Возвращение Скорпиона

— Большое спасибо! — спохватился я.

Она вздохнула:

— Большое пожалуйста. Но учтите, что эту вашу благодарность я расцениваю лишь как аванс.

— Замётано, — подтвердил я. — Именно так и расценивайте. — А она томно прощебетала:

— Ну ладно уж, ждите своего звонка. Спокойной вам ночи!

— И вам наипреспокойнейшей! — залился было соловьем я, но в ухе уже звучало тоненькое "пи-пи-пи".

Я покачал головой. М-да-а, судя по всему, вы, Татьяна Николаевна, далеко не такая дура, какой кажетесь поначалу…

Да судя по всему, вы, Татьяна Николаевна, вообще далеко не дура.

Глава восемнадцатая

И я наконец дождался!

Дождался того самого звонка, который мне был нужен.

Тигриными прыжками прискакав из кухни и не успев еще как следует прожевать то, чем только что набил там рот, я схватил трубку и промычал:

— Аоыхмло!

— Чего?.. — Собеседник явно был озадачен.

Тьфу! Я судорожными толчками, как анаконда, сглотнул и уже почти по-человечески повторил:

— Алло!

— Это я, — сообщил он.

Я кивнул:

— Ага. Ну?

— О" кей, внимай. В Москве ее нет.

Я удивился:

— Что значит — нет?! А была?

— Была. Но с полгода назад уехала.

— Погоди, а муж?

Теперь, похоже, удивился он.

— Какой муж?

— Что значит — какой? — рассердился я. — У нее мог быть муж.

— Отвали. Про мужа мне не известно. И соседям тоже…

Я перебил:

— Э, да ты чё, опрашивал соседей?

— А хрена ж? — хмыкнул он. — Раздобыть адрес — вот была проблема. А смотаться туда-сюда — фигня. (Вообще-то он сказал не "фигня".)

Я покачал головой:

— Ну, ты даешь. Ладно, и что соседи?

Трубка попросила:

— Подожди, закурю… Ага, есть. Так вот, ни о каком муже соседи не знают. Правда, в этой квартире она жила последние два года, а где до того…

— Где до того, наверное, не важно, — сказал я. — А дочь-то? Хоть дочь у нее, надеюсь, была?

— Дочь была, не дёргайся.

— И не собираюсь! Сколько лет?

— Восемнадцать-девятнадцать. Короче, около двадцати.

— Опиши, — потребовал я.

— Офонарел? — рыкнул он. — Я завалил к соседям как троюродный брат хозяйки. Приехал, говорю, с Дальнего Востока, сестру и племянницу повидать, а никто не открывает. Не, ну спросил, конечно, как живут, как Лиза… Ты же сказал, девчонку Лизой зовут?

— Лизой, — буркнул я. — А то, что студентка и спортсменка, доложили?

— Доложили. Хорошенькая, говорят, прямо куколка. И стройненькая, и красивенькая, и волосики светленькие, длинные-длинные…

— Э-э-э, ты чё! С печки упал?

Он рассмеялся:

— Да это ж я бабки соседской слова повторяю. Ну, в общем-то, и всё… Ах да, чуть не забыл, квартиру не сдали, стоит закрытая, соседи присматривают, за это им заплатили. Вот теперь всё.

— А куда уехали, соседи не знают?

— Не знают.

— А ты?

— И я тоже.

— А не узнаешь?

Он помолчал. Потом вежливо поинтересовался:

— А пятки тебе по телефону не почесать? (Вообще-то он сказал не "пятки".)

Я улыбнулся:

— По телефону не стоит. Лучше как-нибудь при личной встрече.

Он шепотом обматерил меня, но от таких мелочей я не тушуюсь.

— Не, в натуре. Ну что тебе стоит завернуть в институт и снова с понтом дядюшка с Камчатки разнюхать, куда переехала племянница? Навряд ли она бросила учебу совсем. Может, взяла академ или перевелась на заочное? В деканате должны знать…

Приблизительно с полминуты я внимал тишине вечности. Наконец собеседник неохотно проворчал:

— Ладно, побирушка. Ладно, узнаю, хрен с тобой. (Вообще-то он сказал не "хрен".)

— Зашибись! — повеселел я. — И фотографию заодно достань, а я завтра позвоню.

По-моему, он едва ли не плюнул в трубку или же плюнул едва ли не в трубку, я точно не понял.

— Тормозни, змей! У меня что, своих дел нет?

Я не настаивал.

— Как скажешь. Тогда — послезавтра? Но время-то поджимает.

— Репей, — устало вздохнул он. — Ладно, давай завтра в это же время.

— Давай-давай, — радостно пропел я. — Приказ начальника — закон для подчиненных! Ну всё? Пока!

Однако он, похоже, прощаться не спешил. Он еще помолчал-помолчал, а потом вдруг ляпнул такое, что у меня едва ли не все волосы встали дыбом.

— Слышь? — тихо сказал он. — А ты, часом, там не сокровища ищешь?

У меня отвалилась сначала нижняя, а потом и верхняя челюсть.

— Чево-о-о?!

— Ничего! — отрезал он. — Мне-то лапшу не вешай. К тому же… — И басом: — "Ты же знаешь, Доцент, что я завязал?"

— "Ну, знаю…" — робко пробормотал я.

— "А я говорил, что если придешь — с лестницы спущу?"

Решив подыграть еще малость, я в то же время лихорадочно пытался собрать совершенно разбежавшиеся по сторонам мысли в кучку.

— "Н-ну-у, говорил…" Послушай, но с чего ты взял?..

— Ни с чего! — огрызнулся он. — Я, по-твоему, кто? Дурачок безмозглый? Прошлым летом замочили Серого, так?

— Ну-у, так.

— И почти сразу же — Бригадира. Да?

— Ну-у, да.

— А кто из наших полмесяца на югах ошивался?

— Ну-у, я…

— "Ну-у, я"! — передразнил он.

Я вспотел.

— Но погоди, при чем здесь…

Он усмехнулся:

— Слышь, мне эти ваши взаимозачеты по барабану, и я молчу как рыба, хотя и как только услышал, всё просек.

— Но…

— Но коли ты там опять ползаешь, выходит, с этой пакостью еще не утряслось?

Я наконец вроде бы взял себя в руки и даже деланно рассмеялся:

— Да с какой пакостью?

Он помрачнел:

— Ладно, хочешь играться дальше — играйся. Камни эти и тебя до добра не доведут. Найдется и на тебя проруха. Помнишь — "не говори, что умён, не говори, что силён"? А я ведь знаю…

— Хорэ! — взбеленился я. — Тоже мне, нашлась совесть нации! Знаешь — и знай! А заодно покрепче держи язык за зубами!