Возвращение Борна

– Лжец! – Борн внезапно кинулся вперед. Его руки вылетели из-за спины и устремились к горлу противника. Когда Хан несколько минут назад перетягивал ему запястья, Борн напряг мышцы, а потом раслабил их и затем – незаметно для врага, пока тот медитировал, – ритмичными движениями освободил руки от пут.

Этот бросок, похожий на внезапную атаку быка, застал Хана врасплох. Он упал на спину, и Борн оказался поверх него. Фонарик, ударившись о борт отсека, вылетел из рук Хана и стал перекатываться с места на место. Его луч метался, освещая перекошенные лица, вздувшиеся мышцы. В этой безумной иллюминации, столь сильно напоминавшей пляску света в джунглях, которые остались в прошлом каждого из них, они боролись, как звери, вдыхая запах взаимной ненависти, пытаясь, подобно самцам животных, во что бы то ни стало одержать верх друг над другом.

В безумной атаке Борн наносил все новые и новые удары, но Хан, изловчившись, ухватил его за бедро и надавил на нервное окончание. Борн скорчился от боли. Нога, сразу же потерявшая чувствительность, потеряла способность двигаться. Хан нанес ему удар в подбородок, и он, потеряв равновесие, отшатнулся назад. Борн выхватил из кармана нож с выкидным лезвием, но тут же получил еще один сокрушительный удар от Хана. Нож вылетел из его руки, тут же оказавшись в ладони Хана, который, нажав на кнопку, выпустил жало лезвия из рукоятки.

Теперь уже Хан находился поверх Борна, ухватив его за ворот рубашки. По его телу прокатывались судороги, словно электричество по туго натянутому проводу.

– Я – твой сын. Я взял имя Хан точно так же, как ты превратился из Дэвида Вебба в Джейсона Борна.

– Нет! – закричал Борн, пытаясь перекрыть звуки заводящихся двигателей и вибрацию, охватившую огромное туловище самолета. – Мой сын погиб вместе со всей моей семьей в Пномпене.

– Я – Джошуа Вебб! – сказал Хан. – Ты бросил меня. Ты оставил меня умирать в джунглях.

Острие ножа танцевало у горла Борна.

– Сколько раз я находился на грани смерти! Я должен был умереть. Должен был, но – не имел права. Только одно давало мне силу выжить – память и желание встретиться с тобой.

– Как ты смеешь произносить его имя! Джошуа мертв! – Лицо Борна было синевато-багровым, зубы оскалены в гримасе звериной ярости. Перед глазами у него клубился кровавый туман.

– Возможно, он действительно мертв. – Лезвие ножа прикоснулось к коже Борна. Еще миллиметр – и потечет кровь. – Теперь я – Хан. А Джошуа – тот Джошуа, которого ты знал, – мертв. Я вернулся, чтобы отомстить тебе, наказать за предательство. За последние несколько дней я мог бы убить тебя сотню раз, но неизменно останавливал свою руку. Я хотел, чтобы перед своей смертью ты узнал, что ты сделал со мной. – Губы Хана приоткрылись, и в уголке рта вспучился пузырик слюны. – Почему ты бросил меня? Как ты мог убежать?!

Двигатели самолета издали чудовищный рев, и огромная машина начала выруливать на взлетную полосу. Лезвие ножа вонзилось в шею Борна, и из-под него брызнула кровь, но, когда самолет тронулся с места, Хан потерял равновесие. Борн не замедлил воспользоваться этим и своим железным кулаком нанес ему удар по печени. В ответ на это Хан выбросил вперед правую ногу, зацепил ею, словно крюком, лодыжку Борна и рванул на себя, произведя классическую подсечку. Борн рухнул на спину. Самолет замедлил ход, достигнув края взлетной полосы.

– Я не убегал! – выкрикнул Борн. – Джошуа у меня отняли! Его застрелили!

Хан прыгнул на него, целясь ножом в горло, но Борну удалось увернуться, и лезвие вонзилось в пол в миллиметрах от его правого уха. Борн помнил о пистолете из керамики, спрятанном у него на бедре, но добраться до него не мог – это означало бы открыться для смертельной атаки противника. Они продолжали бороться. Их мышцы перекатывались, лица были искажены от неимоверных усилий и ненависти, дыхание хрипло вырывалось сквозь полуоткрытые рты. Глаза и разум каждого искали удобный момент для того, чтобы нанести удар. Они атаковали и контратаковали, но при этом любая атака натыкалась на непробиваемую защиту. Они очень соответствовали друг другу – если не по возрасту, то по скорости движений, силе, искусству боя и хитрости. Они будто читали мысли друг друга, предугадывая каждое следующее движение за секунду до того, как оно будет сделано, и немедленно нейтрализуя его. Ни один из них не терял голову в пылу боя. Они дрались так, как профессионалы делают свою работу – расчетливо, умело, не позволяя эмоциям взять верх.

Двигатели снова взревели, внутренности самолета задрожали, и машина начала разбег. Борн поскользнулся, а Хан взмахнул рукой, как дубиной, но только для того, чтобы отвлечь внимание противника от ножа. Борн раскусил этот маневр и нанес ответный удар по тыльной стороне руки, которой Хан сжимал лезвие. Это не помогло, и Борну пришлось отступить, сделав шаг назад и влево. При этом он нечаянно задел ворот, которым закрывался люк. Поскольку самолет уже начал взлет, сила гравитации заставила люк распахнуться настежь.

В открывшемся отверстии, под ними, с огромной скоростью мчалась серая лента взлетной полосы. Чтобы не вывалиться наружу, Борн распластался подобно морской звезде, обеими руками ухватившись за края дверного проема. Сопротивляясь силе тяготения и ветру, которые на пару пытались вырвать его наружу, его тело сотрясалось. С жуткой улыбкой маньяка Хан сделал выпад в сторону противника. Лезвие ножа очертило короткую дугу, готовое проделать огромную рану в животе Борна. Единственное, что оставалось тому, – разжать левую руку и позволить своему телу вывалиться наружу.

Самолет только-только начал отрываться от взлетной полосы. Борн висел снаружи, вцепившись в край люка одной рукой. От невероятных усилий плечо было готово вывернуться. А Хан, не достав цель, по инерции крутанулся вокруг своей оси и вывалился в отверстие люка. Борн проводил его взглядом, увидев, как тело врага упало на бетон и покатилось по ходу самолета.

Машина поднялась в воздух. Борн раскачивался все сильнее. Струи дождя резали его лицо, как бензопила, ветер врывался в легкие, не давая дышать. Но вместе они сделали благое дело: ветер сдул с его лица остатки авиационного керосина, а дождь промыл истерзанные болью глаза. Самолет дал крен вправо, фонарик Хана покатился по палубе грузового отсека и замер, уткнувшись в переборку. Борн понимал: если не забраться внутрь, то через пару секунд он – пропал. От чудовищных усилий рука онемела и была готова разжаться.

Взмахнув левой ногой, Борн сумел зацепиться ею за нижний край люка, затем вцепился в него левой рукой и, прилагая неимоверные усилия, начал подтягиваться, втаскивая свое тело внутрь. Когда ему это удалось, осталось только задраить крышку люка.

Измученный, кровоточащий, изнемогающий от боли во всем теле, Борн рухнул на пол, словно куча тряпья. В пугающей темноте содрогающегося чрева крылатой машины он как будто бы снова увидел маленькую фигурку Будды, вырезанную из камня. Они с женой подарили ее Джошуа, когда тому исполнилось четыре года. Дао хотела, чтобы Будда оберегал сына с самого раннего возраста. Их Джошуа, который вместе с Дао и своей маленькой сестренкой погиб под огнем вражеского самолета.

Джошуа мертв. Дао, Алисса, Джошуа – они все мертвы, изрешеченные огнем пулеметов пикирующего бомбардировщика. Его сын не может быть живым, просто не может! Думать иначе – значит отдаться во власть безумия. Так кем же является Хан на самом деле и зачем он затеял эту жестокую игру?

Ответов на эти вопросы у Борна не было.

Самолет завершил взлет и лег на курс. Стало заметно холоднее, и дыхание вырывалось из губ облачками пара. Борн обхватил себя руками, его трясло. Но не только от холода. В его мозгу вертелось только одно: этого не может быть, это невозможно!!!