Возвращение пираньи

Дальнейшее было рутинной процедурой — Кацуба поочередно поднимал за шиворот лежащих, в темпе обыскивал, толкал к корме, где они тесно сбивались в вонявшую кислым испуганным потом кучку. Мазур даже не заметил, когда рядом появилась Ольга — пальцы на чеке свело от напряжения. Присоединив к компании рулевого, Кацуба тряхнул Мазура за плечо:

— Все, швыряй…

Как следует размахнувшись, Мазур запустил гранату далеко за борт, в сторону от лодки. Вскоре грохнуло, взлетел пенный столб, взметнулся какой-то непонятный мусор — темные спутанные комки, длинные стебли. Люди на корме присели, закрывая головы.

— Ну, и что дальше? — спросил Мазур чуть растерянно, держа гоп-компанию под пистолетом.

Ольга прошла под надстройку, выволокла целую охапку карабинов и помповушек. Перенюхала все дула, удовлетворенно кивнула. Выстрелила вверх из четырех, сноровисто работая затворами, выбросила стреляные гильзы — все это у нее получалось удивительно быстро и ловко. Сравнила с теми, что лежали у нее в кармане, продемонстрировала парочку Мазуру:

— Видишь?

— Что тут непонятного… — проворчал он. — Вот эта парочка — из одного ствола, и эта… Дальше можно не проверять, и так ясно…

Усатый, старательно сцепив на затылке руки, что-то громко забурчал, с каждой новой фразой повышая голос.

— Клиент малость оклемался, — прокомментировал Кацуба. — Начал вспоминать о гарантированных конституцией демократических свободах — адвокатах, ордерах на арест, уликах… Стволы эти он на берегу нашел, плыл себе, а они кучей лежали…

Ольга заговорила — чеканя слова, с легкой брезгливостью, усатый сразу притих, обмяк.

— Ага, — шептал Кацуба. — Уверяет, что наш индейский следопыт прекрасно запомнил следы тех, кто жег селеньице, сейчас мы его позовем, и он вмиг опознает подошвы… На пушку берет девочка, но, похоже, угодила в точку, вон как поникли… Так, теперь он говорит, что в конце-то концов белые люди всегда смогут договориться, не стоит так сердиться из-за каких-то барбарос, которые и не люди вовсе, опять про адвоката затянул…

Не похоже было, чтобы Ольга раздумывала. Она крикнула что-то, перегнувшись через борт, — и на катер перебрался Бокаси, с ходу уставившийся на пленных так, что они сбились потеснее.

Ольга заговорила — с расстановкой, почти весело, Бокаси вдруг осклабился, взял «гаранд» на изготовку.

— Ничего себе дела… — шепнул Кацуба. — Она им дает выбор — будет считать до двадцати, и только потом наш Чингачгук откроет пальбу. Кто успеет доплыть до того берега и смыться в чащу — пусть считает, что ему повезло.

Мазур дернулся, хотел схватить ее за рукав, что-то сказать — и остался на месте. Вспомнил покойника, бледные края жуткой раны. Подумал, что в селении, конечно же, были женщины и дети. Были.

И остался стоять, сжав зубы. Жалость и слабые проблески гуманизма куда-то моментально улетучились. В душе остался мерзкий осадок, но препятствовать, вмешиваться, что-то доказывать он попросту не мог. Может и открутиться усатый — адвокаты, связи, денежки, казуистика судебного процесса… Да и нет у них ни времени, ни возможностей, ни желания волочь эту банду вкупе с орудиями преступления до ближайшего полицейского участка, который располагается где-то в паре сотен километров…

— Уно! — звонко крикнула Ольга, подняв указательный палец.

Череда шумных всплесков — это негодяи, опережая друг друга, прямо-таки посыпались за борт, отчаянно загребая, вспенивая воду, кинулись к противоположному берегу. Бокаси стоял, как статуя, скосив глаза на Ольгу.

— Фуэго!

Ствол «гаранда» описал короткую дугу. Сухо застучали выстрелы, карабин работал размеренно, как швейная машинка. Над медленной коричневатой водой не плеснуло ни одного фонтанчика — все до одной пули попадали в цель, головы и плечи поочередно исчезали под водой. Крики, вопли, хриплый рев…

Мазур стоял, уткнувшись взглядом в кривую сосну на том берегу. Понемногу стихли крики, прекратились всплески, стукнул последний выстрел, и наступила тишина.

Ольга отошла, уронив руки, остановилась у борта. Почувствовав тычок локтем под бок, Мазур подошел к ней, обнял и прижал спиной к себе.

— Доведись все переиграть, я бы то же самое сделала, — сказала она тихо. — Закон — отличная вещь, только он частенько опаздывает или дает сбой…

Страшненькой эта философия выглядела бы лишь в глазах мирного обывателя, который не умел снимать часовых без единого звука и в жизни не нажимал на спуск, когда ствол направлен на противника. Мазур не собирался ни морализировать, ни лезть со своим уставом в чужой монастырь — он эту шалую девчонку попросту любил. И обязан был помнить, что они в двух шагах от цели — а у всякой операции, как известно, есть конец…

То, что он боялся облечь в четкие формулировки, наполняло душу опустошающим холодом.

Ольга пошевелилась, высвободилась:

— Нужно убираться. — Подошла к борту, внимательно прислушалась.

Ни плеска. Вряд ли кто-то сохранил самообладание настолько, чтобы задержать дыхание, проплыть подальше под водой и спастись.

Кацуба, сваливавший в кучу трофейное оружие, продекламировал:

— Стоит могила, незнамо чья, но очень мило, что не моя…

Глава четырнадцатая Вдоль анаконды

Как и следовало ожидать, озеро было не таким уж обширным, очертаниями в точности повторявшее спутниковые фотографии. До настоящего паводка, неминуемо исказившего бы контуры, вздувшего воду до деревьев, еще далеко. С того места, где они засели, ровное зеркало спокойной воды казалось грязно-серым — приблизительно такого же цвета была и большая надувная лодка, пухло-овальная, привязанная к короткому металлическому штырю. Лес подступал к тому месту почти вплотную. Люди могут замаскироваться в чаще искусно и незаметно, можно спрятать палатку, даже блиндаж — но вот спущенную на воду лодку укрыть невозможно, нет краски, сделавшей бы ее совершенно невидимой…

— Буек, — сказал Кацуба. — Во-он, видишь? — передал Мазуру бинокль. — Приблизительно на двенадцать двадцать пять от лодки…

— Ага, — кивнул Мазур.

Шар размером с футбольный мяч, того же грязно-серого цвета, лежал на воде почти неподвижно.

— Магнитометры?

— Ну а что же еще? — сказал Мазур. — Аппаратура нынче отличная, сама вычертит и рельеф дна, и контуры утонувшего предмета. Мне доводилось работать с приборами, которые сквозь толстый слой ила не просто фиксировали каждую отдельную монетку — давали ее размеры, массу и состав металла. Вряд ли у них приборы хуже. Раз поставили буи, значит, уже нашли. И если он еще плавает, значит, не ныряли…

Они прятались за деревьями на вершине то ли высокого холма, то ли невысокой горушки — озеро располагалось в тесном кольце подобных, напоминая тусклую монету на дне неглубокой чашки.

— Будем прикидывать, — сказал Мазур. — Пока мы видели только двоих. Как ты на их месте распределил бы людей?

— Стандартно, — сказал Кацуба. — В данных условиях не место любой творческой фантазии. В лодке, конечно, будут двое — аквалангист и его подстраховка. Один затаился на верхотуре, чтобы держать под контролем как можно больший сектор пространства — примерно во-он там, левее от вершины, где проплешина и кривая сосна. С хорошей снайперской винтовочкой и прочими игрушками. Второй где-то пониже, на плоскости, чтобы при нужде прикрыть лодку огнем.