Возрождение
Шрифт:
— Ты даже не испугалась, — повернулся я к Чико.
— Обезьяны все время умирают — разве ты забыл, как в Африке одну на наших глазах растерзали на кусочки? — спросила она.
— Помню, — поежился я.
— Той обезьяне повезло меньше, а эта даже не мучалась, — вздохнула сестренка. — Хорошая смерть.
Даже не знаю, что тут можно ответить.
— Так будет с каждым, кто будет угрожать Иоши-саме! — буркнула себе под нос Нанако.
Не совсем верно, но угроза была очевидно — я в прошлой жизни смотрел видео, в котором негры дали обезьяне «Калашников» с закономерным итогом.
«Синкансен»
Не став подвозить Нанако — с нами пойдет! — добрались до дома, отчитались перед зря (но очень приятно!) волнующейся мамой Хомурой, решили отправиться побеждать жару в бассейне, переоделись в купальники (актуально для девочек) и трусы (я).
— Куда?! — рявкнула Чико, когда я пронесся по коридору чердака (она мне выделила закуток для вещей) в сторону лестницы, и выскочила из комнаты — сегодня выбрала купальник для физкультуры.
Если учесть, что она сейчас прогуливает школу, это — очень цинично. Сбегая по лестнице, я услышал Нанако — у нее тоже на чердаке закуток для вещей есть, часто у нас гостит:
— Воспользуемся люком, Чико-тян!
Я надеялся, что они не догадаются! Ускоряемся!
— Как и ожидалось от второго человека в корпорации! — похвалила сестренка Нанако.
Они и в самом деле молодец. Стоп, сейчас не до этого!
— Мяу! — ехидно протянул вальяжно вошедший в коридор первого этажа Сакамото-сан и прыгнул мне на ручки.
Подхватив любимого питомца, я потерял равновесие — этого коварное животное и добивалось — ловко перекатился, забросив Сакамото-сана на диван гостиной и побежал дальше. Дверь…
— Открывай! — услышав издевательский девичий смех, я попробовал навалиться на дверь сильнее.
— Я подперла дверь поленом, и теперь ты здесь не выйдешь! — заявила Чико, и я услышал удаляющиеся шаги.
Смирившись с поражением, вылез в окно гостиной и пошел к бассейну, по пути заценив скромный закрытый черный купальник на готовящейся к прыжку в воду Нанако. Могла бы и чего покруче надеть!
Забравшись в воду, облегченно вздохнул — жуткое все-таки в Японии лето.
Губернатор с мэром для переговоров выбрали место, так сказать, симоволическое — панорамные окна последнего этажа небоскреба показывали темный, усыпанный огнями лодок Токийский залив и покрытый пятнами света — стройки продолжаются днем и ночью — искусственный остров Одайба. Значение угадать не сложно — наши совместные дела столь же внушительны полезны для Японии, как и этот остров. А еще благосостояние пригласивших нас сюда мужиков прямо от этого зависит, поэтому мы с батей особо не напрягаемся — для нас нынешних их уровень для нас, конечно, честь, но не такая уж и большая.
Отец, будучи природным японцем, такие вещи чувствует чуть ли не инстинктами, поэтому уже давненько я отмечаю перемены в его поведении — те, кому раньше нужно было кланяться в пояс, теперь удостаиваются поклонов поменьше, зато сами добавляют некоторое количество градусов в зависимости от положения в обществе.
— Хороший выбор ресторана, Судзуки-доно, —
похвалил губернатора батя, когда красивая администратор средних лет проводила нас к столику.Отсюда Одайбу видно лучше всего.
— Вы слишком добры, Одзава-доно, — усаживаясь, ответил тот. — Обыкновенное заведение с неплохим видом и приличной кухней.
— Вид и в самом деле хорош, — благожелательно согласился батя. — А кухня… Что бы вы посоветовали, Судзуки-сенсей?
— Темпуру! — ответил тот.
— Давненько я не едал приличной темпуры, — разохотился отец и посмотрел на меня.
— Гюдон! Извините, дарам моря я предпочитаю дары суши, — покаялся я за нежелание питаться темпурой.
Мэр поддержал взрослых. Вместе с основными блюдами в меню, само собой, добавился набор сопутствующих — мисо-суп, соусы, салаты и вот это вот все. Так же была запрошена бутылочка теплого сакэ, а для меня — кола.
Некоторое количество разговоров о погоде («очень жарко, да»), и официант принес закуски и открыл бутылку. Разливать будет мэр, на правах «мелкой рыбешки» в окружении акул.
— Могу ли я попросить вас произнести первый тост, Одзава-доно? — продемонстрировал прогиб губернатор.
— Это — большая честь, Судзуки-доно, — принял он его как должное. — За величие Японии!
Вот так в фашистов и превращаются. Выпили.
— Я слышал о сегодняшнем прискорбном происшествии, Одзава-сенсей, — обратился губернатор ко мне. — Позвольте принести вам свои соболезнования.
— Спасибо, Судзуки-доно, — благодарно поклонился я. — Но мы совсем не пострадали, — вздохнул. — Обезьяну жалко.
— Будем надеяться, что в следующей жизни она родится менее вороватой обезьяной, — процитировал батя любимую дочь (потом её эту новостью порадую). — Чтобы напугать моих детей, нужно нечто большее!
— Вы воспитали замечательных детей, Одзава-доно, — послушно похвалил нас губернатор. — И, уверен, не менее достойно воспитаете младших.
— Спасибо, Судзуки-доно, — благодарно кивнул отец. — Ваши дети, — для удобства объединил мэра с губером. — Тоже очень достойные люди. Выпьем за наших потомков!
Выпили.
— И за предков! — не остался в долгу я.
Выпили и за них. Губернатор-Судзуки, к сожалению, не из того самого дзайбацу, но все равно дрон полезный.
Принесли основные блюда, мы хорошенько подкрепились, и веселье продолжилось:
— Еще бутылку этого замечательного сакэ для моих уважаемых друзей!
— За Либерально-Демократическую партию Японии!
— За Его величество Императора!
— За нефтепровод, — это на всякий случай напомнил я.
— За прекрасный Токио!
— За наших жен!
— За сёгуна Токугаву!
— За стабильный курс йены! — это снова я.
— За успешную сдачу штаб-квартиры «Одзава корп.»!
— За «Хонду»!
— За политическую карьеру юного Мицухико Цубурая! — и снова я.
— За… А кто это? — губер к этому моменту уже изрядно окосел, поэтому обошелся без расшаркиваний.
— Он занимается борьбой за права художников и артистов, — коротко ответил я.
— Хакуя, присмотри за этим пылающим чувством справедливости юношей, — приказал мэру Судзуки-доно. — За его политическую карьеру!