Возвращение любви (Вновь любима) (Другой перевод)

Все, что она желала… У нее ничего не было, совершенно ничего… даже надежды забеременеть от Роберта. До сегодняшнего утра она не понимала, как, оказывается, хочет иметь ребенка. Она содрогнулась, подумав, что это совсем уже чересчур, что не может обречь ребенка на то, чтобы он стал единственным объектом ее чувств, чтобы перенести на него любовь, которой не желает Роберт.

Она должна радоваться, что не забеременела, но вместо этого она плакала горькими слезами… слезами, в которых перемешались волнения и отчаяние, слезами, которыми она не плакала в то утро, когда Роберт окончательно ушел от нее.

В попытке заставить себя вернуться к нормальной жизни она согласилась пойти с Полом на вечер к их общему другу в субботу.

Они немного опоздали, но хозяйка, которая всегда очень хорошо относилась к Полу, улыбнулась, простив им это после того, как Пол принес извинения и вручил ей специально купленные для такого случая цветы.

– Идите прямо в гостиную, – велела Джемма. – Алан нальет вам аперитив, а я пойду посмотрю, как там ужин. Все остальные гости уже приехали.

Чета Бэйли жила в элегантном георгианском доме, который был тщательно обновлен и покрашен; их гостиная представляла собой большую симметричную комнату, оформленную в мягких персиково-золотистых тонах – немножко театрально на взгляд Холли, но весьма, весьма элегантно и служила прекрасным фоном для мужчин в торжественных костюмах и женщин в изысканных туалетах от модельеров.

Бэйли были больше друзьями Пола, чем ее, но Бэйли встретил их обоих одинаково тепло и радушно.

Холли отказалась от аперитива и стояла, разглядывая гостиную, в то время как Пол объяснял, почему он опоздал. Ее интерес к гостям был весьма поверхностным, но неожиданно она окаменела, увидев на другом конце комнаты Роберта.

К счастью, он стоял спиной к ней, так что у нее было время прийти в себя, не обнаружив свое ребяческое поведение.

– Что случилось, что-нибудь не так? – с тревогой спросил Пол после того, как хозяин извинился и отошел.

– Нет, ничего. Я… я думаю, я простудилась, вот и все, – соврала Холли.

– Простудилась? – Пол в удивлении поднял брови. – У тебя был такой вид, как будто ты собралась умирать. – Он нахмурился. – К тому же, Холли, ты теряешь вес. Послушай, я знаю, тебе не нравится вся эта шумиха вокруг выпуска новых духов, и я знаю, что, пока меня не было, все лежало на тебе. Если это становится для тебя чересчур обременительным…

Холли покачала головой.

– Я просто немного устала, вот и все, – повторила она. – И вообще говоря, так оно и было. Просто ей надо сделать так, чтобы Пол поверил, что дело в здоровье, а не в ее чувствах.

Роберт все еще не видел ее, и ей очень хотелось исчезнуть, прежде чем это произойдет, но как это было возможно сделать, не утащив с собой Пола и не привлекая к себе внимания? Нет, ей просто придется сцепить зубы и так или иначе продержаться весь вечер.

Она вновь оглянулась по сторонам, стараясь не смотреть в сторону Роберта, но ничего не могла с собой поделать. Ее взгляд непременно останавливался на нем, она хотела увидеть – с кем он. Не с Анджелой – ее не видно – но других гостей она знала плохо, поэтому ей было невозможно определить, которая из присутствующих элегантных женщин приехала с ним.

Вернулась Джемма и объявила, что вскоре подадут ужин.

Темно-красная столовая с антикварной мебелью и пейзажами в тяжелых золоченых рамах была идеальным фоном для севрского сервиза и старинного серебра, недавно приобретенных четой Бэйли.

Такое же вложение денег, как и все другое, заметил Алан в ответ на восхищение женщин.

Когда все расселись по своим местам, Холли с ужасом обнаружила, что Роберт сидит напротив и бросил на нее пронзительный взгляд, прежде чем сесть. Она почувствовала, что лицо у нее загорелось, а руки так задрожали, что ей пришлось спрятать их под столом. Пол слева беседовал с соседкой, не замечая ее расстроенного состояния, чего нельзя было сказать о Роберте. На какую-то секунду она увидела его рот, скривившийся как бы в негодовании и презрении, прежде чем отвернулась.

Ладно, пусть она ведет себя глупо, и всем видно, как она взволнована, но ей и в голову не приходило, что Роберт может быть здесь. Если бы она знала об этом, она ни за что не согласилась бы приехать. Она еще недостаточно успокоилась, чтобы увидеть его вновь… и была очень чувствительна, насколько может быть чувствительна женщина к мужчине, которого любит и который был ее любовником.

Один только факт его присутствия вызвал в ней такую бурю чувств, что ей стало просто нехорошо.

Она чувствовала, что ей не надо смотреть на него, и все же, как какое-то безвольное существо, не могла справиться со своими эмоциями и, подняв голову, посмотрела через стол.

Он разговаривал с женщиной, которая сидела рядом с ним, невероятно шикарной брюнеткой, говорившей с американским акцентом, которая, насколько поняла Холли, сопровождала его на вечере.

Ревность пронзила ее острым кинжалом, и она испытала чувства, каких не испытывала никогда, столь первобытные, что они шокировали и потрясли ее.

Они, что же, любовники, Роберт и эта шикарная дама из Нью-Йорка? Может, ее преследование Робертом подогревалось желанием к этой женщине, – которая сейчас сидела подле него, – судя по разговору, прилетевшей из Нью-Йорка специально, чтобы увидеться с ним.

Любовники, конечно же они любовники. Глупо считать иначе.

Сейчас было важнее дожить до конца званого обеда, разговаривать и улыбаться, чтобы никто – и особенно Роберт и его любовница – не догадался, что у нее на уме.

К тому времени, когда подали основное блюдо, голова у Холли почти раскалывалась. Еда не шла ей в горло, и, когда спутница Роберта наклонилась через стол и, тепло улыбнувшись ей, воскликнула:

– Я столько о вас слышала! Позвольте мне выразить свое восхищение вами и всем тем, что вы достигли, – Холли смогла ответить лишь натянутой вежливой улыбкой. Эта женщина, ее звали Кэндис, держалась так уверенно, так чистосердечно и открыто и так обаятельно и тепло, что при других обстоятельствах она непременно понравилась бы Холли.

И она с отчаянием отметила, что лишена даже возможности невзлюбить женщину, которую Роберт избрал своей любовницей, и все это смешалось с ней с чувством вины и презрения к самой себе из-за своего поведения. Если бы она знала, что в жизни Роберта есть другая женщина, женщина, которая по виду обладала исключительным правом на его желание, она бы никогда не позволила своим эмоциям выйти из-под контроля, никогда бы не позволила себе провести с ним ночь.

Все другие покончили с основным блюдом. Джемма нахмурилась, убирая почти полную тарелку Холли.

– Мне очень жаль, Джемма, – извинилась Холли. – Было очень вкусно, но я… у меня что-то совсем нет аппетита последнее время.

Отвернувшись от нее, она неожиданно увидела, что Роберт пристально наблюдает за ней, и поняла, что он слышал слова извинения, которые она пробормотала Джемме.

Он нахмурился, рассматривая ее; несомненно думает: и как это она могла его привлекать, с горечью подумала Холли. Ей достаточно было просто сравнить себя с Кэндис… чтобы увидеть жизнерадостность и уверенность другой женщины, увидеть себя, Холли, такой, какой ее видел Роберт, с чересчур бледной кожей от нервного стресса и напряжения, с фигурой, которой не хватало обольстительных изгибов Кэндис, с разговором, в котором не хватало ума Кэндис. И все же, несмотря на всю зависть к американке, та не могла не нравиться ей, потому что вела себя одинаково обворожительно как с мужчинами, так и с женщинами.