Возвращение Одиссея. Будни тайной войны

– И... что дальше?

– Да ничего. Хорошего. В любом случае, независимо от результатов расследования, человек может поставить крест. И на карьере своей, и вообще... на работе в органах. Плюс еще шлейф потом потянется. Замаранная репутация, позор. Вот поэтому на сей случай был придуман второй вариант.

– Какой?

– Подозреваемому предлагают на время расследования добровольно... подчеркиваю, добровольно согласиться на временное ограничение свободы. Для этого где-то под Москвой, недалеко, существует специальный объект... официально называемый профилакторий... а иными словами, на самом деле самый настоящий изолятор временного содержания. С полиграфом и прочим арсеналом всяких разных... сопутствующих средств. То есть, по сути, как вы понимаете, та же тюрьма, только с несколько иными условиями и режимом и, самое главное, повторяю еще раз, добровольная.

– И ради чего люди соглашаются на такой вариант?

– Ради того, что им взамен обещают полную конфиденциальность их этого временного ареста. Никакой огласки. И в случае, если будет установлена их невиновность... не подтвердятся возникшие подозрения и... так далее, они смогут впоследствии тихо и спокойно вернуться к исполнению своих прежних обязанностей. Я думаю, Минаеву тоже был предложен именно этот вариант, и он, скорее всего, почти на сто процентов, согласился.

– Понятно.

– Что именно?

– То, что вы только что сказали.

– А-а, – протянул Михаил Альбертович. – А я думал, другое.

– То есть? – удивленно поднял вверх брови его интервьюер.

– То, о чем я вам говорил в самом начале. О том, что партия-то продолжается. И к ней уже подключились... новые игроки. С той стороны. Надо что-то делать дальше. Как-то подкреплять... развивать. Нужны новые ходы. Иначе ведь неизбежно... рано или поздно... они начнут подбираться ко мне. Вы понимаете это, Джефф?

– Майкл... – снова скривил физиономию Джефф, – ну я же вам тоже уже сказал и готов повторить еще раз. Ходы будут. И сильные ходы. Поверьте. Я так полагаю... изолятором вашему Минаеву вряд ли удастся отделаться. Как бы не пришлось перебираться за более крепкую решетку.

Бутко, после некоторой паузы, немного саркастично посмотрел на своего визави:

– Ну-ну.

– Послушайте, дружище... – визави решительным жестом приостановил волну предполагаемого дальнейшего скепсиса, – я вам не могу пока говорить всего... вы должны меня правильно понять... тем более что я и сам, кстати, многого не знаю. Но... в самых общих чертах... речь идет о следующем. Изучая предыдущую бурную деятельность нашего... приятеля... везде, где он так или иначе наследил... нам удалось найти кое-какие интересные зацепки. Все они сейчас интенсивно прорабатываются. Причем одна линия уже практически выстроена полностью. Проводятся соответствующие мероприятия. Поэтому... я уже могу сообщить вам некоторые детали. Итак... как вы знаете, этот ваш Минаев... то есть не ваш, конечно, вы понимаете... одно время, лет десять-восемь назад, возглавлял резидентуру в Конакри, в Гвинее. Там у него, как у резидента, на личной связи был один ценный агентишка, из местных. Министр природных ресурсов. Завербован он, правда, был не им, а еще раньше. В конце восьмидесятых. Тогда этот фрукт возглавлял бокситодобывающий комплекс – самое крупное госпредприятие, который, кстати, вы им построили... я имею в виду русские. Советский Союз. У них, у этих... лоботрясов, почти вся экономика на бокситах держится, поэтому неудивительно, что он... агент этот... потом сразу, прямым ходом, прыгнул в министерское кресло. Естественно, не без помощи своих кураторов. Ну а там, на новом месте, стал уже вовсю политическую информацию сливать, зачем, собственно, его и вербовали. Ну и... в конечном итоге где-то, как-то, на чем-то прокололся. Засветился. Самонадеянность подвела, как обычно в таких ситуациях бывает. История получила огласку. Назревал скандал. Раньше-то, конечно, это дело как-нибудь бы да замяли, по-тихому. Выкрутился бы. Но времена-то изменились. Советского Союза больше нет. Кредитов нет. Безвозмездной помощи нет. Ну его и прижали как следует. Политическая конкуренция, борьба кланов... трайболизм. На горизонте замаячила перспектива громкого судебного процесса. А он ведь еще и деньжат за свою непорочную госслужбу на бокситах этих намыл, дай бог каждому. Собственность, ценные бумаги. И все под угрозой ареста. Что же делать? Друзья его... бывшие, как-то сразу все... отстранились. Понятное дело, самим надо отмываться. У Минаева к тому же в это время еще и срок пребывания закончился. Одним словом, начал наш министр метаться. Защиты искать. Поддержки. А он ведь к тому времени, помимо всего прочего, умудрился еще тихой сапой открыть, в своей бокситной вотчине, несколько частных предприятий со смешанным капиталом. В основном, разумеется, как вы понимаете, нашим. Американским. Вот он к нам и кинулся. Помогите, мол. Пропадаю. Ну, подумали-подумали. Жалко вроде паренька. Помогли, чем смогли. Отмазался. Тогда у нас, в Гвинее этой, позиции уже сильные были.

– Извините, Джефф. Но я что-то не совсем понимаю, при чем тут, собственно...

– Объясняю. То, что я рассказал, это все подоплека. А суть в следующем. Сейчас этот деятель... министр бывший, уже почтенный дедушка, от дел мирно отошел, всё передал детишкам, живет потихоньку на своей уютной вилле, на берегу океана. Правда, не в Гвинее, а чуть по соседству – на островах Зеленого Мыса. Так, на всякий случай, от греха подальше. Делать ему сейчас нечего. Бояться особо вроде бы тоже. Со стороны своих бывших русских друзей. Вот и решил он на старости лет мемуарами заняться. Интервью стал давать. За последний месяц целым трем различным изданиям. И то в одном из них какое-нибудь любопытное... откровение проскочит, то в другом. И вот один репортер... с его любимой родины... честный такой парень, правдолюбец... настойчивый... решил поглубже копнуть. Провести, так сказать, журналистское расследование. Провел. И выяснил много любопытных вещей. В том числе то, что один советский разведчик, в начале девяностых работавший в стране под личиной дипломата, с которым у министра этого были в свое время негласные контакты, помимо всего прочего, имел также еще и немалую тайную долю в личном бизнесе своего агента. В том бизнесе, который тот вел... с кем?.. правильно, с американскими компаниями, представители которых, как всем уж давно известно, занимаются в странах третьего мира не только бизнесом, а в первую очередь... чем? Дальше можете тоже не продолжать. И все это, заметьте, не просто слова... признание какого-то старого маразматика. Наш дотошный журналист нашел еще и подтверждающие документы. Которые ой как много могут порассказать о денежных интересах бывшего гвинейского резидента российской разведки в предприятиях, созданных на американские деньги, то есть на деньги не кого-нибудь, а... так называемого главного противника. Вот так.

– Хм. Интересно.

– Очень интересно. Очень. Ну вот, а вы говорите. Нет, мы не сидим на месте. Работаем, работаем. Еще раз хочу повторить, поверьте, Майкл, ваша защищенность, ваша безопасность для нас не пустая формальность, а вопрос самой первостепенной важности. – Автор предыдущего вдохновенного монолога взглядом искушенного психотерапевта, с доброй улыбкой посмотрел на объект своего воздействия. – Ну что, я хоть немножко вас все-таки успокоил?

Издав немного нечленораздельное мычание, объект в конечном итоге признал:

– Успокоил.

– Ну, вот и отлично, – еще шире улыбнулся психотерапевт. – За это можно еще по глоточку. Я смотрю, у вас уже пусто. Повторим? – Уловив одобрительный ответный кивок, он уточнил: – «Кэнэдиэн Мист»?

– Лучше... «Джек Дэниэлс».

– Правильное решение, – одобрил сделанный выбор Джефф и быстренько повторил процедуру наполнения бокалов. – Ну что ж, я думаю, о Минаеве пока хватит. Теперь... давайте поговорим... непосредственно о вас. Вы вернулись в Париж, Майкл... в каком качестве?

– В прежнем. Заместителем резидента.

Физиономия хозяина дома разочарованно вытянулась:

– А... те разговоры, которые шли в последнее время? Чтобы вас на место резидента. Он ведь, вы говорили, последнее время сам вам на это намекал.

– А разговоры эти... остались разговорами.

– Почему?

– Во-первых, в Центре, в управлении, все начальство сейчас обозленное донельзя.

– На кого?

– На меня, на Иванова. Да на всех резидентурских. На весь белый свет. Им же всем тоже досталось по первое число. А они, в свою очередь, на нас отыгрываются. Куда, мол, смотрели? Все время рядом были и не заметили? Как так? А руководство сверху между тем, пользуясь случаем, начинает вовсю в отдел своих людей проталкивать. Ну вот... одним словом, короче говоря... здесь теперь будет новый резидент. Вернее, уже есть. И... не ваш покорный слуга.

– И... кто же он?

– Да... пока непонятно. Темная лошадка. Скорей всего, похоже... кто-то, как мы говорим, из блатных.

– Из блатных?

– Ну да. То есть тот, кто назначен по протекции.

– И откуда же он?

– Пришел из академии. С преподавательской должности.

– А до того?

– Сведения противоречивые. Сам пока молчит, не откровенничает.

– А у вас с ним как отношения?

– Да пока никак. Нейтральные.

– А впечатление какое производит?

– Непростой паренек. Въедливый, дотошный. Скрытный. Сам себе на уме. Глаза умные. С этим будет посложней, чем с Минаевым. Он, кстати, мне кажется, хочет меня отсюда потихоньку сплавить.

– Зачем?

– Вполне очевидно. Чтобы на мое место своего человека поставить. Между прочим, через год в Румынии у резидента срок заканчивается.

– И?..

– Так вот он мне, когда сюда летели, все уши прожужжал. Мол, если бы я захотел, то он бы смог посодействовать. Словечко замолвить.

– В Румынию, – протянул Джефф, и по тону его голоса можно было легко догадаться о том, как он относится к подобной перспективе роста для своего агента.

– Да. В отделе мне, кстати, тоже об этом так... слегка намекнули. Может быть, даже с его подачи.

– А... больше вам там ни на что не намекали? Насчет других каких-нибудь вариантов?

– На счет других? – усмехнулся Бутко. – Намекали. Правда... в другом месте.

– То есть?

– Ну, это уже не в моем отделе. И даже в другом управлении.

– А в каком?

– Да какая разница. Меня это в любом случае не устраивает.

– Почему?

– Ну... не устраивает, и все. По совокупности причин.

Джефф с задумчивым видом поболтал лед в своем стакане.

– А... что это за место?