Возрождение
Шрифт:
— Одзава-сенсей, простите, но слова Курой-сан… — обратился ко мне посол.
— Станут совершенно этичными при наличии рядом кого-то кроме достойных доверия подданных Его Императорского Величества, — успокоил его я. — Вы сомневаетесь в моей способности подбирать кадры?
— Ни в коем случае, Одзава-сенсей! — покачал он головой. — Простите за то, что сомневался в вас, Курой-сан, — поклонился девушке.
Через высокие двустворчатые деревянные двери мы попали в просторный холл. Пол устлан паркетом, поверх него — толстые ковры. На потолке висит позолоченная люстра — сейчас выключена,
— Коничива! — старательно выговорил он, и вместе с сотрудниками отвесил коллективный поклон.
Мы поклонились в ответ. Далее состоялись рукопожатие и разговор на английском.
— Меня зовут Гудхлеф. Гудхлеф Эклунд, — неправильно представился он именем вперед. Что с гайдзина возьмешь? — Владелец этой маленькой гостиницы. Твой визит — огромная честь для меня, херр Одзава.
Сам ты херр!
— Можно просто «Иоши», херр Гудхлеф, — улыбнулся ему я. — Мне впервые доведется жить в памятнике архитектуры, поэтому я очень рад быть здесь. Ребята устали с дороги.
Работай, ленивый гайдзин!
— Номера готовы, — не смутился он и поручкался со взрослыми.
Когда процедура закончилась, он наконец-то выдал сотрудникам команду на шведском.
Мужики бросились доставать из автобуса багаж, а хозяин взял ключи и повел нас наверх.
— Это крыло — в вашем распоряжении, — вручил большую часть Яно-сенсею. — Ваши комнаты — в самом конце, Одзава-сенсей, — вручил мне оставшиеся пять.
Я раздал друзьям. Хэруки отдельный особо не нужен, но мы же типа приличные.
— Спасибо, херр Гудхлеф, — я достал из кармана сто долларов и под тоскливым взглядом посла протянул хозяину гостиницы.
— Спасибо, — не смутился он и взял чаевые. — Приятного отдыха, — потеряв к нам интерес, пошел вниз.
— У этого ленивого гайдзина совершенно нет чести! — тихонько приложила его Нанако.
Я раздал ключи друзьям, Яно-сенсей — ребятам, им придется жить по двое, и пошли по длинному, украшенному маленькими картинами и работающими светильниками — окон здесь нет — устланному красной ковровой дорожкой коридору, в пути теряя людей — ребята и взрослые расходились по комнатам.
— Вы будете жить с нами, Имамура-доно? — заметил я ключик и у посла.
— Меня просили присмотреть за вами, Одзава-сенсей, — смущенно улыбнулся он и пообещал. — Я буду стараться не слишком вам докучать.
— Я всегда рад возможности провести немного времени рядом с профессионалами своего дела — это позволяет набраться мудрости, — формально ответил я, и повел Хэруки в крайнюю правую дверь коридора.
Номер — как и просил, двухместный, с одной кроватью, большой ванной, телевизором, проигрывателем и даже камином. Разжигать смысла нет — лето же.
— У нас случилась беда, — развязывая галстук, поведал я усевшейся на кровать Хэруки. — Слушай…
— Нужно ехать туда! — подскочила она и бросилась к двери.
— Нельзя! — аккуратно поймал
ее я. — Мы ничего не можем сделать.— Ненавижу бессилие, — обмякла она и уткнулась лицом мне в грудь.
Мокро.
— Еще ничего не случилось, — попытался успокоить ее я. — Может и переживать не о чем. Посмотрим новости, ладно?
— Да, — шмыгнула она носом.
Раздался стук в дверь.
— Багаж, наверное.
— Иди, — мягко толкнула она меня и ушла в ванную.
Я открыл дверь и обомлел — на пороге, рядом с правильно принесшим сюда наши с Хэруки чемоданы коридорным, стоял вымученно улыбающийся мне средний сын доктора Канаана.
Книги пишет сын старший, а этот, получается, математик.
— Привет, Сидак! — приветливо улыбнулся я ему. — Давно не виделись. Заходи. И вы тоже, херр носильщик, — запустил обоих.
Чемоданы заняли свое место в прихожей, я вручил коридорному сто долларов — начинаю входить во вкус! — и выставил из номера.
— Здравствуй, Сидак, — поздоровалась с гостем Хэруки. — Просто ужасные новости! Уверена — это все враньё!
— Здравствуйте. Спасибо, — вымученная улыбка пацана стала шире.
— А ты тоже олимпиадник? — дошло до меня.
— Да! — подтвердил он. — Единственный сикх в сборной, — похвастался он на неплохом японском.
Понимаю. Угнетают моего индийского друга. На его сокомандников я повлиять не могу, но…
— Я буду жить с Иоши, а ты можешь занять мой номер, — предложила Хэруки, опередив меня.
— Спасибо, но я не знаю, позволят ли наши сопровождающие, — отвел он глаза.
— А вы по сколько человек живете? — притворился я, что не понимаю.
— По шесть, — ответил он.
— Не могу же я моему единственному индусскому другу жить с пятерыми другими людьми! — сымитировал я возмущение. — Пойдем сходим к вашим взрослым, я попрошу нашего посла уладить вопрос. Соглашайся, Сидак, нам будет очень приятно жить по соседству с тобой.
Не дав пацану шанса отказаться, повел его в коридор со словами:
— Как твои дела? Как здоровье твоих уважаемых родителей, сестры и брата?
— Слава богу, с ними все хорошо, — улыбка стала гораздо искреннее. — Мы все-таки жили в хорошем районе, и все знают, что мы добропорядочные граждане, поэтому с ними ничего не случится, — он посерьезнел и поклонился. — Прости, изначально я хотел попросить у тебя возможности посмотреть новости — в нашем номере нет телевизора.
Экономят индусы на детях.
— Посмотрим, — кивнул я. — И в твоем будущем номере есть телевизор.
Потому что копия нашего. А вот где-то в Сигтуне, в другой гостинице, живет сборная СССР — тоже по двое, потому что «Фонд Хонда».
— Пообедаешь с нами? — предложил я.
Сидак почему-то поежился:
— Нет, спасибо, мы обедали час назад. Если можно, я бы хотел посмотреть новости в номере как можно скорее.
Я постучал в дверь посла, и он открыл почти сразу.
— Извините, что так быстро начал создавать проблемы, Имамура-доно, — отвесили мы с Сидаком поклон. — Это — Канаан Сидак, друг нашей семьи. Индийское правительство поскупилось на место в номерах, поэтому я прошу вас помочь переселить моего дорогого товарища в номер Аоки-сан.