Возвращение скипетра
Шрифт:
"Я так не думаю", - сказал Орталис. "Его семья долгое время отдавала королей Аворниса. Были бы неприятности — большие неприятности, — если бы я его убрал. Даже у моего старика никогда не хватало смелости сделать это ".
Он заставил Голос вернуться назад. Он никогда не понимал, каким редким достижением это было. "Хорошо", - неохотно сказал он. "Хорошо. Если ты должен быть мягким, то, я полагаю, ты должен. Я думал, тебе понравилось бы убивать, но если нет, то нет. Тем не менее, тебе было бы лучше отправить его в Лабиринт вместе с Грасом."
"Может быть", - сказал Орталис, ни на минуту не веря в это. Ланиус во дворце
Голос тяжело вздохнул. Пейзаж из сна вокруг Орталиса вернулся к тому, каким он был, — но недостаточно далеко назад. И голос не вернулся к своему обычному ровному звучанию, когда он сказал: "Я полагаю, нам просто нужно надеяться на лучшее — но, о, какой же ты беспомощный дурак!"
Орталис проснулся, вздрогнув, с вытаращенными глазами, с колотящимся сердцем, в холодном поту по всему телу. Его отец просыпался подобным образом — просто так — много раз. То же самое сделал его шурин. Любой из них мог бы точно сказать Орталису, почему он чувствовал то, что делал, с чем — или, скорее, с кем — он столкнулся. Они могли бы, да, но он отослал одного и отдалил другого. Он должен был попытаться разобраться во всем самостоятельно — но он, в отличие от Ланиуса, никогда не был особенно хорош в выяснении отношений.
Лимоза зашевелилась рядом с ним. "В чем дело?" спросила она глухо.
"Это ничего. Иди обратно спать. Прости, что побеспокоил тебя", - ответил Орталис. "Мне– мне приснился плохой сон, вот и все".
Это было еще не все, и он знал это. Чего он не знал, так это того, сколько раз его отец говорил его матери то же самое, и сколько раз его шурин говорил своей сестре. Он также не знал, что они лгали каждый раз. Он знал, и знал очень хорошо, что он лгал сейчас.
"Бедняжка", - пробормотала Лимоза, затем снова захрапела.
Орталис долго, очень долго лежал без сна. В конце концов, он тоже снова заснул — маленькое чудо, хотя он и не знал этого. Что он знал, когда проснулся, так это то, что мир вокруг него выглядел лучше, чем в течение некоторого времени. Теперь у него были менее яркие воспоминания о стране его снов.
Он выпил несколько чаш вина за завтраком — как он думал, для подкрепления сил. Лимоса лучезарно улыбнулась ему. Он отвернулся. Ему не хотелось, чтобы на него улыбались, не этим утром. После того, как он поднял Скипетр Милосердия, после того, как он держал его в руке, после того, как он показал Ланиусу и его отцу (хотя его отца там не было, чтобы увидеть это)… И после того, как я покажу Голос, подумал он. Голос, в конце концов, нашел его несовершенно замечательным. Следовательно, он тоже счел его несовершенно замечательным и очень нуждающимся в демонстрации.
Его последователи — он никогда бы не подумал, не говоря уже о том, чтобы произнести, такую вульгарность, как приспешники, — были среди офицеров, собравшихся вокруг Скипетра. Все они выглядели уверенными. И тут появился Ланиус. Орталис подумал, не следует ли ему приказать Серину, Гигису и остальным его — его последователям — отправить Ланиуса в монастырь после того, как Скипетр перейдет к нему. Возможно, Голосу в конце концов пришла
в голову не такая уж плохая идея."Что ж, - беспечно сказал Орталис, - давайте покончим с этим". Больше никто даже не улыбнулся. Другие люди относились к этому ... к этому фолдеролу гораздо серьезнее, чем он. Все это было глупостью и пустой тратой времени. Орталис знал это. Если бы его мрачные подданные этого не знали, он показал бы им
…
Он положил правую руку на Скипетр Милосердия. Под его ладонью он ощущался как обычный металл — холодный и твердый, но быстро нагревающийся от его прикосновения. Он поднял — или, скорее, попытался поднять. Скипетр мог бы выдержать вес всего мира. Орталис попытался поднять снова — и, кряхтя от усилий, снова потерпел неудачу. Как он ни напрягался, Скипетр Милосердия не поддавался.
"Оно его не примет", - сказал офицер — один из его людей — несмотря на то, что он напрягся. Все гвардейцы, даже Серинус и Гигис, повернулись к Ланиусу и низко поклонились. "Ваше величество!" - хором воскликнули они.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Ланиус был коронован, когда был еще маленьким мальчиком. Теперь, наконец, он действительно был королем Аворниса. Никто не мог указывать ему, что делать, и не было соперничающих кандидатов. Орталис устранил двух последних, хотя намеревался уничтожить только одного.
"Ваше величество!" Офицеры, не теряя времени, приветствовали его. Серинус, который был самым сильным у Орталиса, поклонился почти вдвое. "Чем мы можем служить вам, ваше величество?"
"Я думаю, тебе лучше связаться с моим шурином", - неохотно сказал Ланиус. Они связались, не без потасовки. Ланиус ошеломленно посмотрел на своего шурина. "Что мне с тобой делать?" - спросил Шурин.
Ответ Орталиса был красочным, но не совсем уместным. Даже некоторые гвардейцы, которые использовали непристойности, как плохой повар использует соль — слишком много и даже не задумываясь об этом, — казались впечатленными. Ланиус знал, что слышал слова и комбинации, с которыми никогда раньше не сталкивался. Он попытался вспомнить некоторые из лучших на случай, если они ему когда-нибудь понадобятся.
Когда Орталис наконец иссяк — на это ушло некоторое время, — Ланиус сказал: "Я знаю, что кажется подходящим. Я собираюсь отправить тебя в монастырь, точно так же, как ты отправил туда своего отца".
Он быстро обнаружил, что Орталис не израсходовал свой запас сквернословия. Ланиус удивился, что стол и другие приборы в комнате Скипетра не загорелись. "И твоего вонючего коня тоже!" Орталис взревел.
"Этого будет достаточно", - сказал Ланиус. "Отведи его в спальню и запри там".
"Да, ваше величество", - сказали офицеры гвардии, и они так и сделали. Ланиус следил за тем, чтобы люди, в верности которых он был уверен, превосходили численностью офицеров, которые заискивали перед Орталисом в течение последних нескольких месяцев. Он не хотел, чтобы его шурин тайком покинул дворец, город Аворнис, чтобы тот мог причинить еще больше неприятностей.
Пару минут спустя со стороны спальни донеслись женские крики. Ланиус вздохнул. Лимоза, должно быть, обнаружила, что у ее мужа было то, что Ланиус считал самым коротким правлением в истории Аворниса. Он вспомнил, что когда-то был архипреосвященный, который умер от радости, узнав о своем повышении, но ни один король никогда не правил всего несколько дней.