Возвращение Матарезе
Шрифт:
– Насколько я понял, Джеффри удалось получить фотографию предателя, работающего в Лондоне. Он назвал это «порой предательства Гойи».
– Что?
– Гойя был одержим казнями, которые в современной ему Испании были обычным делом.
– Мне известно, кто такой художник Гойя. О каком предателе ты говоришь?
– По-моему, вычислили шпиона Матарезе в Лондоне. И он оказался очень высокопоставленным человеком.
– Вот это уже настоящий прогресс. Пора и нам внести свою лепту.
– Я бы развил прогресс в наших личных
– Только не сейчас, дорогой. Я хочу этого не меньше тебя, но у нас осталось всего три часа до визита к Паравачини.
– Ну что может решить какой-нибудь час?
– Начнем с того, что вокруг озера ехать по крайней мере сорок пять минут, а у нас с тобой еще нет подобающей одежды.
– А почему мне нужно ходить по магазинам вместе с тобой?
– Потому что мужчины знают, как должна одеваться женщина, чтобы выглядеть привлекательно. Я так долго носила военную форму, что совсем отстала от жизни. Так что ты должен мне помочь.
– А как же насчет меня?
– А одеться тебе помогу я.
– Феминистка!
– В определенной степени, согласна… Ну а теперь, когда мы немного поостыли, я скажу, как тебе удалось разбить мои преграды. Хочешь услышать?
– Не знаю. Впрочем, да, хочу.
– Камерон Прайс, ты человек в высшей степени порядочный. На свете таких раз два и обчелся. Ты чувствовал идущие между нами волны, как и я, но держал себя в руках – относился ко мне с уважением, как вряд ли поступили бы на твоем месте другие. И это мне очень понравилось.
– Я даже не думал о том, что все может быть иначе. Ну да, волны были, но у тебя хватало своих проблем – муж, сын, весь тот ужас, через который тебе пришлось пройти. Разве может посторонний человек преодолеть такие преграды?
– Ты их преодолел, нежно и мягко, однако в своем ремесле тебя нельзя назвать ни нежным, ни мягким… Да, Камерон, я ознакомилась с твоим послужным списком. Ты по сути своей создан для такой работы – никому не даешь пощады и не ждешь ее сам. На твоем счету числится двенадцать убитых лидеров террористических группировок, и еще столько же, не сомневаюсь, остались за официальными сводками. Ты проникаешь в самое логово врага, после чего беспощадно его уничтожаешь.
– Такова моя работа, Лесли. Если бы не я, эти люди погубили бы сотни – тысячи – невиновных.
– Я с тобой полностью согласна, дорогой. Я только хочу сказать, что у специального агента Прайса есть и другая сторона, которую он мне показал. Имела ли я на это право?
– Разумеется, но давай ближе к делу, хорошо?
– О, хорошо, хорошо. Итак, знаешь, почему? Можешь не ломать голову, я сама отвечу… Я не знаю, что случится на следующей неделе или в следующем месяце, или, даст бог, в следующем году, но в настоящий момент я не хочу потерять тебя, Камерон Прайс. Мне уже пришлось потерять одного порядочного человека, и второго я терять не хочу.
Стиснув друг друга в яростных объятиях, они упали на кровать.
Под крышей изящной беседки в дальнем правом углу поля для крокета играл струнный квартет. К моменту появления Джона и Джоан Брукс, успевших прославиться своей благотворительностью состоятельных американцев, остальные гости уже собрались. Рядом с воротами
установили на треноге большую грифельную доску; началось разбиение игроков на пары. По всему ухоженному полю на берегу озера были расставлены сервировочные столы, накрытые белоснежными льняными скатертями.У дальнего конца длинного причала стояла огромная величественная яхта. На палубу была переброшена прочная сходня с хромированными перилами. Взор притягивал шатер с видом на северный берег озера Комо, способный вместить человек шестьдесят, разбитый на палубе яхты.
Даже мощная подзорная труба Тогацци могла дать лишь общее представление о самом особняке. Это был современный «замок» из каменных плит и дерева, взметнувшийся вверх на четыре этажа и обрамленный открытыми башенками. Недоставало только рва. Администратор «Вилла д’Эсте» не ошибся, назвав поместье Паравачини самым замечательным за озере.
– За эти наряды мы с тобой выложили приблизительно по месячному жалованью, – заметила Монтроз, когда они с Камероном шли по вымощенной кирпичом дорожке, которая вела вокруг особняка к берегу озера, где должен был состояться праздник. – Но мне почему-то кажется, что здесь у нас с тобой будет самый убогий вид.
– Да ты с ума сошла, – с жаром возразил Прайс. – На мой взгляд, мы выглядим просто сногсшибательно, в особенности ты.
– Это уже другое дело. Прекрати так таращиться на меня. Мы с тобой как-никак родные брат и сестра.
– Извини, у меня это получается как-то само собой.
– Не поворачивайся, просто рассмейся и склони голову вправо. Нас пристально разглядывает какой-то мужчина. Он в голубых брюках и ярко-желтой рубашке.
– Заметил. Я его вижу первый раз в жизни.
– Он приближается к нам, Джон.
– Все понял, Джоан.
– Должно быть, вы и есть Бруксы! – радостно воскликнул темноволосый красивый мужчина; его английский был тронут заметным итальянским акцентом. – Семейное сходство не вызывает никаких сомнений.
– Нам нередко приходится слышать это, – ответила Лесли, протягивая руку. – Ну а вы?..
– К вашим услугам, хозяин этого дома, Карло Паравачини. Мне очень приятно, что вы приняли мое приглашение, – сказал дон Карло, целуя Лесли руку. – Или, как меня называют мои американские друзья, Чарли, – продолжал он, пожимая руку Камерону.
– В таком случае я наберусь дерзости, – ответил Прайс, – и скажу, что рад с вами познакомиться, Чарли.
– Мне это нравится, мне это нравится… Не желаете чего-нибудь выпить? Могу предложить замечательное шабли, а также марочное виски.
– Вижу, кто-то шпионил за нами, – вмешалась Лесли. – Это наши любимые напитки.
– Но вы во всем знаете меру, как я успел выяснить. И мне это нравится, мне это нравится.
– В таком случае, сейчас самый подходящий момент передать вам наилучшие пожелания от администратора «Вилла д’Эсте», – добавил Камерон.
– С признательностью их принимаю, – сказал красавец-хозяин, – но, ради всего святого, не говорите ему, что на сегодняшний вечер я переманил у него первого помощника шеф-повара. Этот мошенник выкрадывает все рецепты своего шефа, но, в конце концов, у него сегодня выходной.