Возрождение. Забытые боги
Шрифт:
— Я хотел известить тебя кое о чём. Во-первых, я завтра начну переговоры насчёт твоего брака с принцессой тёмных Еленой, — неспешно произнёс Повелитель, глядя поверх головы стоящего перед ним феникса.
— Меня с этой нирой? Решил опозорить и себя заодно? — зашипел взбешенный Кевин. — Все знают, что она спит с каждым встречным!
— Это необходимо в политических целях. К тому же не все столь нелестного мнения о найденной принцессе тёмных.
— Вот и женись на ней, если так нужно, а я скорее придушу, чем позволю одеть браслет на руку!
— Мои решения не подлежат обсуждению, — в голосе Повелителя появилась сталь. Он глянул в глаза того, кого вынужден был
Кевин почувствовал себя преданным. И он называет себя лучшим другом? Тот, кому Кевин доверял как себе? Нужны такие друзья!
— Вот пускай сам на ней и женится, — в сердцах бросил раздосадованный парень.
— Он предлагал. Но я не думаю, что это было всерьёз. Так что моё пожелание остаётся в силе. Нужно лишь назначить дату.
Кевин развернулся и бросился вон из зала, кипя от негодования и детской обиды, повторяя: «Как он мог со мной так поступить?!»
Иригас проводил убегающую фигуру мрачным взглядом и довольно усмехнулся. В этот раз он смог-таки задеть мальчишку. Подумать только, когда-то Кевин был его любимым сыном. Но Повелителю нельзя показывать свою привязанность слишком откровенно, поэтому про его особое отношение к мальчишке почти никто не знал.
Кевин. Единственный сын обожаемой Сианы. Иригас никого больше не любил ни до, ни после. С рождением мальчика он перенёс часть своей любви на него. А потом Сиана умерла. Что это было — болезнь или яд — никто не знает. Девушка медленно угасала, и ни один целитель не в силах был ей помочь. В последнюю ночь она рассказала ему всё: о том, как страдала от его холодности, от одиночества, когда Повелитель был занят делами или другими женщинами, от их завистливых или пренебрежительных взглядов. Иригас до сих пор помнит, что Сиана надолго замолчала. Просто лежала с закрытыми глазами чуть дыша. А потом заставила его пообещать, что он будет заботиться о Кевине, пока тот не вступит в брак. О том самом некогда любимом Кевине. О мальчике, который стал плодом женской мести. О сыне его брата.
И Иригас заботился. Ненавидел всей душой, но, стиснув зубы, вынужден был день за днём видеть этого мальчишку, так похожего на свою мать. Кевин получил лучшее образование. Он единственный из правящего рода обучался искусству боя в Цитадели. Честно говоря, Иригас в тайне надеялся, что мальчишка оттуда уже не вернётся. Но нет, приехал. И даже в здравом рассудке. И вновь сблизился с Сирином.
Собственно, из-за этой дружбы Кевин и был отправлен в Цитадель. Иригас с раннего детства готовил Сирина в свои приемники. Тому легко давались разные науки, но с началом дружбы с Кевином мальчик постепенно стал охладевать к дипломатии и искусству управления государством, всё больше заражаясь идеей стать лучшим мечником Андары. Не получилось. Лучшим стал Кевин, но это ничуть не уязвило его друга. Они самостоятельно смогли создать органичную боевую пару. Мальчики прекрасно друг друга понимали и ни разу всерьёз не ссорились. До появления Елены.
Иригас хотел унизить Молнию, выставить его на посмешище, что и получилось бы, женись тот на Елизавете. Но невеста исчезла, проще сказать, умерла. И Иригас подозревал, что его нелюбимый пасынок приложил к этому свою руку, но доказательств не было. А найденная принцесса оказалась другой. Сирин правду сказал: ни один из ходящих о ней слухов до конца не подтверждён. Но ведь слухи ходят, а это главное.
Осталось женить Кевина на
этой сумасбродной девице. Кевина, который люто ненавидит всех девчонок без разбора (что случилось, конечно, не без помощи его отчима), Кевина, который так сильно дорожит своей свободой и независимостью… О да, это чудесная идея. А если Молния с Сирином всерьёз рассорятся, так это даже к лучшему. Чем больнее мальчишке, тем приятнее на него смотреть.Да, чтобы избавиться от своего обещания, осталось позаботиться о Кевине в последний раз и устроить этот ненавистный брак. А потом, когда Иригас наиграется и сполна увидит мучения мальчишки, то можно будет, наконец, убить его.
Я лежал на траве, пытаясь более-менее упорядочить мысли и успокоиться. Что со мной происходит? Я вру на каждом шагу: отцу, лучшему другу… и даже себе. В чём бы я ни убеждал себя, я не хочу убивать эту девушку. Но Кевин увидел цель и подобно дракону пойдет к ней, сметая все преграды на пути. Даже дружба перед этим не устоит. Неужели я так дорожу этой безалаберной девицей?
Я вспоминал её весёлый смех, мягкий голос, безумные идеи, бездонные глаза, податливые губы… Елена, конечно, не стоит потери лучшего друга, но я готов пожертвовать многим, лишь бы девчонка осталась в живых. Но как уговорить Кевина на тривиальное похищение? А потом это самое совершить? Он слушать меня не хочет. Поставил ультиматум: или мы остаёмся друзьями и вместе разбираемся с его невестой, или он поедет один, но тогда нашей дружбе придёт конец. Кевин, конечно, не так грубо высказался, но подтекст был кристально ясен. Никогда не видел его в таком бешенстве. С ним сейчас разговаривать невозможно, не то что попытаться переубедить. Может, потом? Ведь можно инсценировать весьма достоверное убийство. Например, рваные остатки окровавленной одежды на берегу и цепочка следов, уходящих в портал. Девчонка исчезнет, и никто из тёмных фениксов её больше не увидит.
Я невесело улыбнулся: опять пытаюсь обмануть себя, строю несбыточные планы. Этот дракон не даст нам даже пальцем тронуть Елену, а я тут размышляю о том, чтобы её похитить.
Я ударил кулаком по мягкой почве и сжал зубы. Даже Кевин не сможет с ним тягаться. А пока рядом с девчонкой отшивается её покровитель, мы бессильны. Перед глазами встала лунная ночь накануне нашего отъезда. На меня Елена так никогда не посмотрит, так зачем тешить себя иллюзиями?
— Пошли, — раздался резкий голос Кевина над головой. Я открыл глаза и непонимающе уставился на друга. — Я уже всё приготовил. Пошли.
— Это бесполезно, — я отвернулся, но в голосе прозвучала безнадёжность.
— Что бесполезно? — подозрительно уточнил Кевин.
— Сядь, — похлопал я рукой по траве, не оборачиваясь к другу. Тот поколебался, но всё же сел рядом. Я долго молчал, пытаясь успокоиться, наконец тихо заговорил:
— Я не могу вынести мысли, что Елена умрёт. В то же время знать, что она целиком принадлежит другому — это больно. Сначала я рассчитывал похитить нашу принцессу, но теперь понял, что это бесполезно. Что бы я ни сделал, она не будет принадлежать мне.
— Девчонка тебя околдовала, — хмуро бросил друг.
— Пусть так, — покладисто согласился я. — Но сейчас уже слишком поздно, чтобы что-то менять.
— Но ты же сам хотел уехать оттуда и никогда больше её не вспоминать.
— Хотел. Мне больно было видеть счастье в её глазах, когда рядом появился этот… белый.
— Так, значит, ты тоже был тогда на крыше, — задумчиво протянул Кевин. — И не ненавидишь её после этого?
— Я… я просто не могу. Пытаюсь — и не могу. Это сильнее меня. Намного сильнее.