Возвращение домой.Том 1

— Вам нужно платить квартирную плату?

— Нет, это вроде временного жилья.

— Значит… если Сирил уйдет воевать, тебе придется съехать отсюда?

— Они не позволят мне жить тут одной. Дом потребуется для другого работника.

— И что тогда?

— Наверно, вернусь к маме.

— В домик в Сент-Джасте? Филлис, для тебя там не хватит места!

— В тесноте — не в обиде.

— Ох, как это жестоко!

— Я пыталась переубедить его, Джудит. Пыталась заставить посмотреть на все с моей точки зрения. Но он такой упрямый. Я тебе говорю, он всю жизнь только и мечтал о том, чтобы плавать… Иногда, — хмыкнула Филлис, — мне кажется, он молится о том, чтобы поскорее началась война.

— Не смей даже думать такое! Уверена, что это не так. Сирил понятия не имеет, с чем столкнется — там ведь не просто море, там пушки, торпеды, подводные лодки и бомбы.

— Я все это ему говорила. Но нельзя запретить мужчине пойти сражаться за свою страну. И ты не можешь отнять у человека то единственное, о чем он всегда мечтал.

— Нет, просто я думаю, это ужасно несправедливо. А как же твои желания и мечты?..

— Мои мечты? Знаешь, чего я хочу? Я думаю иногда об этом. Я хочу жить в красивом доме, с цветами и настоящей ванной. Избаловалась я, пока жила с вами в Ривервью. Там я увидела впервые в жизни ванную — всегда горячая вода, стоит только открыть кран, и аромат мыла твоей матери… А сад? Никогда не забуду этот сад, как мы сидели там летними деньками и чаевничали на свежем воздухе. И всюду цветы. Я посадила перед домом анютины глазки, но тут нет солнца, один только ветер. И ни кусочка земли на заднем дворе. Нет, я не жалуюсь. У нас есть крыша над головой, и, наверно, это лучшее жилье, какое у меня когда-либо будет. Но ведь мечтать не вредно, правда?

— Да… мечтать не вредно, — вздохнула Джудит.

Они опять замолчали — темы для разговора как-то неожиданно иссякли, и казалось, им больше нечего сказать друг другу. Все было слишком ужасно, слишком печально. Наконец Филлис рассеяла унылые чары. Она откинулась на спинку стула и неожиданно усмехнулась.

— Бог ты мой, — воскликнула она, — и что это мы сидим тут кислые, точно две старухи на похоронах! — Джудит вспомнила с любовью и благодарностью, что в любой, даже самой трудной ситуации Филлис всегда умела найти повод для шутки. — С такими мрачными лицами, будто приговорены к расстрелу!

— Как там твоя мама говорила, Филлис? «Ничего, бабушка надвое сказала, может, все еще обойдется».

— А нет, так «перемелется — мука будет». — Филлис сняла крышку с заварочного чайника и заглянула внутрь. — Похоже, чай уже холодный как лед и черный как деготь. Почему бы нам еще раз не вскипятить чайник и не заварить свеженького?

Только под вечер Джудит наконец распрощалась с Филлис и отправилась в обратный путь. Пока они с Филлис разговаривали, погода испортилась. Небо нахмурилось, густые тучи, надвинувшиеся с моря, принесли с собой сырой туман, растекающийся все дальше и дальше в глубь материка. Анну пришлось разбудить и внести в дом, Филлис открыла дверцу плиты, чтобы взбодриться видом пылающего угля.

«Дворники» на стеклах автомобиля Джудит ходили взад-вперед, и мокрая дорога змеилась свинцово-серой лентой посреди размякших на дожде вересковых полей. Вдобавок к тоскливой погоде на сердце Джудит тяжким бременем легла тревога за Филлис. «Теперь у нас есть дом, — сообщала Филлис в письме, — и мы собираемся пожениться». А чуть позже: «У меня будет ребенок». Казалось, все благополучно и она получила как раз то, чего хотела всегда и, более того, чего заслуживала. Но действительность обернулась горьким разочарованием, и Джудит больно было оставлять Филлис в этом убогом, уродливом коттеджике где-то на краю света. Когда они попрощались и Джудит, развернув машину на дороге, тронулась в обратный путь, Филлис с малышкой все еще стояла на пороге своего домика и махала рукой; но вот дорога повернула, и они потеряли друг друга из виду.

Несправедливо… Какая вопиющая несправедливость.

Она стала вспоминать Филлис в прежние времена, в годы жизни в Ривервью. Они любили ее, полагались на нее, относились к ней как к члену семьи, оттого-то она и оставалась с ними до самого конца. Невозможно было припомнить, чтобы Филлис когда-нибудь злилась, ругалась или брюзжала, и кухня, где она хозяйничала, всегда была милой гаванью смеха и дружеской болтовни. Джудит вспомнила, как они гуляли вместе, собирали полевые цветы. Как приятно было глядеть на Филлис в похрустывающем крахмальном переднике в бело-розовую полоску, когда она пускалась в погоню за Джесс вверх по лестнице или шла, неся им чай, по лужайке к тутовому дереву, под которым они сидели. И горше всего было вспоминать о том, как от нее сладко пахло тальком после ванны, какими пушистыми становились ее волосы после того, как она вымоет их шампунем…

Впрочем, глупо было предаваться сантиментам. В конце концов, Филлис вышла замуж за Сирила по собственной воле, она ждала этого многие годы. Сама дочь горняка, она знала лучше, чем кто-либо другой, что ее ждет. И дочка у них очаровательная, и, по-видимому, едят они досыта, но все-таки… как несправедливо!

Почему из всех людей именно Филлис приходится жить и воспитывать своего ребенка в таких условиях оттого только, что муж ее — шахтер? Почему семьи горняков не живут, как Уоррены, в симпатичных домах? Отчего торговать бакалеей занятие более денежное, чем добывать руду? Несомненно, тот, кто занимается тяжелым трудом глубоко под землей, должен зарабатывать больше. И почему люди вроде Кэри-Льюисов купаются в деньгах, не знают отказа ни в чем и — надо сказать — испорчены роскошью, в то время как прекрасная женщина Филлис вынуждена всякий раз кипятить воду, чтобы вымыть посуду, и в любую погоду совершать путешествие через двор только для того, чтобы сходить в уборную?

А если начнется война, Сирил уйдет, бросит жену и дочь на произвол судьбы. И не из глубоких патриотических чувств, а, по всей видимости, просто потому, что всегда мечтал вырваться из Пендина, сбежать с оловянных рудников и плавать на корабле. Интересно, сколько тысяч молодых мужчин по всей стране охвачены теми же чувствами? Парней, которые за всю жизнь практически носа не высовывали из своей родной деревни, разве только съездили пару раз на автобусе в церковь в ближайшем городке или на чемпионат по «дротикам».

Джудит было известно, что изобретение велосипеда перевернуло всю сельскую жизнь в Англии: впервые в истории юноша мог поехать за пять миль на свидание к девушке из соседней деревни; эта свобода передвижения заметно снизила количество браков между родственниками и, как следствие, случаев врожденного уродства в замкнутых сельских общинах. Если обыкновенный велосипед вызвал такие благотворные перемены, то неужели современная война не подорвет и не сметет безвозвратно социальные перегородки и традиции, чтимые с незапамятных времен? В нынешнем своем настроении Джудит заключила, что в конце концов это, может статься, будет не так уж и плохо, но все-таки опасность мобилизации, бомбежек и химических атак не стала от этого менее страшной.

Так что же будет с Филлис и Анной? «Они не позволят мне жить тут одной. Наверно, вернусь к маме». Выселенная и обездоленная. Замужняя женщина не имеет собственного дома, даже самого скромного. «Знаешь, чего я хочу? Я хочу жить в красивом доме, с цветами и настоящей ванной».

Если бы только можно было что-нибудь сделать, хоть как-то помочь Филлис. Но нельзя, никак нельзя. А если бы и представилась возможность, это было бы лишь вмешательством в чужую жизнь. Все, что остается Джудит, это не терять связь, наведываться как можно чаще в Пендин, чтобы в критический момент оказаться поблизости и протянуть руку помощи.

Часы на церковной башне пробили пять, когда она притормозила у дверей «Бакалейной Уорренов». Магазин был еще открыт, он закроется только через час. В субботние вечера туда непрестанно заскакивали покупатели, чтобы в последнюю минуту затариться на выходной день провизией: немножко бекона к завтраку, консервированный горошек и заварной крем-концентрат для неуемного воскресного обеда. Этим вечером в лавке было даже оживленнее, чем всегда: с полдюжины клиентов ждали в очереди, а за прилавком хозяйничала одна Хетер, порядком задерганная, но пока стойко удерживающая позиции.