Возрождение

— Иоши-сама слишком добрый, — грустно вздохнула Нанако.

— Это что, критика?! — восхитился я.

— Я не узнаю вам, Иоши-сама, — продолжила она. — Вы всегда молниеносно принимаете решения, не боитесь риска, а сегодня вас словно подменили.

— Все идет по плану, — пожал я плечами. — Сигнал законным властям был передан — в случае их победы, я их поддержу и помогу хоть как-то успокоить народ. Увы, старые партийные пердуны скорее всего не решатся принять соразмерные проблеме меры. Люди подождут приказа, потом — еще подождут, и еще, и, когда все окончательно разочаруются в инициировавших госпереворот людях и начнут исполнять приказы Ельцина. Ему сигналов подавать не нужно — как минимум решимость идти до конца у него есть. Поладить в конечном итоге я смогу и с теми, и с другими, поэтому решать за огромную, обладающую лучшей в мире армией и ядерным оружием страну, я не хочу.

— Вот как, — вроде как приняла отмазки Нанако. — Подавая сигнал, вы сильно рискуете, потому что провалы в политике поддержанного вами правительства будут бросать на вас тень. Простите, Иоши-сама, — поклонилась, сложив руки перед собой. — Я была неправа насчет вашей решимости — вы просто направили ее в более практичное русло.

— Верно, — счел я ее слова вполне справедливыми.

Положивший трубку Тимоха грустно посмотрел на меня. Я — вопросительно — посмотрел в ответ.

— Двадцать минут, — буркнул он.

— Спасибо, товарищ полковник, — поблагодарил я. — Родина этого не забудет.

— Может все-таки в гостиницу? — отреагировал он на стёб.

— А народ вот на это смотреть будет? — скнул я пальцем в беззвучно работающий черно-белый телек в углу кабинета.

— «Лебединое озеро» — хороший балет, — проявил Тимофей кругозор.

— Очень, — подтвердил я. — Но спорим, что вся молодежь страны по случаю выходного… — сходив к телевизору, я повернул реле и ткнул пальцем в экран, на котором Пикачу подавал лапку Райчу. —…Смотрит телепремьеру полнометражки про покемонов? А то, что прервет эфир, станет еще более рейтинговой передачей. Учитывая вашу и мою репутацию в мире, за большой и интересный, строго профессионально-этичный — это где я свое мнение о происходящем держу при себе — репортаж я вполне могу отхватить какую-нибудь престижную премию.

— Кому гражданская война, а кому — премии, — осудил КГБшник.

— Я же капиталист, — пожал я плечами. — Гражданская война — это плохо, потому что придется завозить гуманитарную помощь. Оружием я торговать не умею, поэтому выгоды никакой — одни потери. Устроить трансляцию — идея нормальная, потому что даже в Москве найдется много товарищей, которые пойдут на митинг чисто посмотреть в чем дело. А так — сядут перед телеком на диван, позвонят такому же товарищу и будут смотреть с комфортом, активно освещая увиденное и названивая другим — что бы тоже посмотрели. Провинция нам побоку — когда народ начнет понимать, что происходит, все уже закончится.

— Какой еще митинг? — удивился он и принялся набирать номер.

— У вас тут через день какие-то митинги, — фыркнул я. — Думаешь, Ельцин про переворот не знал? Он наоборот — ждал и готовился. Прямо сейчас тысячи людей из Москвы и ее окрестностей стягиваются на Манежную площадь — там удобнее всего.

Тимофей выдал в трубку состоящий из слов и цифр пароль и попросил:

— Доложите о ситуации с массовыми скоплениями людей в Москве.

Выслушав ответ, он буркнул:

— Благодарю, — и положил трубку. — Почему ты всегда прав?

— Потому что классный, — честно ответил я.

Два фургона и армейский «Урал» с генератором прибыли через двадцать минут. Бумажка была получена: «Группа журналистов японского телеканала „Хонда+“ под руководством Одзавы Иоши имеет право свободно передвигаться по территории Москвы, проводить съемки и опросы на свое усмотрение. При необходимости приказывается оказывать содействие». Коротко, ёмко, доходчиво. Подписано Михаилом Сергеевичем Горбачевым, оформлено задним числом.

— Владимир Александрович Крючков сидит в Доме Советов, ждет приказа Янаева, поэтому подписать не может — ельцинские не проникнутся, — пояснил Тимоха. — Кому-то из ельцинских тоже подписывать нельзя — если приказ поступит, нас всех будут обязаны задержать.

— Понимаю, — покивал я. — Хорошая подделка. А если проверят?

— Пускай проверяют, — пожал плечами Тимоха. — На местах всё готово.

— Так хорошо работает КГБ, и такая х*йня творится, — расстроился я. — Идем.

Покинув Госсовет, я раскланялся с прибывшими КГБшниками, еще двумя японскими телохранителями и съемочной группой. Против танков мои «юниты» не пляшут, но впечатление все равно создает — на фургоне вон здоровенная антенна, контент транслировать. В сочетании с армейской техникой и выбранными для охраны милицейскими машинами выглядит как что-то жутко важное и военное, и золотистые надписи «Хонда+» на боках фургонов этому не мешают.

Тимофей сходил до «Урала» и вернулся с броником и каской:

— Надевай.

— Как-то не очень, — поморщился я.

— Зато голову не проломят, — парировал он.

— Не могу я в таком виде на экране показываться, сам подумай — все решат, что тут полномасштабные городские бои идут.

— С отцом сам объясняться будешь, — принял доводы Тимофей.

Мы с Нанако, Тимофеем и Асуной-саном забрались в фургон — в этом оборудования почти нет, поэтому места хватило. В наличии телефон «Алтай», за который сразу схватился КГБшник. Прикрыв рот ладонью — секретный какой — он несколько минут потратил на разговор.

За окном фургона было тревожно — перемещающиеся быстрым шагом люди сбивались в группки, что-то обсуждая со смесью радости и тревоги на лицах. Некоторые после разговора отправлялись в сторону Манежной. Митинг — это массовое мероприятие. На таких человек сливается с толпой и испытывает целую кучу живительных эмоций. После череды «тренировочных» митингов, которые в Москве вошли в чуть ли не еженедельный режим, некоторые товарищи пойдут на этот чисто эмоционально подзарядиться. Многие придут от всей души радея за Ельцина. Поменьше — за «путчистов». В любом случае получится огромная, условно-управляемая сила и рычаг давления — такие массы людей разогнать можно только пулеметами.

Откровенно нервничающий Тимофей не выдержал и поделился инфой:

— Ельцин еще два часа назад сидел на даче, в окружении «Альфы». Приказа так и не поступило, — неприязненно ухмыльнулся. — Даже «препятствовать перемещениям» приказа не было!

— Переворот есть, а что с ним делать — не знают, — пожал плечами я.

— На «Манежке» уже больше трех тысяч человек. Ельцин приедет минут через двадцать — в Белый дом, как бы с намеком, — продолжил КГБшник.

— И начнет отдавать приказы, а не страдать фигней, — кивнул я. — Несколько часов пассивности «переворачивателей», и разочарованные командиры всего подряд начнут исполнять приказы Ельцина — чисто за неимением лучшего. Проникнись атмосферой, Тимофей — такие без дураков исторические события не каждый день увидишь, а мы будем в самом центре.

Глава 26

Большая бумажка не понадобилась: видя надпись «Хонда+» на фургонах и соответствующий конвой, товарищи с постов ГАИ и развернутых в честь государственного переворота КПП теряли к нам интерес. Привыкли, похоже, что япошки в СССР на особом положении, а тут еще и явно непростые люди сопровождают. Пускай себе по делам едут от греха подальше. За окнами, тем временем, стало многолюднее. Часть товарищей тащила с собой наглядную агитацию в виде самодельных плакатов и транспарантов.