Возвращение на родину

– Э-эй!
– раздался оклик из темноты.

– Гей-гей!
– отозвался Тимоти.

– Есть тут прямая дорога к миссис Ибрайт в Блумс-Энд?
– донесся до них тот же голос, и, смутно видимая в полутьме, длинная тонкая фигура приблизилась к кургану.

– Может, нам бы домой побежать, соседи?
– сказал Христиан.
– Только не порознь, а всем вместе? А?

– Наберите там дроку, - сказал Фейруэй, - да зажгите - посмотреть, кто это.

Когда пламя вспыхнуло, из темноты выступил молодой человек в облегающем костюме и красный с головы до пят.
– Есть тут прямая дорога к дому миссис Ибрайт?
– повторил он.

– Да вон та тропка, где ты стоишь.

– Нет, такая, чтобы фургон и пара лошадей могли пройти.

– Проедешь и парой. Дорога, правда, плоха, да и круто, но ежели у тебя есть фонарь, так лошади найдут, куда копыто поставить. А где твоя повозка, сосед охряник? Высоко ли уже взобрались?

– Я оставил ее внизу, с полмили отсюда, а сам пошел проверить дорогу. Давно здесь не бывал, боялся в темноте заплутаться.

– Ничего, валяй, проберетесь, - сказал Фейруэй.
– Ох, и страх же меня взял, когда я его увидел!
– продолжал он, обращаясь ко всем вместе, в том числе и к охрянику.
– Господи, думаю, что это за пугало такое огненное? Ты, друг, не обижайся, я же не говорю, что ты и впрямь пугало, основа-то у тебя, всякому видать, хорошая, отделкой вот малость не вышел. Я к тому, что спервоначала больно уж мне чудно показалось - вроде как черта вдруг увидал либо красный этот призрак, про которого мальчишка рассказывал.

– А я еще хуже перепугалась, - сказала Сьюзен Нонсеч, - потому прошлой ночью я во сне мертвую голову видела.

– Ох, да уж и не говорите, - сказал Христиан.
– Ему бы еще платок на голову, совсем бы дьявол с картинки про искушение.

– Ну что ж, спасибо, что показали дорогу, - проговорил, слегка улыбаясь, молодой охряник.
– И спокойной ночи вам всем.

Он сошел с кургана и исчез в темноте.

– Где-то я встречал этого парня, - заметил Хемфри.
– Но где, и когда, и как его звать, не помню.

Не прошло и пяти минут после ухода охряника, как новый путник приблизился к частично ожившему костру. То была всем известная и всеми уважаемая вдова, тоже местная жительница, но по манере держать себя отличавшаяся от простых поселян. На черном фоне убегавшего вдаль вереска лицо ее светилось ровной белизной без теней и полутонов, как античная камея.

Это была женщина средних лет, с правильными и несколько жесткими чертами лица, какие часто встречаются у тех, в ком острый, проницательный ум преобладающее качество. Временами казалось, что она смотрит на все с высоты -как бы с некоей горы Нево[6], недоступной для окружающих. В ней была отчужденность, как будто одиночество, источаемое вересковой степью, все сосредоточилось в этом лице, так нежданно возникшем из темных ее пределов. На поселян, столпившихся у костра, она смотрела с таким видом, словно очень мало считалась и с их присутствием, и с тем, что они могут подумать о ней, блуждающей в такой поздний час и по таким глухим местам; в этом беглом взгляде было косвенное признание, что в каком-то смысле они ей не ровня. Объяснялось это, вероятно, тем, что, хотя муж ее был мелким фермером, сама она родилась в семье священника и когда-то мечтала для себя не о таком будущем.

Люди с сильным характером, подобно планетам, движутся по орбитам, окруженные собственной атмосферой. И эта немолодая женщина, появившаяся теперь на сцене, умела в любом обществе задавать тон. С поселянами она обычно бывала сдержанной и немногословной, может быть, именно от сознания своего превосходства. Но сейчас, попав на свет, к людям, после одиноких блужданий в темноте, она склонна была к большей, чем всегда, общительности, что проявлялось не столько в ее словах, сколько в выражении лица.

– Ба, да это миссис Ибрайт, - сказал Фейруэй.
– Миссис Ибрайт, всего десять минут назад тут один человек спрашивал, как к вам проехать. Охряник.

– Что ему нужно?
– спросила она.

– Не сказал.

– Продать, вероятно, что-нибудь хочет. Только что - не могу себе представить.

– А мы тут порадовались за вас, мэм, - сказал торфяник Сэмгоэл. Слыхать, ваш сын Клайм на рождество приезжает? Вот он страх как любил костры разжигать!

– Да, кажется, приедет, - сказала она.

– Красивый небось парень теперь стал, - заметил Фейруэй.

– Он теперь взрослый мужчина, - спокойно ответила она.

– И не боязно вам, миссис, одной по пустоши ходить?
– проговорил, выдвигаясь вперед, Христиан; до сих пор он держался поодаль.
– Смотрите, не заблудитесь! Нехорошо ночью на Эгдоне, а сегодня еще и ветер как-то по-особому воет, ровно живой... Даже кто Эгдон хорошо знает, и то, бывало, вражья сила невесть куда заведет!

– Это ты, Христиан?
– сказала миссис Ибрайт.
– Что это ты вздумал от меня прятаться?

– Да я сразу-то вас не признал - темно, ну и оробел малость. Я же отроду этакий горюн - все чего-то худого жду, все беспокоюсь... Кабы знали вы, какая меня иной раз тоска берет, так подивились бы, что я до сих пор еще руки на себя не наложил.

– Ты, значит, не в отца пошел, - сказала миссис Ибрайт, поглядывая в сторону костра, где дедушка Кентл все еще выплясывал в одиночку среди искр.

– Эй, дед!
– сказал Тимоти Фейруэй.
– Не срами ты нас! Этакий старец почтенный - на восьмой десяток уже перевалило, а скачешь один, как маленький!

– Блажной старик, - удрученно сказал Христиан.
– Все бы ему озоровать! Я б с ним, непутевым, и недели одной не прожил, было б только куда уйти!..

– Ты бы, дедушка, должен гостью нашу встретить, поприветствовать, как положено, ты же здесь всех старше, - укорила и метельщица Олли Дауден. Этак бы куда пристойней!

– А и верно, конечно бы, должен, - покаянно вскричал дряхлый весельчак, останавливаясь.
– Памяти у меня совсем нет, миссис Ибрайт, забываю, как все они на меня смотрят. Думаете, у меня веселье одно на уме? Э, нет, не всегда. Это тоже бремя не малое, когда все тебя вроде как за начальника почитают, я же чувствую.

– Мне очень жаль прерывать нашу беседу, - сказала миссис Ибрайт, - но я должна вас покинуть. Я шла через пустошь к своей племяннице, они с мужем хотели сегодня вернуться, но услыхала голос Олли и поднялась сюда спросить, не собирается ли она домой. Тогда мы могли бы пойти вместе, нам по дороге.

– Да, да, мэм, я как раз хотела идти, - с готовностью откликнулась Олли.

– Так вы, наверно, встретите этого охряника, про которого я говорил, сказал Фейруэй.
– Он только пошел за своим фургоном. И мы слыхали, что ваша племянница с мужем, как поженятся, так сейчас и вернутся, и тоже вскорости пойдем туда спеть им песню на счастье.

– Очень вам благодарна, - сказала миссис Ибрайт.

– Но мы пойдем напрямик, через заросли, а вам в длинном платье нельзя, так вы уж нас не ждите.

– Хорошо. Ты готова, Олли?

– Да, мэм. А вон, глядите, и окошечко светится. Это у вашей племянницы. Вот так пойдем на огонек и с дороги не собьемся.

Она указала на тусклое пятнышко света в низине, на которое еще раньше указывал Фейруэй, и обе женщины стали спускаться с кургана.

ГЛАВА IV ОСТАНОВКА НА БОЛЬШОЙ ДОРОГЕ