Возвращение домой.Том 1

— Афина…

— Я должна выехать немедленно. Будь другом, разузнай расписание поездов, допустим, из Перта. Попробуй заказать место в спальном вагоне. Хотя любое сойдет… И почему только я оказалась так далеко!

При последних ее словах у него почему-то возникло такое чувство, будто это он во всем виноват. Ее горе надрывало ему сердце, он не мог видеть ее такой несчастной.

— Я отвезу тебя… — пообещал он.

В ответ на свою невероятную самоотверженность он ожидал пылких слов благодарности и слез, но непредсказуемая, как всегда, Афина лишь бросила раздраженно:

— Не глупи! — Раскрыв створки гардероба, она стала срывать с вешалок платья. — Разумеется, ты не можешь везти меня. Твое место здесь. — Она бросила ворох одежды на кровать и вернулась за новым. — …Ты должен стрелять тетеревов. Ты не можешь просто взять и уехать, оставив мистера Монтегью-Кришто-на без стрелка. Это было бы вопиюще невежливо. — Она свернула свое синее вечернее платье и затолкала его в угол чемодана, потом повернулась к Руперту. — И потом, тебе здесь так хорошо, так весело, — добавила она трагично, и глаза ее вновь наполнились слезами, — я же знаю, ты мечтал об этом… так… до-олго!..

Все было верно, но от этого не легче; Руперт заключил девушку в объятия и дал ей выплакаться. Он был потрясен до глубины души, ибо никогда не подозревал, что Афина, всегда столь легкомысленная, беспечная, «несерьезная», способна на чувства такой силы и глубины, на такую любовь, такую преданность своей семье. Почему-то, возможно намеренно, она скрывала от него все эти чувства, и теперь у Руперта было ощущение, что он видит новое лицо девушки, другую сторону ее личности.

Его носовой платок был насквозь пропитан потом и перепачкан ружейным маслом, поэтому он подал ей полотенце для лица, чтобы она высморкалась и вытерла слезы.

— Я тебя отвезу, — повторил он. — Все равно мы собирались в Корнуолл, так что теперь просто приедем раньше, чем планировали. Я все объясню Монтегью-Криштонам, уверен, они поймут. Но мне нужно принять ванну и переодеться в чистое белье. И тебе советую сделать то же самое. Как только ты будешь готова, мы отправимся в путь.

— Понять не могу, как ты можешь быть таким добрым…

— Так уж и не можешь? — усмехнулся он. — Что ж, бывает, бывает…

Даже ему самому эта фраза показалась невероятно нелепой.

Все были чрезвычайно добры и полны сочувствия. Машину Руперта вывели из гаража и поставили у парадной двери. Кто-то взялся вытащить и сложить в багажник их чемоданы. Джейми обещал позвонить в Нанчерроу и ввести отца Афины в курс дела. Миссис Монтегью-Криштон приготовила в дорогу сандвичи и термос.

Они со всеми распрощались и наконец тронулись в путь, направившись к магистрали по длинной дороге, проложенной в узкой лесистой долине.

Афина перестала плакать, но, глядя в окно, тяжко вздохнула:

— Мне горько смотреть на всю эту красоту. Не успела я тут оказаться, и вот уже мы вынуждены уезжать.

— Мы еще вернемся, — пообещал он, но слова почему-то прозвучали глухо и безнадежно, и Афина ничего не сказала в ответ.

К тому времени как они пересекли границу между Шотландией и Англией и подъехали к гостинице «Шотландский уголок», уже опустился вечер, и Руперт осознал, что если не даст себе поспать, то начнет клевать носом прямо за рулем, и они непременно окончат свое путешествие в кювете.

— Я думаю, нам следует остановиться и переночевать в гостинице, — предложил он. — Назавтра сорвемся чуть свет и, даст Бог, покроем остаток пути засветло.

— Хорошо.

Голос Афины звучал печально, и Руперт попытался развеселить ее.

— В разных номерах, — поддразнил он.

Афина промолчала. Через минуту-другую спросила:

— Ты и вправду так хочешь?

Его точно обухом по голове огрели.

— Разве не ты этого хочешь?

— Отнюдь, — последовал невыразительный, неопределенный ответ. Она пристально смотрела вперед, в темноту, куда не достигал свет мощных передних фар.

— Ты ничем мне не обязана, сама знаешь, — сказал он.

— Я думаю не о тебе. Я о себе забочусь.

— Ты точно этого хочешь?

— Я не в том состоянии, чтобы остаться одна.

— Тогда — мистер и миссис Смит?

— Да, мистер и миссис Смит.

Итак, они провели ночь вместе, найдя отдых и утоление страсти на огромной, удобной двуспальной кровати в безликом гостиничном номере. И Руперт обнаружил, что, вопреки всем своим увлечениям, толпам обожателей, поездкам в Париж, Афина оказалась невинной. Ничего более трогательного, более волшебного не бывало с ним за всю жизнь, девушка словно подарила ему бесценный подарок, который он будет беречь и лелеять до конца своих дней.

Итак, дилемма. Она, так сказать, подкралась к нему с тылу, незаметно, и его подсознание заранее забило тревогу, чувствуя, что скоро конец покою, что в любой момент он будет захвачен врасплох и брошен между молотом и наковальней, в то время как рассудок продолжал бодро твердить, что Афина — всего лишь очередное увлечение, еще одна девушка. Ложь. Какой смысл лгать самому себе, когда правда заключается в том, что какое бы то ни было дальнейшее существование без нее теперь для него невозможно? Да, Афина стала его будущим.

Что же, дело сделано. Он признался себе в этом. Руперт сделал глубокий вдох, затем медленно и облегченно выдохнул.

— Как ты печально вздыхаешь!

Он повернул голову и увидел Афину, с улыбкой стоящую в проеме распахнутых двустворчатых стеклянных дверей. На ней было кремовое полотняное платье без рукавов, стройная талия схвачена пестрым кремово-голубым шарфом.

— Ты похожа на знаменитую актрису, — заметил он, — которая появляется и спрашивает, не собирается ли кто-нибудь идти играть в теннис?

— А ты ни дать ни взять воплощение неумолимого рока. Впрочем, ты довольно уютно устроился. Не вставай! — Она шагнула на траву, пододвинула второй шезлонг поближе к тому, в котором сидел он, и уселась бочком, чтобы быть к нему лицом. — О чем ты вздыхал?

Он потянулся к ней и взял ее руку в свою.

— Скорее всего, я просто зевал. Как спала?

— Как убитая.

— Мы ждали тебя не раньше обеда.

— Меня разбудило солнце.

— Завтракала?

— Выпила чашку кофе.

— Если честно, я не зевал — я думал.