Возрождение
Шрифт:
Давай, народ, рассчитались на раз-два и пошли: первые Ельцина и других республиканских бонз линчевать, а вторые — на завод и в колхозы, «решать первоочередные проблемы»!
— Конструктивные предложения общественно-политических организаций, трудовых коллективов и граждан, будут с благодарностью приняты как проявления патриотических чувств и готовности деятельно участвовать в восстановлении вековой дружбы в единой семье братских народов и возрождении Отечества. Благодарю за внимание.
«Конкретики у нас нет, товарищи, но мы будем не против рассмотреть ваши предложения».
Что-то внутри стремительно выгорало, и на смену этому «чему-то» приходила ледяная злоба. Что ж, решено: этого «путча» мне хватит с головой, и к следующему,
Глава 29
Из Дома Советов я выходил, старательно маскируя почти невыносимую депрессию за «беспристрастной болтовней»:
— Позиция законных властей СССР ясна, но не понятны ближайшие и долгосрочные планы. Никакой конкретики мы не услышали, что, впрочем, может быть связано с секретностью этих самых планов. О конкретных планах сторонников Бориса Николаевича Ельцина, впрочем, мы тоже практически ничего не знаем.
По выходу на площадь я понял, что я тут не один такой разочарованный: количество народа уменьшилось раза в три, а оставшиеся прямо на глазах сворачивали агитационные материалы и направлялись к выходам с Манежки. Ничего удивительного — немалая часть граждан приперлась сюда из-за недостатка информации, и при наличии стабильного прямого эфира лучше пойти домой, не рискуя огрести по башке в суматохе и заодно получив гораздо больше информации: нас пускают разговаривать с ВИПами, а народ — нет. Кроме того — нерешительность сторон и банальная усталость тоже приносят плоды: в отсутствие движухи толпа перестает быть таковой и рассыпается на составляющие.
— Давайте попробуем попасть в Белый дом, спросим мнение Бориса Николаевича Ельцина касательно пресс-конференции законных властей СССР, — решил я.
А потом пойду обратно в Дом Советов — брать комментарии на комментарии, пока народ окончательно не рассосется с улиц, осознав, какое никчемное дерьмо с обеих сторон.
Вонючая номенклатура во время «прессухи» дала мне возможность задать только один вопрос — «У вас есть дорожная карта экономических реформ, которые позволят решить критические для страны вопросы?» — а потом, до самого конца, игнорировала мою поднятую руку. Впрочем, так даже лучше — журналистов было много, и подмять под себя все эфирное время было бы несправедливо. Но какие им задавали вопросы! Совершенно никчемные, беззубые, позволяющие откупаться ничего не значащими общими фразами типа «за все хорошее против всего плохого». Да и сам не лучше — на мой вопрос Янаев ответил коротким «Разумеется!» и сразу перешел к следующим. Нету у них ни «карты дорожной», ни яиц одну бумажку подписать, с приказом отправить Ельцина на лесоповал за государственную измену.
На входе в Белый Дом возникла заминка — ельцинские дроны успели получить устную (потому что за письменную ответственность нести придется, а устное — это же воздух!) указивку вежливо заворачивать журналистов. Сделав для камеры вид, что демонстрирую Большую Бумажку, я шепнул:
— Каждому по «трешечке» в Японском районе.
Глаза охраны заволокло влажной дымкой — мечта в одночасье обернулась реальностью! — и они освободили проход.
— Ямасаки-сенсей, запишите данные наших друзей, — попросил я.
Нанако оставить записывать нельзя — она мне нужна для другого. В сосредоточении республиканской власти было людно. Увидев нас, стоящий у лифтов высокий мужик в костюме изобразил на лице расстройство и что-то доложил в рацию. Главный найден, к нему и пойдем:
— Здравствуйте, товарищ! Наша съемочная группа собирается получить комментарии Бориса Николаевича и его сторонников относительно пресс-конференции ГКЧП.
Кивнув, мужик нажал на кнопку лифта:
— Четвертый
этаж, кабинет номер семь.Ищи долбо*бов! Повернувшись к камере, я отработал социальную пользу:
— Мы, японцы, всю свою историю живем в подверженных землетрясениям районах, поэтому в неспокойные времена я просто не могу себя заставить пользоваться лифтами — лестницы гораздо безопаснее!
И повел народ на пожарную лестницу. Поднимаясь по ней, подстраховался:
— Разумеется, я совершенно уверен, что никакой умышленной порчи лифта бы не случилось. Однако в городе неспокойно, и, например, случайный танк может повредить линии электропередач — в этом случае нам придется провести в лифте неопределенное количество времени. Заставлять уважаемых зрителей терять драгоценное время на просмотр темной кабины лифта недостойно настоящего журналиста, поэтому лучше подстраховаться.
Вывалившись в коридор четвертого этажа, проигнорировал грустно провожающих нас взглядами «ельцинистов» и постучал в седьмой кабинет.
Дверь открыл лично Ельцин. Загородив спиной панораму большого кабинета с кучкой сидящих за составленных прямоугольником столами людей, он сразу взял быка за рога:
— Путчисты подали четкий сигнал: они предложили уставшему жить мечтами о светлом будущем народу повкалывать ради светлого будущего еще, а они тем временем будут продолжать убийственный для страны курс на сохранение того, что сохранить невозможно.
Сигнал считан мастерски — именно это партийные старперы и предлагают.
— Есть ли у вас конкретный план развития страны на случай вашей победы над законными властями СССР? — спросил я.
— ГКЧП является группой заговорщиков, попирающих дух Конституции СССР, — мощно и совершенно безопасно (что такое «дух»? Трактуй как хочешь) для себя отмазался Ельцин, протянул руку за кадр и за запястье втянул явно охреневшего от такого поворота Кравчука. — Сейчас, когда молодая демократия под угрозой, у меня нет времени отвечать на вопросы. Леонид Макарович, будучи наблюдателем от украинской стороны и настоящим отцом украинской демократии, не участвует в принятии судьбоносных для РСФСР решений и может ответить на все ваши вопросы.
И, вытолкнув Кравчука в коридор, пьяненький титан подковерной борьбы закрыл дверь изнутри. Откупился так, чтобы очень неудобный мальчик превратил вредного Леонида Макаровича в политический труп ко всеобщей выгоде. Да, пользует меня «в темную», но Кравчука убирать так и так придется, и лучше выставить его идиотом, чем, например, травить или инсценировать аварию.
«Отец русской демократии», конечно, персонаж специфический, но в интригу умеет знатно — опытный же. Выходка Ельцина ему явно не нравилась, и сейчас Леонид Макарович решал сложнейшую задачу: буркнуть «без комментариев», трусливо свалив из кадра, либо рискнуть и поговорить с япошкой. К риску прилагаются невероятного размера плюшки: надежно утвердиться в роли «отца украинской демократии» и поднять свой политический рейтинг на недосягаемую высоту.
— Еще раз здравствуйте, Леонид Макарович, — поздоровался я, немного стимулируя мыслительный процесс.
— Здравствуйте, дамы и господа, — ответил он. — Пройдемте в восьмой кабинет, там будет удобнее.
Решение принято, и теперь мне предстоит настоящая словесная битва, которая потенциально способна сделать «эпоху распада» гораздо менее болезненной.
На пятьдесят второй минуте после начала нашего с Кравчуком диалога в кабинет вошел какой-то мужик и расстроил Леонида Макаровича тем, что тот теперь не принадлежит к УКП в целом и политбюро в частности — из Киева прислали телеграмму. Что ж, вполне закономерно — товарищ Кравчук — это советский политик в полном смысле: таким список вопросов нужно заранее согласовывать. Точно такие же сидят в Доме Советов, так и не предпринимая никаких решений и надеясь на то, что «низы» сами всё сделают, чтобы «верхам» не пришлось выходить из зоны комфорта.