Возвращение домой
Шрифт:
— Только не это! — рассмеялась Шарм. — Должно быть, слухи уже распространяются! — сказала она, убегая.
Грейс замерла на месте, слабо шевеля ртом какое-то время, и затем, закрыв лицо копытом, прорычала:
— Аргх… отлично! Кто-то должен это сделать! — развернувшись, она пробормотала. — Сюда.
— Я что-то пропустила? — спросила Глори.
— Сплендид расскажет Дью Троту, Стиплз и Орандж о вашем прибытии, вероятно добавив, что единолично остановил вас от распыления охраны в кровавые пятна. А Шарм будет маленькой занозой в моем заду, — сказала Грейс, затем выпрямилась. Глубоко вздохнула, удерживая копыто у груди, и резко выдохнув, посмотрела на меня. —
— Вы серьезно относитесь к своим обязанностям, — Глори наблюдала, как принцесса уводит нас от хорошо одетых пони.
— Кто-то должен. Быть принцессой — это больше, чем просто получать все, что захочешь, — чопорно ответила Грейс. — Вопреки тому, что по этому поводу думают мои брат с сестрой.
Она пробежала вниз в холл и вверх по лестнице на третий этаж.
— Кабинет отца. Он решил, что вам хотелось бы подождать его здесь для разговора наедине. Он скоро будет, — она развернулась к моим друзьям. — Теперь к остальным из вас. Желаете те ли вы пообедать, принять ванную, поспать или сходить на экскурсию?
— Пообедать, — сказала Скотч, подняв копыто.
— Принять ванну было бы замечательно, — сразу же просияла Глори.
Бу издала громкий зевок.
П-21 отступил к холлу.
— Конечно. Я был бы счастлив осмотреться.
Лакуна ничего не сказала. Она стояла неподвижно, как камень.
— Ну конечно, — со вздохом пробормотала Грейс и затем подарила мне слабую улыбку, — Хорошо, я позабочусь о твоих друзьях и после вернусь за тобой, когда ты закончишь с отцом. Говори кратко и по существу. У него слабое здоровье, он быстро устает.
Я посмотрела, как она ведет моих друзей по коридору и затем открыла дверь. Действительно… У меня есть всего лишь маленький воп…
«Департамент межминистерских дел».
Транспарант, повешенный на дальней стене, был выполнен в элегантных черно-белых тонах. Я смотрела на фотографии министерских кобыл, Гранат, Оникс и даже Голденблада. Я медленно обошла стол, проверила терминал, затем осмотрела зернистую фотографию Голденблада, пожимающего копыто Принцессе Луне.
«Голденбладу предложена незначительную роль в новом правительстве Принцессы», — гласила подпись.
Более четкая картинка показывала металлическую тумбу и большого зелено-фиолетового дракона сжигающего черный силуэт пони потоком зеленого огня.
«Преступник казнен за преступления против Эквестрии».
Тут были карты долины Хуффингтона и всей Эквестрии на стене, утыканные цветными булавками. Большая газетная статья в рамке спрашивала: «Что такое ДМД и кто отвечает за него? Принцессы и министерства не отвечают».
Я видела ряд золотистых шаров памяти на застекленном стеллаже, которые почти заставили мой рог подергиваться. К сожалению, я знала, что этот замок мне не по зубам… Возможно П-21 сможет прийти сюда и позаимствовать их для меня?
Терминал на столе был включен. Там были, должно быть, десятки аудиофайлов. Прослушивание их всех могло занять целый день, но я ничего не могла с собой поделать и ткнула в один наугад.
Файл начал проигрываться, заполняя воздух знакомым хриплым дыханием.
— …должны убедиться, что Кловертейл остается в списке «исключений» ММ. Если Пинки Пай арестует еще одного жизненно важного члена МВТ… — ворчал жеребец.
— Голденблад? — жеребец говорил чистым здоровым голосом, кажущимся до боли знакомым. — Ты опоздал. Гранат уже начала встречу.
Последовала
длинная пауза.— Ты выглядишь ужасно.
— Пинки Пай снова арестовала Кловертейла, Троттенхеймер, — просипел Голденблад, затем стукнул копытом. — Разве она не знает, что компания Кловертейла делает матрицы заклинаний для силовой брони Стальных Рейнджеров? Если избавиться от Кловертейла, компания остановится, пока они не выберут нового директора. Кловер создал юридический кошмар, чтобы защитить себя. Это даст ему месяц, два если Эппелджек решит попробовать поиграть в Министерскую Кобылу. Это бы задержало нас более чем на пятьсот единиц.
Он испустил многострадальный вздох.
— Почему Пинки Пай не может удержать своих «правоохранников» от досаждения аристократии и перестать вмешиваться в управление страной?
— Я сомневаюсь, что она смотрит на это под таким углом. Кловертейл — сволочь. Ты знаешь, что он сделал, — сказал Троттенхеймер хриплым голосом.
Голденблад испустил шипящий вздох и сказал:
— Сволочи нам будут нужны еще несколько лет. Затем Принцесса сможет согнать Кловертейла и меня вместе со всеми остальными, когда она будет избавляться от мусора.
Наступила пауза, затем Голденблад что-то пробормотал о позорной отставке.
— Он меньшее зло.
— Многовато его в Эквестрии в эти дни, — заметил Троттенхеймер. — Ты поэтому так дерьмово выглядишь?
Ответа не было целую долгую минуту и затем Голденблад ответил:
— Я не так много ем. Сплю еще меньше. Стараюсь держать Луну вне моих снов.
— О, конечно, это гениально. Голод и недостаток сна это замечательное начало для любого лидера, который хочет добиться полного истощения. Ты так же еще и пьешь, Голди?
— Не будь смешон, — повысил голос Годленблад и затем смягчился. — Я буду в порядке. Мы уже так близко. Закончить еще несколько вещей… и тогда…
— Я беспокоюсь о тебе, Голди. Как и все пони в Департаменте, — ответил Троттенхеймер. — Если бы они знали твой план…
— Их беспокойство не обосновано. Пусть лучше беспокоятся о принцессе и Эквестрии, — сказал Голденблад, испустив долгий усталый стон. — Еще несколько месяцев. Возможно даже несколько недель. Твайлайт Спаркл получит своих проклятых аликорнов, если она продолжит ковыряться в Исследовательском Центре Гиппократа, как и раньше. Я почти наполовину хочу просто сказать ей, чего это будет стоить. Может быть, она передумает.
— И что будет после того, как Твайлайт начнет серийное производство аликорнов?
— Вероятно, это будет тот момент, когда план наконец-то завершится. Луна получит правительство на последующую тысячу лет. Эксвестрия наконец-то сможет вернуться к нормальной жизни. И Твайлайт будет казнена за преступления против народа пони и подрыв режима. Богини, хоть бы она остановилась…
Тоскливая усталость слышалась в его голосе. Как будто он отдал бы все, даже свою жизнь, особенно свою жизнь, ради этого.