Возраст не помеха
Шрифт:
– О, давай, даже интересно, как это будет выглядеть, – засмеялся я. – У меня, кстати, метка новая, вчера полученная. Я был у куратора, получал задания от командиров рот и батальонов, вам придется потрудиться, чтобы доказать мою неверность.
– Черный, а давай его просто шлепнем тут, чего возиться? – Лихой чуть повернул голову, скосив глаза на друга, и я, естественно, этим воспользовался, ждать дальше смерти подобно.
Левой бью по руке с пистолетом, который уже было смотрел в мою сторону, но меня там не было. Правой удар в челюсть, со всей мочи, что было сил. Лихой крякнул от боли и удивления, что ли, и, выронив ствол, осел на пол, нокдаун. Черный был хитрым и ссыкливым, как все маньяки, он побежал вниз, в надежде убежать. Нож в моей руке блеснул тусклым светом и, несколько раз перевернувшись в воздухе, настиг спину мальчишки. С пяти-то метров, ну, может, чуть больше, да вообще не вопрос. Черный находился на лестнице и покатился кубарем вниз, а я поспешил добить Лихого.
Осмотр двух тел дал мне следующее. Пистолет и два ножа, две гранаты, несколько шашек тола, в комплекте со взрывателями, карты, документы наших командиров, деньги, как наши, так и марки, и немного еды. Пока Лихой был в отключке, размышлял, а стоит ли вести его к нашим? Информации по немцам у него явно меньше моего, я-то еще и из будущего много знаю. А вот наговорить лишнего в особом отделе он может легко. Оправдывайся потом, и это если дадут, а мне это надо? Да и информация, полученная против воли, всяко хуже, чем моя, добытая специально и добровольно для наших войск.
Достав убранный и очищенный от крови нож Лысяка, которым я убил Черного, одним ударом поставил на карьере неудачливого командира группы диверсантов Лихого жирный крест.
– Вот и ладушки, теперь вроде как можно и к нашим вернуться. – Хоть с этой стороны перестану ждать подлянки.
Только подумал о том, что надо выбираться, как вспомнил, что рана на руке кровит, да и спина что-то заболела снова. В находках среди найденного у мальчишек был медпакет, его и использовал, перебинтовав руку. День клонился к закату, я перекусил и отправился наверх башни, чтобы рассмотреть округу. Не успел совсем немного, услышав отдаленный грохот, а дальше начался ад. Стрелковки почти не слыхать, работает артиллерия, ее сразу слышно. По слуху определив направление, все же заставил себя добраться до верха и, найдя щель, огляделся. Так и есть, в районе Мамаева кургана идет бой, да еще какой! Видимо, нашим опять приказ дали занять высоту, возможно, это у них даже получилось, так как стреляют по высоте именно немцы. Черт, я там в самый первый раз в своих показаниях указывал, что немецкое командование приказало своим штурмовикам занять водонапорные баки на вершине. Они были прекрасным местом для наблюдения за всей округой, плюс, если успеть укрепиться, к ним хрен подступишься, почему в моем времени наши так долго и не могли взять высоту. Конечно, баки не единственная проблема, тут совокупность обстоятельств, но, если наши ребята умудрятся их занять, будет намного легче. Вроде сообщал об этом, учли или нет, непонятно.
Уже хотел спускаться, как увидел провод и штырь антенны. Ба, да тут же рация, наверное, та самая, которую диверсанты-мальчишки выкрали у наших и использовали. Взять? Больно уж тяжелая, да и толку от нее? Ну, дотащу, а смысл? Уж явно это не последняя станция, чтобы из-за нее надрываться.
Все же решил брать. Неважно, последняя или нет, главное, это будет очередным доказательством моей верности Красной армии. Собрать все, что хотел унести, получилось быстро, а вот тащить… Решил переждать вечер и выдвинуться с темнотой. Идти тут недалеко, но к позициям наших, что тут возле разбитого заводика стоят, не хочу. Раз тут Лихой и компания порезвились, веры мне тут не будет, как бы еще не расстреляли со злобы. Значит, попробую оврагом выйти к Волге, тут до охранения совсем ничего, а там и штаб дивизии, в котором меня ждут представители особого отдела. Блин, опять допросы… Чего-то надоедать начинает, сначала наши, потом немцы, да не один раз, теперь что, по новой?
Видимо, заминированные склоны оврага не притягивали немцев атаковать в этом месте. А я, пройдя всего два десятка шагов, понял, что иду не там, где шел днем, а значит, могу легко налететь на мину. Перспектива разлететься на несколько маленьких Захарят не улыбалась совсем, поэтому оставил весь скарб на месте и вооружился ножом. Постараюсь проделать проход, не убирая опасные устройства, а лишь поищу безопасный путь.
Ощупывая буквально каждые десять сантиметров земли, да почти в полной темноте, я устал уже через полчаса и распластался на земле, пытаясь восстановить дыхание. Немцы учили хорошо, только благодаря этому я еще жив и ползаю. Как дальше пойдет дело, не хотелось думать, мне теперь один путь – каждую минуту доказывать свою преданность и выполнять все приказы. Интересно, энкавэдэшники вновь хотели меня забрать на левый берег? Опять смотреть на рожу Кукурузника, мечтая об одном – воткнуть нож ему в глаз, ну, не люблю я его, не люблю. Может, это и впрямь сказывается его невежество, ведь Никитка не имеет никакого образования, даже по здешним меркам он неуч. Может, я зря ругаю его, хотя… Только за то, что он будет творить после смерти вождя,
его нужно казнить, просто необходимо. Я тут собрался немного поменять жизнь, а с такими, заглядывающими в рот Сталину, пока он жив, и обсирающими его после смерти, ничего не выйдет. Старики, это бывшие профессиональные революционеры, хорошо умеют делать только одно дело – горлопанить, то есть болтать. В головах таких людей мрак и ужас, в большинстве своем они исполнители, никакой инициативы с их стороны не дождаться, зачем им напрягаться, им и так хорошо при власти. Одной из причин развала Союза была именно закостенелость мышления. В семидесятые Брежневу, далеко не самому плохому руководителю, не раз и не два предлагали изменения, способные вывести страну на новый уровень, но то ли он сам не хотел ничего менять, то ли дружки из Политбюро не дали, результат всем известен. Одного не пойму, ладно Брежнев, еще хоть что-то мог и соображал неплохо, пока его лекарствами не закормили до неприличия, но Хрущ! Кто его мог выдвинуть, как поддержали? Или те, кто с ним в одной лодке был, еще тупее? В то же время тупые не смогли бы пробиться, ясно, что они все провернули наглостью, хитростью и обманом, но ведь были же в правительстве и умные люди. Конечно, тут, может, сыграла банальная усталость у людей. Они привыкли жить при Хозяине. Когда надо, слушать и выполнять на совесть, честно, а тут им дали свободу, сделали непогрешимыми и неподсудными. Головы закружились? Возможно.Впереди кто-то шевелился. Я застыл, забыв обо всем. Задумался что-то и чуть не влетел! Осмотревшись по сторонам и не найдя ничего угрожающего мне прямо сейчас, стал осторожно пробираться вперед. На дне оврага, путь по которому я выбрал из-за того, что тут никого не было, ни наших, ни немцев, лежал остов автомобиля, а вот за ним кто-то был, кажется, я даже что-то слышу. Овраг пустовал по простой причине: склоны весьма засеяны минами, вот и не суются сюда противники. Блин, что же там такое-то?
Подобравшись вплотную, шума я не издавал вообще, так как полз по мягкой пока земле и греметь мне было нечем. В руке нож, пистолет я спрятал, все равно стрелять тут не станешь, накроют минами и баста, причем могут и свои отработать.
– Ты кто? – сев на корточки, выглянул из-за остова сгоревшей когда-то машины и уставился на человека.
Непонятно было, кто это. В темноте, а сюда не достает свет от немецких осветительных ракет, никак не разобрать было. Кстати, я ведь даже не подумал и спросил на русском. Человек застыл, а я, сделав шаг вперед, все так же в приседе, оказался совсем рядом со… стволом ТТ, направленным мне в лицо. Мама моя, какая дыра у него в дуле большая! Даже в темноте я разглядел эту чернеющую пустоту, готовую выплеснуть огонь и железо мне в лицо.
– Эй, спокойно, я свой! – я уже разглядел человека, лицо было черным от грязи и копоти, но вот форма точно наша, не ошибешься.
– Не подходи! – злобно, сквозь зубы, выдавил из себя человек на удивление тонким и красивым голосом. Да-да, даже злоба не мешала понять, что голос приятный и, блин, знакомый!
– Хорошо, – кивнул я и поднял руки, – я не угрожаю, оружия нет.
Нож я уже убрал давно, поэтому показал свободные руки. Мне надо отвлечь человека, чтобы суметь обезоружить. Я видел, что по фигуре это был явно не здоровенный мужик, а скорее парень, похожий на меня. Странно, не видел еще здесь военнослужащих мальчишек, кроме нас, немецких диверсантов, но кроме меня их больше тут нет.
– Кто ты?
Блин, и как мне представиться?
– Разведчик, а ты? – брякнул я первое, что пришло в голову.
– Ври кому другому, таких разведчиков не бывает, где твоя форма? Да и мал ты еще, как мне кажется!
В голове щелкнуло, наконец-то вспомнил, где я слышал этот чудесный голос.
– Катерина? – охнул я неподдельно.
– Что? – удивилась девушка. В том, что это была девушка, я был уверен теперь на все сто, потому как точно ее узнал, хоть и по голосу.
– Катерина, это вы? Я был у товарища Рыкова несколько дней назад, помните, в сквере? Вы еще раненых на берег повезли и к нему заходили за помощью?
– Нет, я тебя не помню! – упрямо помотала головой девушка. Блин, да какая девушка? Девчонка она совсем, сколько, Рыков говорил, ей лет? Черт, вылетело из головы, я тогда думал о другом, о том, что это я пока еще очень молодой, хуже того – ребенок. На вид, конечно.
– Ну как же, Катерина? – пытался развеять все сомнения и всколыхнуть память девчонки. – Мы разговаривали с товарищем батальонным комиссаром, когда вы вошли к нему и сообщили, что лейтенанта нужно срочно эвакуировать.
– Не помню тебя, но что-то такое было. Так кто ты?
– Захар я, – пожал я плечами.
– И что тут делаешь, Захар-разведчик? – она презрительно хмыкнула, кажется, не веря ни одному моему слову. В принципе, правильно, я бы тоже не поверил. Впрочем, угрозы от нее не исходило, даже пистолет опускает.
– Дела тут были, возвращаюсь к нашим. А вы-то тут что забыли, здесь же нет никого, ни раненых, ни убитых? – я обвел взглядом округу и развел руками.
– По верху ползла, выносила парня, а тут обстрел. Мина совсем рядом рванула, раненый меня собой закрыл и… – девушка заплакала, – и погиб. Вся спина была как решето, а до меня ни один осколок не долетел.