Возвращение чувств. Машина

– О, да… Куда страшней, чем сам побег… – сквозь слёзы она попыталась улыбнуться.

– Всё верно, я – знаю… Ну, и немаловажно, что теперь ты – ты! – можешь хотя бы попытаться обелить наш род, наше доброе имя, и может, со временем, тебе удастся и…

– Вы… вы так спокойно об этом говорите! Вы знаете всё, но… Простите, Бога ради, но наверное, другая женщина на вашем месте… Ох! – она покачала головой.

– Что, закатила бы истерику? Или… ещё хуже? – не стесняйся, додумывай – спятила бы.

Возможно. Но у меня было почти двое суток, чтобы смириться, всё обдумать… Нет, вчера, конечно, мне было тяжелей… Ладно, в моём теперешнем положении, – она, мрачно усмехнувшись, оглядела себя, – чертовски мало найдётся вещей, способных меня… Хм. Шокировать.

– Так вы… парализованы?! – догадалась наконец Катарина.

– Да, уже пять лет. И здесь мой дар не помог мне.

– Какой дар? – Катарина, вспыхнув, вспомнила о своём выдуманном даре. Ну, выдуманный, невыдуманный, а освободиться помог… – Простите!..

– Нет, ничего. Я о том даре, за который здесь и сейчас сжигают на костре. Тот самый, что я получила от матери, а та – от своей. И тот, который почему-то не перешёл к Белле.

Этот дар позволяет быть сильной в самых трудных и опасных жизненных ситуациях, и не сдаваться никогда… Другая часть этого дара позволяет, как в открытой книге читать в сердцах и умах других людей, видеть их подлинные, самые сокровенные помыслы и желания.

Из-за этого дара я рано повзрослела, и разочаровалась в большинстве людей. Но он же позволил мне и выстоять, а позже – выбрать несколько верных и надёжных друзей, и в том числе и моего покойного мужа! Царствие ему, бедняге, Небесное…

Она помолчала, опустив взгляд, и, вновь подняв его, тише и спокойнее продолжила, подавшись несколько назад:

– Если бы он перешёл к моей… наверное, она бы сейчас сидела здесь, а не ты.

Но он не перешёл. К сожалению. Похоже, я – последняя носительница его в нашем роду. – женщина опустила, наконец, глаза, сложив руки на животе. Что-то поправила у себя на испачканной рубашке. Закусила губы, отпустила их. Затем снова, словно собравшись с силами, взглянула на Катарину, оценивающе и открыто.

– Судя по всему, похожий, хоть и не совсем такой, дар есть и у тебя. Я чувствую какой-то внутренний стержень. Твою волю к жизни. Ты… много страдала. Но ты не сломлена, как оказалась сломлена моя… – она всё-таки выговорила, – дочь. И ты немолода – это я тоже чувствую. Я думаю, ты где-то моего возраста. Я права?

– Да, мне за сорок.

– Всё правильно. Я могу видеть людей такими, какие они внутри. Например, – она покачала головой, – я сказала Белле, что её муж – тряпка, и если она всё же выйдет за него, то рано или поздно окажется жертвой чужих интриг – он не сумеет её защитить или уберечь. Я оказалась права.

К сожалению.

Ты же – опытна и сильна. Сильна духом. Ты – боец. О, я вижу – ты умеешь сражаться… Сражаться отчаянней и лучше многих мужчин. В любой ситуации. Ты – точно, сильней многих мужчин…

Именно поэтому ты здесь.

И именно поэтому я помогу тебе. Безмозглая размазня не удостоились бы моей помощи, но ты – другое дело… Впрочем, – как бы самой себе тихо напомнила она, – безмозглая размазня и не сидела бы сейчас передо мной…

Несмотря на критическую ситуацию, и ужасную спешку, Катарина молчала – она просто не знала, что сказать. Она, как ей казалось, ощущала всю тяжесть решений, которые уже приняла, зная, что всё кончено для души её настоящей дочери, эта мужественная женщина.

А как бы вела себя она сама? Смогла ли бороться в такой ситуации, окажись она на месте этой матери, лишённой не дочери даже – а куда страшней?!..

– Вы… очень добры ко мне… – выдавила она из себя наконец, – И вы… сильно преувеличиваете мои… способности. И заслуги. Спасибо. – ей всё же пришлось отвернуться, чтобы скрыть вновь подступившие слёзы и острое чувство жалости.

– Нет, не жалей обо мне. И не думай больше ни о чём … постороннем. – снова деловой, спокойный тон. Всё же у её матери – железные нервы, – Принимай всё, словно ты действительно – моя дочь. Так будет лучше для нас обеих!

– Вы правы! Но всё равно – спасибо! Вы ведь и правда, вернули мне надежду!

– Хорошо, пусть так. А сейчас скажи – чем конкретно я могу помочь?

Внезапный переход к насущным проблемам отрезвил Катарину: мысли чётко заработали, сознание вернулось снова в эту светлую, затянутую узорчатым шёлком комнату в отчем доме, в Париже, всего в нескольких часах пути от мрачного, сырого подземелья. И, возможно, уже скачет вовсю погоня – погоня за ней, Ириной-Катариной, так как им не важно, кто она: в любом случае, попадать в их руки нельзя!

– Мне нужно надёжное убежище в каком-нибудь очень отдалённом месте, – тряхнув головой, чтобы быстрее прийти в себя, и убрать мокрые волосы со лба, ответила она, – и лучше всего не во Франции, и не у родственников, или близких знакомых.

– Да, я поняла, о чём ты говоришь. Я ещё месяц назад обдумала такую возможность, на случай, если нам всё же удастся устроить твой… побег. Есть подходящее место и человек. Он не подведёт, и не выдаст никогда.

Это мой бывший возлюбленный, барон Карл фон Хорстман.

Он – настоящий мужчина. И друг. Надеюсь, он ещё помнит меня и жив. Во-всяком случае, в своём последнем письме он продолжал уверять меня в этом, и даже приглашал погостить в своём замке. Живёт он в Австрии – там он унаследовал поместье и замок отца, и сам он, разумеется, австриец. Однако здесь, во Франции, он провёл около шести довольно бурных и… весёлых, – она хитро усмехнулась, – лет. Так что французским он владеет в совершенстве. И в курсе – благодаря мне и ещё двум-трём друзьям – всех придворных интриг нашего королевства.

Если ты поживёшь у него с полгода, его это не сильно обременит, а догадаться, что ты там, не смогут – последний раз мы с ним встречались не меньше, чем лет… наверное, двадцать пять – тридцать назад. Подай мне перо и бумагу – они вон там в бюро, – она показала рукой, – и пока я буду писать ему, найди Пьера. Он должен быть у ворот – я слышала, как он открывал тебе. И Марию – это та женщина, что рыдала у тебя, – она выделила это слово, – на груди.

Пусть они оба собираются, и едут с тобой. Сейчас они самые надёжные и верные мои люди, а тебя они нянчили и баловали ещё в нашем старом имении, в Буа-Трасси. Только им я могу доверить мою дочь – то есть тебя! Потом, когда будут готовы, приведи их. Действуй, не мешкая!