказала то же самое. И потому что я встречала дух Вороньего Короля. Он это подтвердил.

Я уставился на неё, и мой разум бушевал как буря.

— Любое из этого может оказаться обманом. Этой ночью ты будешь спать в моей комнате. Я не позволю ей и дальше мучить тебя.

Лила сделала шаг в мою сторону, посмотрев на меня.

— Когда Свободный Народ поднимет Сеятельницу из мёртвых, ты убьёшь её немедленно?

Тени сгущались в углах комнаты, наступала тьма. Всему моему телу было холодно.

— Что бы ни случилось, Свободный Народ не вызовет её, если у них не будет способа её контролировать. Я сделаю всё необходимое, чтобы защитить этот город, — но я с растущим чувством ужаса понимал, что если это окажется правдой, если Лила превратится в нечто опасное, я отвернусь от своего долга.

Это ударило меня словно кулаком в горло: теперь я нуждался в ней. Я был связан с ней.

Вопреки тому, что я сказал вслух, я первым делом буду защищать её. Я защищу её, и только потом остальных. Я позволю миру вокруг меня гореть, чтобы уберечь её от вреда. Потому что она была важнее всех остальных.

Не так я был сотворён. И тем не менее, я падал снова и снова, теряя себя. Я знал, насколько это опасно, и всё же не мог остановиться. Я принадлежал ей, она принадлежала мне, и тут у меня не было права голоса.

Лила прикусила губу, глядя в окно.

— Давай будем надеяться, что этот брак сложится лучше, чем предыдущий.

Глава 28. Лила

Я сидела на краю постели в комнате Самаэля. Эта комната была намного меньше, чем его грандиозные библиотечные апартаменты в Замке Аида. Помещение было круглым, книжные полки огибали и занимали большую часть стен. Здесь почти не было украшений, лишь несколько суровых шёлковых знамён, расшитых серебристыми ангельскими письменами и символами. Даже корешкам книг недоставало ярких красок.