Возвращение экспедиционного корпуса
Шрифт:
— Так вроде ж о мире заговорили? — обронил один из комитетских тоже не входящих в СДПР. — Сам газеты нам читал… Перемирие и значит боевым действиям конец…
— Ха! Американские буржуи не для того столько денег, многие мильены, вбухали в военную промышленность, чтобы ее так просто закончить не получив прибылей. Они ведь только-только свою промышленность раскрутили, стали делать пушки, пулеметы и боеприпасы, а тут бац и войне конец! Вот увидите этот Блюм сейчас начнет хвостом вилять прижатый к стенке американскими банкирами. Так что вполне можем оказаться на передовой, при этом нас разобьют на отдельные полки, чтобы мы больше не моли
Солдаты еще погудели обсуждая варианты действий, но в конечном итоге благодаря тому, что большинство комитетских все-таки являлись активистами СДПР, сошлись на мнении, что верить буржуям, кои хотят разделить Россию на колони, нельзя, а значит выдавать полковника никак не можно.
Климов, услышав решение, выдохнул с облегчением, хоть и постарался скрыть это за маской уверенности. Так-то сдаваться он и не думал, даже при ином раскладе, но при этом должен был пойти на риск и дать возможность решить свою судьбу именно Комитетским, чтобы солдаты видели, что от них тоже что-то зависит, что полковник не очередной тиран, а значит и доверия теперь к нему будет еще больше, что очень немаловажно в дальнейшем.
Кроме того, в пользу Климова сказался еще один момент, который он несколько упустил из виду и осознал лишь чуть позже в очередной раз проходя мимо составов по своим делам и отвечая на доброжелательные приветствия солдат, а именно фактор Лидера или даже Вождя.
Дивизия, после всего произошедшего, да в условиях враждебного окружения и чужбины начала незаметно, но стремительно мутировать из воинского подразделения с формальным подчинением старшим по званию в нечто иное… не то, чтобы в банду, но что-то в такое полуформальное, вроде казачьего войска, как оно формировалось изначально после перехода от чистых разбойных шаек в нечто более организованное.
Этому процессу оказачивания, если так можно выразиться, весьма способствовали Солдатские комитеты с их демократическими процедурами. Ведь тех же атаманов тоже выбирали на сходе, как и самого Климова в командиры дивизии выбрали именно солдаты. И полковник в глазах солдат теперь скорее ассоциировался батькой-атаманом, а это уже совсем другой уровень личностного восприятия и… преданности, особенно на фоне его всяческой заботе о подчиненных. Все это усиливалось еще и тем, что он вел их домой. Тоже кстати невольные параллели возникали с тем же Моисеем, из-за чего на подсознательном уровне проявлялся этакий религиозно-мистический налет к его персоне.
Но это не что-то уникальное. В такие нестабильные времена революционных потрясений наверх всплывает не только всякое отребье, как некая субстанция жизнедеятельности, но и сильные личности, как правило одиозные, что сколачивали вокруг себя значительную силу. Ярчайший пример — Наполеон, что прорвался к верховной власти. Большинство же просто стали местечковыми «знаменитостями», что либо не смогли подняться выше или вовсе не ставили себе таких целей изначально, предпочитая играть во второй лиге.
Офицеры из прежних может и были не согласны с решением Солдатских комитетов и с удовольствием бы сдали своего командира американцам, но понимали, что после этого их всех порвут на клочки.
29
Сгустились
сумерки.Климов вызвал Федорова. При этом отметил, что что-то неуловимо изменилось в отношении Воздушного казака к нему. Исчезла какая-то дурашливая наигранность что ли, кою Михаил раньше воспринимал просто как черту характера этого пилота от бога. Но теперь понял, что это являлось своеобразной психологической стенкой, что Федоров поставил между собой и ним.
«Только теперь он похоже полностью признал мое право приказывать ему, — осознал Климов. — Раньше ему просто деваться некуда было. А теперь за внешним формальным признаем легло фактическое. Ну да, казак ведь и для него произошедшее токовище куда как более сакрально… из тех исконно-посконных времен…»
Михаил встряхнул головой отбрасывая лишние сейчас мысли.
— Виктор Георгиевич, как мне думается, завтра по нам первым делом постараются отбомбиться бомбардировщики и истребители уничтожив подвижной состав и тем сам лишив нас возможности уйти…
— Да… Михаил Антонович, так и будет, и мы не сможем их остановить.
— Точно?
— Да, сами же видели бой. Фактически один к десяти. Нас сметут.
— Мне кажется есть один способ вывести авиацию противника из строя, и я хочу с вами посоветоваться…
— Какой же?!
— Совершить ночной налет на их аэродром.
— Ночной?
— Да.
— Плохая идея…
— Почему? Не сможет найти цель?
— Цель как раз найти н проблема… долететь до нее — проблема.
— А точнее?
— Большинство просто попадает не выдержав высоты. Ведь тьма же кругом, ни верха, ни низа не чувствуешь… И если я еще смогу выдержать горизонт, то вот насчет остальных я совсем не уверен. Скорее наоборот уверен, что будут метаться из стороны в сторону как слепые курицы.
— А вы точно сможете?
— Да, я хорошо вижу в темноте, как кот. Это у меня родовая способность, мои предки завсегда в ночных разведках и нападениях участвовали. Мне наоборот днем при ярком свете Солнца не очень комфортно… Но что я смогу один сделать? Может лучше на рассвете вылететь?
— Нет, это тоже плохая мысль. Часть еще на подлете собьют зенитчики, а потом поднимутся пилоты на уцелевших машинах и раздолбают в небе остальных…
— Верно…
— А если вам прицепить электрический фонарь? Даже несколько, на хвост и крылья… Да и остальным, чтобы могли ориентироваться на вас и впередиидущего? Сможете их протащить за собой как стаю журавлей?
— Хм-м… а вот это уже мне нравится, — после короткой паузы кивнул Федоров. — Но бомбить ночью… Вряд ли там все так хорошо освещено…
— Не ночью, а подгадать время подлета так, что за горизонтом чуть забрезжило. Этого хватит для относительно точного сброса бомб на самолеты.
О том что лучше всего в первую очередь разбомбить палатки с пилотами Михаил даже заикаться не стал. Не по-рыцарски.
— Да, так будет идеально.
Ну и не откладывая начали готовиться к вылету. Федоров выступил перед впавшими в депрессию пилотами, после дневного боя тоже все прекрасно поняли, что их всех в следующих боях посбивают, и по мере того, как Воздушный казак Вердена выступал лица летчиков преображались, сменяясь недоумением, недоверием, а потом радостным азартом. Да, полет непростой, но если все получится то, как минимум половина воздушных сил противника окажется выведена из строя.